«Машина времени». История группы. Юбилейное издание

– Моцарта и Рахманинова.

Макаревич Андрей. Интервью 2013 года

Накануне своего 60-летнего юбилея Андрей МАКАРЕВИЧ, основатель «Машины времени», пришел в студию «Правды 24».

– Твоя старая квартира на площади Гагарина, в которой побывала вся столичная богема, которая была проходным двором и ночным рестораном, вся, помню, была исписана кошками. А кота при этом у тебя нет дома.

– Правда искусства и правда жизни – «две большие разницы».

– Но откуда это взялось?

– Я не могу объяснить. Наверное, через образ кошки легче передать какое-то состояние. Хотя это не утверждение, мне просто так кажется.

– А как возникла идея разрисовывать стены?

– Это не из головы. Я, когда рисую, голову отключаю вообще. Надо оставить руку. И рука сама решит, что ей делать.

– У тебя ведь жил удав?

– Удав у меня прожил полтора года.

Начну с того, что в детстве я мечтал быть герпетологом. Если знаешь, это человек, который ловит змей.

И я даже ездил в юности в экспедиции. У меня всегда жили змеи: ужи, гадюки. Все, что было доступно тогда.

– А где они обитали?

– В террариумах маленьких. Потом гадюка убежала. И родители меня вежливо попросили ядовитых змей больше не заводить. И тут я своему товарищу Юре Дурову пожаловался, что очень по змеям скучаю. Он мне подарил тигрового питона. Был детеныш. Я знал, что вырастет. Но я не предполагал, что будет расти с такой скоростью. Дело в том, что самцы растут не сильно, а самки вырастают до чудовищных размеров.

Она оказалась девочкой. И когда стала весить килограмм 70, я понял, что уже просто не поднимаю ее. А в большом террариуме ей тесно – пришлось отвести ей отдельную комнату в Павлово. Я ее подарил, теперь она в Воронеже, где один замечательный парень в подарок городу рядом с концертным залом построил (на свои деньги) огромный океанариум с террариумом. И мы там выступали. Я увидел, что пустует здоровенная комната для змеи. Я ему позвонил. Они тут же приехали. Забрали. Сейчас, говорят, она пишет мне письма. Прекрасно себя чувствует. Продолжает расти.

– Откуда в детстве такая тяга к рептилиям? Какая-то книжка была прочитана?

– По-моему, она называлась «За ядовитыми змеями», записки как раз вот такого охотника за змеями.

– Твои таланты тебе даны в генах или ты их развивал? Талант художника, талант музыканта, талант поэта? Талант повара?

– Если талант не эксплуатировать, он зачахнет. Мне страшно повезло, в первую очередь – с родителями. В генном смысле.

И в том, что с детских лет мама настаивала на том, чтобы я учился музыке, хотя у меня это не вызывало энтузиазма.

«Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил» (© АВМ «Пока горит свеча»)

– Странно, будучи медиком, она, значит, не видела сына в белом халате.

– Еврейский мальчик должен обязательно играть на скрипочке. А отец просто рисовал. Он работал дома.

– Да, но ты же изначально пошел по папиным стопам, в архитекторы?

– В 70-м году предположить, что когда-нибудь музыка, которой я хотел заниматься, станет в нашей стране профессиональной, было по меньшей мере смешно. Поэтому я пошел туда, где мне было ближе из дозволенного тогда.

– А вот эта музыка, которой не дозволено было в советское время заниматься, рок-музыка?

– До этого джаз даже.

Когда эта музыка начиналась, было иначе; нам страшно повезло, потому что мы почти застали эту эпоху, – все-таки был конец 60-х гг. Самый расцвет. Она стала такой всенародной любимой в мире именно потому, что была дилетантской. Народной. Массы людей начинали с нуля, как Rolling Stones, как Beatles. В общем, не умея особенно ничего делать. Просто от бешеной любви к этому жанру.

И у миллионов людей возникало ощущение, что они так тоже могут. Потому что это же не консерватория. От этого эту музыку полюбило человечество. Все очень изменилось. Сейчас все очень профессионально. И не мне тебе об этом рассказывать. И на студиях, и на концертах… Это судьба любого жанра. Он рождается где-то.

– Нет, а как же, некоторые люди вот рэп сейчас читают. Они тоже могут не уметь петь, не знать нот.

– Зато они обладают таким чувством ритма, полиритмии, такие сложнейшие закладывают ритмические конструкции, что это только со стороны кажется – сейчас выйду и прочту.

– Социальный рок и вообще рок-музыка в конце 80-х гг. у нас играли гораздо большую роль, нежели в глобальном масштабе. Или я ошибаюсь?

– Вообще это во многом наша выдумка, что рок обязательно должен быть социальный. Что, Led Zeppelin были социальные?

– У них была «Immigrant Song»…

– Я умоляю, они, может быть, были революционерами в том, что потрясали основы музыкальной своей составляющей. Были совсем не как все. Как марсиане какие-то. А что касается текстов, нет. Любовная лирика, слегка сюрная. Элвис Пресли, может быть, был какой-то социальный с его рок-н-роллом? Конечно, нет. Это все наша история. Наши ребята всегда очень плохо пели и играли. В силу вполне объективных причин. Но зато мы во всем видим борцов, понимаешь.

– Дело в том, что в твоих текстах 70-х гг. (я и про «Марионетки» говорю, и про прочие) очень многие видели то, чего там, возможно, и не было.

Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки,
И играет клоун на трубе.
И в процессе представленья
Создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе.

– Нет, возможно, там это и было. Потому что вообще я писал и пишу о том, что мне нравится и о том, что мне не нравится.

Руслан Рощупкин поймал улыбку «машиниста № 1» в гостях у Вани Демидова

Гораздо интереснее писать о том, что тебе не нравится. Может быть, это легче, кстати. И само получается. Это не значит, что я сейчас напишу про наше плохое правительство. Да упаси господь. Просто рядом с тобой происходит какая-то история, которая тебя, как нормального человека, бесит. И это реакция на нее. Вот и все.

– Понятно, что в 70-е гг. в том, что делала «Машина времени», не было никакой конъюнктуры. А сейчас?

– И сейчас нет.

– А ты вообще в блогосферу заходишь, читаешь, что пишут?

– Практически нет. Я иногда отвечаю на вопросы фанов на моем сайте. Но это, как ты понимаешь, довольно ориентированная история. Хотя там идиотов тоже хватает…

Если помнишь, Анна Ахматова сказала, что у любого писателя читатели бывают разные – умные, глупые. Но письма автору пишут только самые глупые читатели.

Маргулис Евгений. Еще одно интервью 2013 года