Иринкино счастье

«Что это, неужели ему опять дурно?» – с тревогою подумал отец Гаврила, заметив, как внезапно побледнело смуглое лицо Стегнева.

Впрочем, это продолжалось только минуту.

– Hommage a la plus belle! (Мое почтение прекраснейшей!) – с шутливой улыбкой проговорил Муриловский барин, почтительно поднося к губам маленькую ручку ребенка, и вдруг, словно вспомнив неожиданно о каком-то спешном деле, наскоро распрощался с окружающими и быстро направился к выходу…

– Что с ним?

Лева с удивлением взглянул на священника.

Но старик с тихою грустью провожал глазами удаляющуюся высокую фигуру помещика. Он понял наконец, в чем дело. Боже мой, как это ему раньше не пришло в голову!

– Ах, Левушка, Левушка! – проговорил отец Гаврила печально. – Да ведь наша маленькая Иринка – живой портрет его покойной дочери, а он безумно любил ее.

Между тем десятки загорелых детских рук шумно тянулись теперь к стоящей на столе девочке.

– Красная Шапочка, мне, мне пряник! – кричали почти все разом толпившиеся вокруг нее дети.

Лева поспешил на помощь, стараясь, по возможности, водворить порядок и помогая Иринке наделять ребятишек оставшимися пряниками и коврижками. После пряников последовала раздача розовых и сиреневых пакетиков с конфетти.

Дети начали с восторгом осыпать им друг друга и Красную Шапочку; Лева снял Иринку со стола и снабдил ее конфетти. Началась общая возня, в которой Иринка с наслаждением принимала самое живое участие, и, вероятно, этот веселый праздник еще бы долго не кончался, если бы снова не поднялся сильный ветер и на небе не показались большие черные тучи.

Публика начала поспешно расходиться.

Лиза и Милочка, боявшиеся за свои костюмы, также собирались домой. Замятин вызвался провожать их. Обе подруги были не в духе; праздник, по их мнению, прошел вяло и неудачно, а тут еще начал накрапывать дождь и они рисковали испортить свои костюмы.

– Возьмите и Иринку с собой, – попросил Лева, которому нужно было сдавать кассу священнику и потому некогда было самому проводить девочку домой.

Девушки, высоко приподняв подолы своих платьев, молча и с кислыми физиономиями возвращались с базара; а впереди всех, сияющая и радостная, бодро шла Иринка с огромным букетом в руках.

– Прощай, Красная Шапочка. Что за милый ребенок, вот душка-то! – то и дело раздавалось позади нее, а это еще более раздражало Лизу и Милочку.

«Эта противная Чернушка была прямо-таки царицею дня сегодня. Муриловский барин не только накупил у нее пряников за баснословную цену и засыпал ее цветами, но на прощание еще изволил поцеловать ей ручку, а при этом громогласно заявил: „Hommage a la plus belle!“ Каково! Воображаю, как теперь зазнается эта глупая девчонка!», – с досадою думала Лиза, и ей вдруг захотелось чем-нибудь рассердить Чернушку, сорвать злобу на ней.

Как нарочно, в эту минуту Иринка взобралась как можно выше на соседний холмик у большой дороги и, еще раз обернувшись назад, посылала оттуда воздушные поцелуи Леве, надеясь, что он увидит ее на этом возвышении.

Ей было так весело сегодня, в день ее рожденья! Как чудно прошел весь этот день, и как она благодарна Леве!

– Пожалуйста, не кривляйся! – сердито одернула ее Лиза. – Нам некогда ждать тебя, и оставь, наконец, в покое несчастного Леву; воображаю, как ты надоела ему за целый день; положительно, надо удивляться его терпению! Словно нянька возится с тобой целый день!

– Ах, но ведь Левочка такой добрый, такой милый! – не без умысла протянула Милочка. – Разумеется, ему было бы гораздо веселее с нами, у нашего столика, он даже говорил нам об этом, – соврала она. – Но ведь в таком случае кто бы стал заниматься с Чернушкой, а бабушка так балует ее, нужно же ведь исполнить прихоть старушки!

– Это неправда, неправда! – воскликнула Иринка, сверкая глазами и с возмущением останавливаясь перед Милочкой. – Лева сам хотел, чтобы я продавала, и сам придумал для меня костюм Красной Шапочки, бабушка совсем не просила его об этом!

– Ты так думаешь?! – насмешливо кинула Милочка. – А что, если мне Лева говорил совсем иное?!

