Само слово звучало как предательство. Католики следовали западному учению, которое было запрещено и каралось казнью.
– Все жертвы были католиками, поэтому полиция плевать на них хотела. Но убийство госпожи О… – полицейский Кён покачал головой и невесело усмехнулся. – Скоро увидишь: инспектор Хан больше не сможет оставаться безучастным.
Я повернулась к госпоже О, чей немигающий взгляд был направлен в потолок – как и зияющая дыра у нее на лице. Кто-то убил ее прямо на улице, где совсем близко дежурили караульные. Убийца мог тут же сбежать, чтобы его не поймали, но вместо этого он склонился над женщиной и отрезал ей нос. Я попятилась.
Я-то надеялась, что госпожа О станет первой и последней жертвой убийства, к которой я когда-либо прикоснусь. Но после слов Кёна… Боги, неужели мне придется столкнуться и с другими трупами?
Два
На следующий день мне дали задание отнести письмо. Я пошла в обход, чтобы наконец найти то, что искала: белевший на глиняной стене гостиницы портрет священника Чжоу Вэньмо[14 - Чжоу Вэньмо (1752–1801) – первый иностранный (китайский) католический священник в Чосоне.]. На его худое лицо падала тень от соломенной крыши, уголки глаз были опущены.
Всего два месяца назад его изображали более круглолицым, да и уши были поменьше. Эти изменения напоминали дрожащее отражение на поверхности лужи, которое каждую секунду преображалось во что-то новое. Никто не знал, как священник выглядит на самом деле. Художники опирались только на бродившие по городу слухи.
Лишь глаза всегда рисовали одинаковыми – и грустнее их я еще ничего не видела.
А теперь его молчаливый взгляд напоминал мне об убитых католиках. С тех пор как умер король, смерть постоянно то приходила, то покидала наше ведомство, и это совсем не удивляло командора Ли. Словно он и ожидал, что будет столько убийств.
Оголодавшие брат с сестрой, запертые отцом в сарае. Утопший слуга, которого хозяин столкнул прямиком в водную могилу. Пропавшая девочка, которую в последний раз видели у колодца, а потом нашли мертвой под кустом – ее убила тетя. Телега с семью обугленными трупами из сгоревшей хижины, двери которой приказала запереть знатная женщина.
– Казнь любого человека – это серьезное решение даже для королевства, – объяснял командор Ли аристократке, когда ту привели в ведомство. – Пусть ваши слуги и были мятежными католиками, вам не следовало столь бездумно причинять вред подданным его величества.
Ее дело передали в Палату наказаний, где женщине должны были вынести приговор. Однако краем уха я слышала: решено было объявить, что казнь мятежных католиков была необходима для блага королевства.
Что в этом католическом учении было такого пугающего, что люди шли на убийство собственных слуг, собственных детей?
Отдав письмо в государственное ведомство на улице Юкчо[15 - Улица Юкчо, или улица Шести палат (также «улица Шести министерств»/«улица Шести приказов») – улица в Ханяне в эпоху династии Чосон, на которой располагались главные королевские ведомства. Сейчас на ее месте находится площадь Кванхвамун.] рядом с дворцом Кёнбок, я заторопилась обратно в полицию. Старшая служанка велела мне подмести главный павильон. Я взяла метлу, но до павильона так и не дошла, а спряталась за дверью смотровой. Меня со вчерашнего дня мучил вопрос, как же умерла госпожа О. Но из-за полицейских регламентов и государственного траура по королю осмотр тела перенесли на сегодня.
Убедившись, что вокруг никого нет, я придвинулась ближе и заглянула в щель. Из комнаты доносились серьезные голоса.
«Мне нельзя здесь находиться», – мелькнула в голове мысль, но любопытство пригвоздило меня к полу. Как и вопросы: связана ли гибель госпожи О с другими смертями? Неужели ее тоже убила эта западная ересь?
– Темя и левая половина головы выглядят нормально, – объявила тамо Хеён двум отвернувшимся от стола мужчинам. Она была их глазами, единственным способом осмотреть нагое тело жертвы. – На правой стороне головы виднеется старый шрам. По форме напоминает боб…
Хеён в подробностях описывала каждую черту женщины, даже самую банальную, и мужчины доверяли ее осмотру. В отличие от меня Хеён и другие тамо были девушками образованными и обладали широкими познаниями в медицине. Они собирались стать придворными врачевательницами, но тех, кто плохо учился, ссылали работать тамо, пока они не сдадут медицинский экзамен.
Поистине жестокое наказание за несколько плохих оценок.
Но даже если Хеён и считала это несправедливым, ее лицо ни разу не тронула тень раздражения. У нее даже щеки от злости не вспыхнули, когда Кён сказал ей, что ее прекрасное личико затмевают огромные уши. Хеён было восемнадцать, и она обладала грациозностью и зрелостью высокочтимых врачевательниц, состоявших на службе самой королевы.
