– Извини.
Киваю и направляюсь дальше, хотя отчаянно желаю вернуться и остаться без ног на некоторое время, чтобы не иметь возможности уйти. Сейчас за меня говорит чувство достоинства и гордости, не позволяющие вновь поддаться. Алестер мог бы убить меня ещё в первый раз, и у него получилось сказать всё взглядом. Он, как и Жак, часто говорит мне быть той, кем быть не хочется, но иногда необходимо. Это глупо – не делать первый шаг, пытаясь набить себе цену. За таким отношением можно упустить что-то важное. Я далеко не смелая, но по какой-то неведомой причине, несколько раз пыталась добиться хотя бы чего-то от Эйдена.
– Эмма, – зовёт он, когда нас разделяет несколько футов.
Не пытаюсь бороться с собой, останавливаясь и поворачиваясь. Эйден качает головой. Он вздыхает и расставляет руки в разные стороны, несколько секунд смотря в сторону.
– Я не знаю, как правильно и что должен делать. Я поступаю так, как хочу, чтобы относились ко мне. Я не хотел прилететь сюда и отвлекаться. Я хотел добиться желаемого, чтобы идти дальше.
– Что мешает?
– Ты.
Вяло и коротко улыбаюсь, и Эйден замечает это.
– Я не мешаю тебе.
– Я знаю, что ты есть и не могу сосредоточиться.
– И что ты мне предлагаешь? Мы даже не видимся.
– Мы не видимся, но я вижу тебя.
– Этот разговор зашёл в тупик.
– Как и предыдущие.
Эйден мешкается. Он продолжает стоять на месте так же, как и я. Решаюсь первой прервать молчание и покинуть лабиринт, из которого мы никак не найдём выход. Но никаких слов не находится. В итоге, просто разворачиваюсь и направляюсь дальше, оставляя его наедине с самим собой. Вряд ли я могу и хочу быть с человеком, который сомневается и не знает, чего хочет.
Мои шаги неторопливые, я спокойно бреду в сторону квартиры, наслаждаясь поздними лучами солнца, почти скрывшегося за горизонтом. Тёплый ветер обдувает лицо, и я снимаю резинку с волос, освобождаясь от оков. За день от хвостика ужасно устаёшь, поэтому каждый раз покидая кафе, я сразу стягиваю резинку и позволяю локонам насладиться желанной свободой. Сквозняк играючи теребит их и приподнимает с новым порывом легкого ветра, как и рукава рубашки, которые напоминают колокольчик и благодаря прозрачности, открывают руки. Остальная часть рубашки остаётся закрытой, я не привыкла выставлять тело напоказ.
Проходит несколько минут, как перед лицом возникает рожок мороженого, из-за которого чуть ли не спотыкаюсь на ровном месте. Взгляд скользит по руке и натыкается на Эйдена.
– Бери, – говорит он.
Вздохнув, позволяю улыбке поднять уголки губ и принять его жест.
– Будешь проследовать меня? – спрашиваю я, открывая упаковку клубничного мороженого.
– Нет, провожу домой.
– Если я не иду домой?
– Провожу туда, куда ты идёшь.
– Если я иду, чтобы побыть одна?
– Я оставлю тебя там, где ты хочешь побыть одна.
– Тогда тебе стоит свернуть, потому что я хочу перейти дорогу.
– Твой дом в другой стороне, – напоминает Эйден.
– Да, но я предпочитаю идти по набережной, там красиво.
– Хорошо, – улыбается парень.
Сделав несколько шагов, он жмёт кнопку светофора и смотрит на тот, что на противоположной стороне. И какого же его удивление, когда поток людей следует не дожидаясь чуда. Это делаю и я.
– Белый? – догоняя, интересуется он.
– А какой?
– Зелёный.
– Зелёный? – переспрашиваю я. – Даже если предполагать, что у тебя дальтонизм, ты не мог перепутать белый и зелёный. Для тебя он должен быть серым.
– Я с Нью-Йорка, – сообщает Эйден. – У нас зелёный.
– Это многое объясняет, – с улыбкой, киваю я. – У нас белый и красный.
– Буду знать.
– Как ты ходишь в университет?
– Обычно нас проклинают и называют идиотами, – смеётся парень, потерев затылок.
– Ты переехал с Америки?
– Нас перевели.
– Почему?
– Потому что прошли отбор.
– Хоккей?
Эйден выгибает бровь и смотрит на меня, но лучше бы он смотрел вперёд, потому что нам в лоб следует неплохое количество людей. Он пойдёт по головам или же собьёт кого-то.
– Откуда знаешь?
Пожимаю плечами.
– Фил сказал.
– Фил?
– Он узнал, у кого мы были в квартире.