Я покорю Манхэттен

– Значит, вы с ней меня обсуждали?

– Естественно. Не в характере Мэкси было бы хранить благоразумное молчание, когда брат влюбился в ее лучшую подругу.

– Ну и что она думает?

– Думает, что мне самому надо принять решение.

– Ничего себе «лучшая подруга», – бросила Инди с горечью. – Не бери трубку, – попросила она Тоби, вздрогнув от резкого телефонного звонка.

– Но это может быть один из моих управляющих, – вздохнул Тоби. Ресторанный бизнес, увы, не знает она. И он поднял трубку стоявшего на ночном столике телефона, подержал около уха и тут же сердито и резко опустил.

– Не он? – встревожилась Инди.

– Боюсь, что нет, дорогая. Это снова твой «самый большой поклонник». Уму непостижимо! Телефон не значится в справочнике, и к тому же я только в прошлом месяце поменял номер.

– О, Тоби! Мне так неприятно. Но это сумасшедший, поверь. Он пишет мне трижды в неделю и звонит по междугородному. Секретарша всегда отвечает, что я занята. Прости его, такова цена славы.

Выключив телефон, Тоби повернулся к Инди.

– Послушай, любовь моя, ты действительно обладаешь завидной способностью прятаться от реальности, – продолжил он прерванный звонком разговор. – Давай взглянем равде в лицо. Я слепой, и не будем притворяться.

– Ничего ты не слепой, – упрямо возразила Инди. – Кое-что ты можешь видеть. Ты ведь сам говорил мне, что поле зрения у тебя менее пяти градусов. Это же все-таки кое-что.

– Ничего себе «кое-что», если нормальная величина – сто сорок градусов в каждом глазу. А мои пять складываются из кусочков, один тут, другой там, которые еще остались в сетчатке». Она вся иссечена, ее нет. То, что я вижу, еще не темнота, но мерцание, реальность, которая то исчезает, то возникает вновь, реальность, не имеющая ни цвета, ни границ, ни постоянства. И ведь будет еще хуже, во всяком случае, не лучше. И никакой надежды, никакого избавления.

– Но ты прошел специальный курс в «Сент-Поле»! Ты многому там научился. И конечно, многому еще до того, когда ты видел лучше… ведь целых двадцать пять лет ты видел! Ты сам мне говорил, что у тебя осталась масса всяких опознавательных знаков и тысячи воспоминаний, которые помогают тебе воссоздавать картину и распознавать окружающее. Это ведь не то же самое, что родиться слепым. И потом, какое значение имеют все эти градусы, когда ты можешь вести себя как зрячий? Когда ты можешь работать! Какое все это имеет отношение к нам обоим? Что с того, что ты меня не видел? Зато когда я состарюсь, покроюсь морщинами и потеряю свою привлекательность, тебе не придется страдать. Ты же любишь меня не за мою красоту. Понимаешь ли ты, как это мне важно? Ведь, кроме Мэкси, ты единственный на свете человек, чьи чувства не вызваны только моей внешностью. Ты – единственный, кому я могу по-настоящему верить, кому я нравлюсь как женщина, а не как актриса. Ну что, разве это не уникально? Скажи, я ведь права?

– Права-то права, но до известного предела. Вряд ли я могу считать справедливым, что тебе приходится влезать в мои проблемы.

– «Справедливым»? о чем ты говоришь, когда вон оно, счастье, сейчас, сию минуту, счастье, которое никому не причиняет вреда, – протяни руку и бери! – воскликнула Инди дрожащим голосом.

– О, до чего ты умеешь все упрощать, сладкая ты моя Инди! Пусть не во всем совершенная, ты мне еще дороже такая, какая ты есть. Как же я могу позволить тебе связать свою судьбу с человеком, как я, страдающим таким физическим недостатком? Потому что – это именно недостаток, что бы ты ни говорила, даже будучи сейчас действительно убежденной, что он тебе во благо. Откуда тебе знать, что сулит нам будущее и как долго я смогу делать тебя счастливой.

– Я знаю, что ты тот, кого я хочу, – ответила Инди с твердостью, выдававшей ее уверенность. – И я также знаю, что своего мнения не изменю.

– А что, позволь мне узнать, думает по сему поводу доктор Флоренс Флоршайм?

– Не уходи от разговора.

– Что-то же она сказала, пусть не как психоаналитик, а просто как женщина.

– Да, что не рекомендуется во время прохождения курса принимать кардинальные решения. Не нельзя, а всего лишь не рекомендуется.

– И все?

– Я передаю дословно.

– Думаю, она права.

– Чепуха! – выкрикнула Инди, в бессильной ярости обрушивая град ударов на обнаженную грудь Тоби. – Так я и знала, что ты это скажешь. Вечно ее высмеивал, а теперь, когда тебе выгодно, берешь в союзники!

