Элитарное безумие

***

Потом Надя привела к нему свою дочку на УЗИ.

– Что-то на живот она жаловаться стала, посмотрите?

– Конечно. Приводите ее в выходной, когда начальства нет. Я бесплатно посмотрю…

– Ну что вы… А камеры над кабинетом и в коридоре? Будет видно, как она зашла, а потом вышла чуть ли не через полчаса. Вам ещё и попадет, Роман Петрович! Я оплачу. Просто мне удобно здесь на работе. Не везти ее никуда. Это ведь подросток. Еле-еле, вообще, ее уговорила на УЗИ сходить.

– Надя, не беспокойтесь, я знаю, как обмануть камеры. Никто ничего не узнает. Зачем вам переплачивать?

Разговор происходил в столовой клиники. Считалось, что в ней камер нет, поэтому сотрудники обычно себя чувствовали тут комфортно.

Надя отламывала длинными пальцами кусочки от булки и запивала зелёным чаем. Роман Петрович сидел напротив за столиком и наблюдал, как Надя ест. Булка все не уменьшалась, потому что Надя отщипывала от нее совсем уж микроскопические кусочки. Роман Петрович пил черный чай.

– А научите, как вы обманываете камеры?

Роман Петрович улыбнулся какой-то хищной, неожиданной улыбкой.

– Секрет фирмы, Наденька, – он поднес указательный палец к губам, – т-сс… Я вам ничего не говорил.

На самом деле Роман Петрович как-то проконсультировал охранника Костика по поводу болей в спине. Костик большой с виду и крепкий частенько жаловался на поясницу. Роман Петрович порекомендовал тому укреплять мышечный корсет и, между делом, узнал пароль от своей камеры. Иногда доктор ради комфорта проносил к себе в выходные в кабинет кофе и пил его там, что строго запрещалось в клинике. Роман Петрович потом заходил на свой компьютер, подключался к охранному монитору и стирал со своей камеры себя, заходящего в кабинет с большой кружкой кофе.

В выходные было мало пациентов, и Роман Петрович задавался вопросом, что, по мнению владельцев клиники, должен делать доктор в кабинете. Спать? Смотреть кино? Зависать в соцсетях? Или быть может изучать профессиональную литературу? Как будто теория без практики может поддерживать в нем огонь энтузиазма?

Роман Петрович даже завидовал девушкам с ресепшн или медсестрам из кабинета, где по утрам принимали кровь. Вот у них был аврал! Они горели на своей работе, их день мчался со скоростью света. А у него что? Вечное ожидание стука в дверь? И в лучшем случае он примет шесть пациентов? В течение рабочего дня? Почему он не удовлетворен вечно своей работой? В приемном покое он мечтал о покое! А теперь в "Скарлетт" он мечтает об аврале…

Ещё эти несносные пациенты, а чаще пациентки! Капризные, своенравные, лживые и богатые! Богатые! Которые ежеминутно помнят, кто они, сколько у них денег, и что все им должны! Улыбаться, восхищаться и преклоняться перед властью кошелька?

Впрочем, Романа Петровича больше обижало равнодушие, когда к нему относились, как к предмету мебели или даже, как к специалисту, но такому человеку, который ничего сам по себе не стоит, не существует в отрыве от исследования их организма.

Вот повадилась к нему ходить одна такая. Полная дама с пальцами сардельками, на каждом из которых подразумевалось кольцо, если бы, конечно, оно могло бы налезть. У дамы под пятьдесят лет был голос, совсем не подходящий под ее комплекцию. Слабый голос, какой-то надорванный, словно он не мог преодолеть какой-то барьер.

Дама возмутила Романа Петровича своим хамским поведением. Она сразу подчеркнула, что все врачи в платных клиниках лгут и хотят ободрать ее как липку. Доктор слушал, слушал, мысленно затыкая себе рот, но потом не выдержал и спросил:

– Зачем же вы пришли ко мне, если считаете, что я вас обману и дам направления на лишние анализы или обследования?

– Молодой человек! Вы радуйтесь тому, что я пришла и содержу эту вашу "Скарлетт". Просто делайте свое дело и знайте, что в дурочках меня оставить вам на удастся!

Дама с брезгливой гримасой легла на кушетку и оголила свой выдающийся живот, а Роман Петрович нанес гель на датчик и принялся им водить по коже пациентки, при этом выслушивая от нее то, как ей неприятен и липок этот гель, этот доктор, эта клиника и даже эта страна.

Каждое ее слово болезненно отзывалось в сознании доктора.

18.

Все шло к тому, что в один прекрасный день наша хирургическая медицинская сестра не сможет натянуть форменные брюки.

Рита всегда старалась переодеваться, когда основная часть персонала покинет служебное помещение. Вечером ей приходилось задерживаться, а утром приходить почти раньше всех. Так никто не видел ее растущий живот, который был особенно заметен из-за того, что Рита была очень и очень стройной барышней. У нее рос только живот – вместилище малыша, все остальное, казалось, даже ещё больше похудело. На лице явственно выделялся нос и скулы, бедра словно уменьшились в объеме.

В то утро, когда Рита потерпела фиаско в своих маскировочных ухищрениях, рядом с ней, как назло копалась в своем шкафчике моя коллега. Та коллега, с которой я часами обсуждала погоду, одежду или кто и как на кого посмотрел. Потом она мне рассказывала, что услышала вдруг треск рвущейся ткани и обернулась к Рите. Брюки разошлись по шву, так что и речи не было о том, чтобы попытаться скрыть происшедшее и попробовать перетерпеть как-то день. Ни прикрыть, ни быстро заштопать такую прореху на брюках было нельзя. И Рита и моя коллега обе это поняли мгновенно. Причем моя коллега была настолько ошарашена, что, несмотря на излишнюю деликатность, свойственную ей, спросила Риту в лоб: