– Софи, ты здорова?
Едва улыбнувшись, Софи полуобернулась, и у Клодии перехватило дыхание при виде золовки. Прошла всего неделя с тех пор, как они виделись, но Софи изменилась до неузнаваемости. Она все еще была в пеньюаре, хотя уже пробило три часа. Выглядела она изможденной, словно не ела много дней. Темные круги легли под покрасневшими глазами, волосы потускнели.
– Софи! Что с тобой случилось? – спросила Клодия, чувствуя нарастающую панику.
– Случилось? – Из горла Софи вырвалось не то рыдание, не то смех. – Ничего не случилось! Просто мне немного нездоровится, вот и все.
Это была ложь.
– Ты послала за доктором? Ты должна...
– Нет, конечно, нет, – сказала Софи. – Я вполне здорова. Пожалуйста, проходи и присаживайся. Я так тебе рада! Позвонить, чтобы принесли чай?
Клодия бросила накидку на стул и присела на край оттоманки рядом с Софи.
– Теперь я вижу, почему Юджиния и Энн были так встревожены вчера. Энн говорит, что ей ни разу не представилась возможность поговорить с тобой наедине...
– А что им тревожиться? – несколько раздраженно спросила Софи. – Я могу сама о себе позаботиться.
– Ну конечно, – торопливо заверила ее Клодия и, подавшись вперед, положила руку на колено Софи. – Просто ты не кажешься здоровой. Что говорит сэр Уильям на этот счет? Ведь он же должен...
Софи с горечью рассмеялась.
– Да он здесь почти не бывает, – сказала она, рассматривая свои руки. – Нет, Клодия, я чувствую себя вполне хорошо. У меня, должно быть, была лихорадка, но сейчас мне намного лучше.
Но это было совсем не так.
– Почему он не бывает дома? – без обиняков спросила Клодия. Этот болван уже должен был бежать за врачом!
Софи пожала плечами:
– Я точно не знаю. Но, по правде говоря... по правде говоря... – Голос ее опустился до шепота: – Я рада этому.
Клодия удивленно посмотрела на нее. Это была совсем не та девушка, что так горячо твердила о вечной любви к Стэнвуду.
– О, Софи, дорогая... что случилось? – спросила она, вздрогнув, когда одинокая слеза покатилась по щеке Софи.
– Он... он совсем не такой, каким я его представляла, – сказала она и с опаской оглянулась. У Клодии создалось впечатление, что она боится. – Обещай, что никому не скажешь, – встревожено прошептала она, глядя на Клодию.
– Софи...
– Обещай мне, Клодия! Если Джулиан узнает... если кто-нибудь из родных узнает, они рассердятся на меня!
Софи явно была в панике, и Клодия, взяв ее за руки, крепко сжала их.
– Никто не будет на тебя сердиться, Софи.
– Да нет же, будут, потому что ничего не могут теперь изменить. Господи, я же его жена и теперь буду вечно принадлежать ему!
С этим Клодия не могла спорить – как только Софи произнесла клятву верности и подписала бумаги, ничто не могло освободить ее от Стэнвуда, кроме воли Божьей или решения парламента. Глаза Клодии стали наполняться слезами, вызванными постоянно терзавшим ее чувством вины. Сквозь их пелену она посмотрела на Софи. Та поникла, сгорбилась, словно несла на своих худеньких плечах все бремя этого мира.
– О, Софи, что я могу сделать для тебя? Как тебе помочь?
Покачав головой, Софи отстранилась и дрожащей рукой вытерла слезы.
– Ничего. Ты ничего не можешь сделать, Клодия. – Она подняла голову и попыталась улыбнуться. – Наверно, всем приходится расплачиваться за свои поступки.
Пристыженная, Клодия уставилась на ковер, не находя слов, чтобы утешить Софи, и только твердила, что ей очень жаль. Видит Бог, последние дни она только и делала, что сожалела о своих опрометчивых шагах, но этого было мало. Если бы она могла, то поменялась бы местами с Софи, терпела бы какие угодно муки, лишь бы она была свободна.
– Я велю подать чай, – пробормотала Софи и тяжело поднялась со стула.
Клодия посмотрела на нее, и внутри у нее все похолодело.
Миллион образов промелькнул перед ее мысленным взором, вот Филипп прижимает ее к стене, больно стискивает грудь, сжимает горло железной хваткой. Совершенно пьяный, домогается ее. Это случилось в последний вечер перед его смертью. Его руки были повсюду, причиняя ей боль. Клодия сопротивлялась изо всех сил и сумела остановить его лишь звонкой оплеухой, от которой у нее заболело плечо. Никогда в жизни она не забудет страха, отвращения и чувства полной беспомощности в тот момент, когда она поняла, что он сейчас изнасилует ее, а она не в силах его остановить.
Воспоминания о том страшном вечере словно ожили, когда она увидела переливающийся всеми цветами радугами синяк на плече Софи. Тошнота снова подступила к горлу. Она порывисто вскочила и бросилась к Софи.
– Клодия, что ты делаешь? – взвизгнула та, когда Клодия потянулась к ее пеньюару.
– Это все он, да? – спросила Клодия срывающимся голосом.
Лицо Софи побелело, и она плотно запахнула на себе тонкий пеньюар.
Ужас и раскаяние сковали сердце Клодии, и она оттолкнула руки Софи, заставляя ее отпустить полы пеньюара. Софи, вскрикнув, попыталась сопротивляться, но Клодия была настроена решительно – ей нужно было знать, нужно было увидеть собственными глазами, убедиться в полном ничтожестве Стэнвуда. Когда она наконец отцепила руки Софи и распахнула пеньюар, то в ужасе отшатнулась, закрыв рот дрожащей рукой.
Все тело Софи было в синяках – фиолетовых, желтых и зеленых. И под грудью, и на животе. Четкий след пальцев отпечатался на внутренней стороне бедра. Софи замерла, покорно свесив голову, пока Клодия смотрела на нее, заливаясь слезами.
– О Господи, о Господи, Софи...
Софи неторопливо заправила прядь волос за ухо, потом медленно запахнула пеньюар и завязала пояс.
– Он очень осторожен и старается не оставлять следов там, где их можно заметить, – пробормотала она. – Об этом знает только моя служанка Стелла, но он пригрозил убить ее, если она расскажет.
Клодия мгновенно поняла, что Софи нужно покинуть этот дом. Немедленно. И будь прокляты все последствия!
– Ты должна уйти отсюда, – тихо сказала Клодия.
– Нет! – резко возразила Софи. – Я не могу уйти! Моя семья будет окончательно опозорена, если я...
– Ты не можешь оставаться здесь! – закричала Клодия. – Ведь в следующий раз он может убить тебя, Софи!
Софи засмеялась странным, звенящим смехом, поразившим Клодию в самое сердце.
– О нет, он не убьет! Ведь без меня у него не будет ни пенни, – истерически закричала она и стала колотить кулаками в стену. – Господи, какая же я дура!
Клодия бросилась к ней, обняла, прижалась щекой к ее волосам.
– Ты должна оставить его. У тебя есть основания для развода. Крайняя жестокость...