– Но из того, что она твой психотерапевт, еще не следует, что она обязательно не права. Ну-ка, ну-ка… что мы видим… бедная моя крошка, у тебя в уголке глаза появляется первая морщинка! На экране ее, вероятно, не увидят еще пару лет, а может, и все пять. Но тогда тебе придется больше никогда не улыбаться. Дай я ее поцелую – и все пройдет.

– Знаешь, Тоби, кто ты? Первоклассный садист. И еще одну вещь я тебе скажу. Сегодня я в первый раз убедилась: ты и Мэкси действительно брат и сестра…

В то утро, когда Каттер должен был встречаться с метром Уайлдером, Лили позвонил Чарли Соломон, сообщивший, что ждет ее в суде, где благодаря своим связям ему удалось добиться рассмотрения дела Джастина сразу же после прихода судьи.

– Позволь мне сопровождать тебя, дорогая. Я позвоню и отменю сегодняшнюю встречу.

– Не надо. Мне кажется, этого делать не следует, – возразила Лили. – Конечно, мне было бы приятно видеть тебя рядом, но ради Джастина, наверное, все-таки лучше, если мы не будем придавать этому… рутинному… делу чересчур большого значения. Я обещала позвонить с утра Мэкси. Вот я и возьму ее с собой.

– Мэкси? Для моральной поддержки?

– Ну ты же знаешь, как они близки друг другу.

– Хорошо, Лили. Если ты уверена, что мне не стоит…

– Да, так будет лучше. Я сразу же позвоню тебе, как только вернусь из суда.

По пути в центр Лили заехала за Мэкси. У входа в суд их встретили Чарли Соломон и двое его молодых коллег, которых он решил прихватить с собой. Когда в зал ввели Джастина в наручниках, Лили вцепилась Мэкси в руку и опустила глаза: не дай бог, чтобы он заметил, что она видела его в наручниках. Мэкси отметила про себя его воинственно-упрямый вид: брат выглядел точно так же, как и раньше, словно с ним за это время ничего не случилось. Тот же агрессивный наклон головы, та же угрожающая поза. Правда, он слегка прихрамывает, а под глазами синяки, их не скроет никакая воинственность, на лбу и подбородке ссадины – следы, оставленные кастетами полицейских сыщиков; прямые белокурые волосы местами спутаны. На мгновение взгляды Мэкси и Джастина встретились. По привычке она задорно подмигнула и невольно улыбнулась, как бы припомнив какую-то известную лишь им двоим шутку, но Джастин тут же отвел глаза, никак не отреагировав.

– Обвиняемый, Ваша честь, человек весьма опасный, – обратился помощник окружного прокурора к судье. – Двое полицейских детективов обнаружили в его квартире три кило кокаина, а он, тем не менее, оказал сопротивление при аресте. Если будет доказано, что эти наркотики предназначались для дальнейшего распространения, то подсудимому грозит не один год заключения. При подобных обстоятельствах вполне логично ожидать, что, будучи отпущенным под залог, он предпочтет скрыться из страны, а не ждать суда. Сумма залога, по мнению федерального ведомства, должна поэтому быть не менее миллиона долларов.

«Возьми с собой свою чековую книжку», – вспомнила Мэкси просьбу брата. – Боже, как мы были с тобой наивны, Джастин!»

В этот момент Мэкси заметила того самого репортера, который приставал к ней с расспросами в полицейском участке: сидя во втором ряду, он что-то быстро писал в блокноте.

– Это неоправданно завышенная сумма, Ваша честь, – тут же возразил Чарли Соломон. – Мой подопечный в прошлом никогда не привлекался к суду.

После нескольких минут взаимных препирательств судья объявил свое окончательное решение:

– Сумма залога устанавливается в размере двухсот пятидесяти тысяч долларов.

На Джастина снова надели наручники и отвели в камеру, предварительного заключения при суде, где ему предстояло пробыть до тех пор, пока не будет выплачен залог. Лили тут же позвонила своему управляющему и договорилась, чтобы кассовый чек из банка срочно доставил посыльный на мотоцикле. Прошел час с четвертью томительного ожидания, прежде чем чек наконец привезли и вручили судье. Еще полчаса бумажной волокиты – и дело было сделано.

– Спасибо, Чарли, за помощь, – поблагодарила Лили своего адвоката. – Думаю, вы и ваши коллеги можете быть свободны. Я и Мэксим отвезем Джастина домой.

– Мне все-таки лучше остаться с вами, Лили, и дождаться Джастина. Так или иначе мне с ним надо кое-что обсудить.

– Завтра, Чарли, завтра, – твердо возразила она, и адвокаты уехали.

– Этот репортер, которого я видела вчера в участке, сейчас крутится здесь, мама, и с ним фотограф, – предупредила мать Мэкси.

– Ничего, Мэксим. Джастин невиновен. А если они хотят нас сфотографировать, тут ничего не поделаешь.

– Так что, улыбнемся перед камерой, мама?

– Почему бы и нет, Мэксим? Нам нечего стыдиться.