– Горло перерезали ножом, одним уверенным движением. – Какой же спокойный у нее был голос! – Нос отрезали клинком. – Девушка измерила линейкой рану и озвучила ее ширину и глубину в пунах и чхонах[16 - Пун (кор. ?) и чхон (кор. ?) – меры длины. Один пун равняется трем миллиметрам, один чхон – примерно трем сантиметрам.].
– Рана была настолько глубокой, что женщина тут же умерла, – пробормотал помощник прозектора.
– Судя по состоянию тела, а также принимая во внимание дождь и летнюю жару, – продолжала Хеён, – госпожа О умерла в районе полуночи. К утру она уже была мертва несколько часов.
– Хм. Значит, убийство произошло во время комендантского часа, – отметил помощник прозектора. Комендантский час начинался за час до полуночи и заканчивался на рассвете. – Караульные наверняка патрулировали окрестности, однако убийца не пожалел времени и отрезал ей нос. Как вы думаете, господин, почему?
Помощник прозектора повернулся к крупному мужчине в широкополой полицейской шляпе, под тенью которой прятались его глаза. Был виден только длинный багровый шрам, прорезающий красную, покрытую сыпью щеку. Это был командор Ли.
– Убийца, несомненно, испытывал к жертве глубокую ненависть, – ответил командор. – Покажите мне, что она сжимала в руке.
Я наморщила лоб. Что? У нее что-то было в руке? Я помню только, что у нее был сжат кулак, но я и не приглядывалась.
Командору Ли подали деревянный поднос, на котором лежал свернутый шнурок длиной с руку. Он принялся его изучать, и я вытянула шею, чтобы рассмотреть получше.
– Как видно, здесь был узел, – отметил командор. – Инспектор Хан подозревает, что это шнурок от ожерелья, сорванного с убийцы. Мои полицейские обыскивают место преступления в поисках подвески, если таковая была.
Меня накрыла волна нетерпеливости. Хотелось бежать со всех ног, самой искать подвеску, которая может навести на след убийцы. Но прежде чем любопытство окончательно унесло меня с места, Хеён начала покрывать труп смесью из винного осадка и уксуса. Я аж рот раскрыла при виде реакции кожи. Каким-то образом эта жидкость проявила все ушибы и раны, и тело женщины расцвело фиолетовыми и желтыми красками. Я вцепилась в дверную раму.
– Вокруг рта – фиолетовый синяк в форме руки, – описала Хеён.
– Кто-то пытался заглушить ее крики, – отметил командор Ли.
С самого первого дня в полиции моя жизнь приняла странный оборот. Я не знала, куда направляюсь и где в конце концов окажусь, и нередко бродила кругами по столице без какой-либо цели. Каждый день был похож на нераскрытое дело. И пусть я до сих пор не могла найти ответы на свои вопросы к жизни, образовавшийся во мне узел разочарования словно ослабевал, пока я наблюдала за Хеён, разгадывающей загадку этой мертвой женщины. За каждым синяком и раной таилась история, и если найти все улики, то жизнь непременно вернется в нормальное русло.
Я напрягла слух, стараясь расслышать их тихий разговор. Вспышка стыда обожгла мне грудь и переползла на лицо: Хеён осматривала интимные части тела. Я отвернулась, когда тамо объявила: «Она не девственница», – и увидела перед собой инспектора Хана.
– Что ты тут делаешь?
Я покраснела до кончиков ушей.
– Я п-просто смотрела. Мне было любопытно, господин.
– Похоже, любопытство – твое естественное состояние по жизни. Есть ли ему где-нибудь конец?
Я медлила с ответом.
– Я и сама никогда не находила ему конца, господин. Так что не знаю.
Уголки его губ тронула едва заметная улыбка.
– Скажи-ка мне, тамо-следовательница: исходя из того, что ты сейчас увидела, как думаешь, что привело к ее смерти?
– Я… не знаю, господин.
Он кивнул и, немного помолчав, сказал:
– Обычно причин для убийства три: похоть, жадность и месть. Из этих трех чаще всего убивают из-за мести.
– А я и не знала, – тихо призналась я.
– Нет, конечно, не знала. Не удивлюсь, если ее убил кто-то из родственников или любовник. Я так давно работаю в полиции, что меня уже сложно чем-либо удивить. – С усталым вздохом инспектор Хан указал мне на дверь. – Объяви о моем приходе и уходи.
Я сообщила о прибытии инспектора Хеён, которая ненадолго прикрыла труп соломенной циновкой. Вновь оказавшись в одиночестве, я направилась к главному павильону. Щеки до сих пор пылали. Я начала мести полы, и под однообразные взмахи метлой мои мысли снова вернулись к госпоже О. Значит, девственницей она не была; тогда, получается, у нее действительно был любовник.
«И, быть может, – подумала я, – любовник и острый ножик».
Я остановилась и, накрыв бамбуковую ручку метлы ладонями, оперлась на нее щекой. Туман, за которым скрывалось утреннее солнце, ворвался в открытые ворота и поплыл по двору, оставляя капли росы на массивных деревянных колоннах и серых холодных камнях. Ведомство словно погрузилось в глубокое серо-синее море. Безбрежное пространство между мной и остальным миром.