На минуту голубые глаза девушки злобно задержались на Иринкином личике.

– Право, мне кажется, – продолжала она, – ты способна вообразить, что бедному Левочке может доставить удовольствие возиться с такой маленькой глупой девчонкой!

Иринка бросила в ее сторону негодующий взгляд, но не прибавила больше ни слова и, гордо отвернувшись, быстро пошла по дороге вперед.

Кокочка находил эту маленькую сценку очень забавной, и ему тоже захотелось немного подразнить Чернушку. И то сказать, уж больно тут все носятся с нею!

– Кузиночка, а вы не заметили, как Лева все время смотрел в нашу сторону?! – проговорил он нарочно громко. – Вы какую кадриль танцуете с ним?

– Он просил меня оставить для него котильон, как наиболее продолжительный танец, – опять соврала Назимова. – Вероятно, это будет наш последний бал в Муриловке, а перед отъездом нам нужно еще так много… так много сказать друг другу!..

Замятин и Милочка рассчитывали, что Иринка опять рассердится и повернет к ним свое негодующее, пылающее личико, но ребенок, казалось, даже и не слыхал их.

Молча, с поникшей головой, возвращалась теперь домой Красная Шапочка. Все ее недавнее оживление потухло.

«Так, значит, вот что, Лева только из жалости так много возился с нею на базаре, чтобы угодить бабушке, а теперь, отправив ее домой, вероятно, даже рад, что отделался от нее, и, конечно, не дождется вечера, когда он будет танцевать и веселиться с большими, с этой противной злюкой Милочкой».

Непрошеные слезы обиды так и навертывались ей на глаза, но из гордости Иринка ни за что не хотела показать, что она плачет, и усердно закрывала лицо огромным букетом Муриловского барина. Не умея лгать сама, бедная девочка всему поверила и теперь желала только одного – как бы ей поскорей добраться домой и там на воле хорошенько выплакаться.

Ах, если бы мама догадалась и послала за нею кухарку к Субботиным!

XI

– Ну что же, моя ласточка, как удался базар?! – ласково встретила ее на балконе бабушка, с нетерпением поджидавшая свою любимицу.

Старушка была уверена, что Иринка с восторгом кинется ей навстречу и начнет рассказывать обо всем случившемся, а между тем ребенок стоял молча перед нею и выглядел таким печальным и бледным, что бабушка даже испугалась:

– Да что с тобою, ты здорова?

Вместо ответа Иринка порывисто бросилась на шею старушке и, спрятав личико у нее на плече, горько и жалобно разрыдалась.

Чудный букет махровой гвоздики и чайных роз выпал из рук девочки на пол, но она уже не думала о нем.

Бабушка совсем растерялась:

– Иринка, говори же, здорова ты, что опять случилось с тобою?

– Ах, Господи, бабушка, как скучно, ну вот опять: что случилось да что случилось! – с досадой воскликнула Лиза, вошедшая вслед за Иринкой на балкон. – Да говорю вам, одни ломанья только! Выругайте ее хоть раз хорошенько! Право, даже противно, до чего вы с Левой избаловали ее; скоро никому в доме проходу не будет от ее капризов.

Бабушка начала догадываться, в чем дело, и строго взглянула на Лизу.

– Опять, значит, дразнили ребенка.

В эту минуту у калитки сада показались несколько разодетых молодых дам и молодых людей, и хозяйка дома должна была поспешить навстречу своим гостям.

– Мы с тобою еще после поговорим об этом! – сухо заметила Прасковья Андреевна, обращаясь к Лизе, и, взяв Иринку за руку, быстро отвела ее к себе в комнату. – Посиди тут! – ласково проговорила она. – Успокойся немножко, я сейчас вернусь к тебе, и ты тогда мне подробно расскажешь, что с тобою случилось, хорошо?

Прасковья Андреевна ушла, и Иринка осталась одна в ее спальне.

– Ну что, небось рада теперь, маленькая сплетница! – с сердцем кинула ей Лиза, заглядывая в комнату. – Смотри же, не забудь в подробностях рассказать бабушке, как тебя тут все мучают и обижают. Должно быть, приятно сознавать, что из-за тебя вечно делают замечания другим?!

Лиза сердито захлопнула за собою дверь и, стараясь придать своему лицу как можно более приветливое и любезное выражение, быстро побежала за бабушкой встречать гостей.