Репутация плохой девочки

– Слушай, – говорю ему. – Я признаю, что поступила тогда безумно, заявившись вот так в твой дом. Но это не меняет факта, что ты лапал меня в баре после того, как я провела всю ночь, пытаясь сбежать от тебя. Насколько я понимаю, это тебе нужно напомнить, чтобы ты держался подальше. Не я ищу ссоры.

– Тебе лучше не высовываться, девочка, – предупреждает он, рыча на меня грубым сиплым голосом, полным бессильного гнева. Он выходит из-под контроля. – Никаких вечеринок. Если я поймаю тебя с наркотиками, ты окажешься на заднем сиденье этой машины. Почую, что создаешь неприятности, и ты отправишься в тюрьму. Я ясно выразился?

Он жаждет малейшего неповиновения, чтобы прижать меня. К сожалению для него, я давным-давно оставила ту Женевьеву в прошлом. Краем глаза я замечаю Хайди и девчонок, которые стоят у входа в бар и ждут меня.

– Мы закончили? – спрашиваю я, приподнимая подбородок. Я лучше шагну под грузовик, чем дам Рэндаллу понять, что его угрозы на меня подействовали. – Отлично.

Я ухожу. Когда подруги спрашивают, в чем дело, я просто говорю им, чтобы они смотрели в оба. Где бы мы ни были этим летом, чем бы ни занимались, он наверняка будет наблюдать за нами. Выжидать своего часа.

Я не собираюсь участвовать в его извращенных играх.

Позже, дома, я лежу в постели, все еще сгорая от гнева. Мышцы шеи напряжены. Все тело пульсирует, а в глаза точно насыпали песка. Я не могу лежать спокойно. И вот так почти в полночь я сижу на полу возле шкафа, окруженная коробками, ежегодниками и фотоальбомами. Решаю окунуться в воспоминания. Опрометчивый поступок, ведь самое первое фото в альбоме, с которого я начинаю, – наше с Эваном. Нам по восемнадцать, может, по девятнадцать, мы стоим на пляже на фоне заката. Эван обеими руками обнимает меня сзади, в одной руке держит бутылку пива. Я в красном бикини, прислоняю голову к его широкой груди, он без рубашки. Мы оба счастливо улыбаемся.

Я прикусываю губу, изо всех сил стараясь отогнать одолевающие меня воспоминания. Однако они все же заполняют мою голову. Я отлично помню тот день на пляже. Мы любовались закатом с друзьями, затем отправились погулять одни по теплому песку к дому Эвана, где заперлись в его спальне и не выходили до следующего полудня.

Еще один снимок, теперь на какой-то вечеринке в доме Стеф, и на этот раз нам по шестнадцать лет. Я знаю, что мне шестнадцать, поскольку эти ужасные светлые пряди в моих волосах были подарком Хайди на день рождения. Я выгляжу нелепо. Но никто бы так не подумал из-за того, как Эван смотрит на меня. Не знаю, кто сделал фотографию, но им удалось запечатлеть в выражении его лица то, что я могу описать лишь одним словом, – обожание. Я выгляжу такой же безнадежно влюбленной.

Ловлю себя на том, что улыбаюсь нашим юным одурманенным прошлым версиям. Вскоре после той вечеринки он впервые признался, что любит меня. Мы зависали у меня на заднем дворе, плавая на спине в бассейне, и вели довольно серьезный разговор о том, как бы нам хотелось получить хоть немного материнской любви, когда Эван внезапно оборвал меня на полуслове и сказал: «Эй, Женевьева! Я люблю тебя».

И меня это так потрясло, особенно как он произносит мое полное имя вместо Фред, дурацкого прозвища, происхождения которого я даже не помню. Я тогда рухнула в бассейн, как подкошенная. И даже не осознала вторую часть этого признания, пока не вынырнула на поверхность. Глаза щипало, и я кашляла водой.

Эван встретил меня с возмущенным выражением лица.

– Серьезно? Я говорю тебе, что люблю, а ты пытаешься утопиться? Что за черт?

Это заставило меня так сильно рассмеяться, что я даже немного обмочилась, а потом по глупости призналась в этом, после чего он подплыл к лестнице и вылез из бассейна. Затем раздраженно всплеснул руками и прорычал: «Забудь, что я это сказал!»

Смех щекочет мне горло. Я уже почти готова написать ему сообщение и спросить, помнит ли он тот день, когда вновь убеждаю себя держаться с ним отстраненно.

Рядом со мной жужжит телефон.

Один взгляд на него вызывает мучительный стон. Как он это делает? Откуда он всегда знает, что я думаю о нем?

Эван: Мне жаль насчет той ночи.

Эван: Я был идиотом.

Я сижу, уставившись на сообщения, пока не осознаю, что все напряжение, которое я испытывала из-за стычки с Рэндаллом, весь гнев и стыд испарились. Мои плечи обмякли, с груди будто огромный камень свалился. Даже головная боль утихла. Места себе не нахожу из-за того, что у Эвана до сих пор получается так прекрасно меня успокаивать.

Я: Да, еще каким.

Эван: Кажется, у меня по-прежнему песок в глазу, если тебе от этого легче.

Я: Немного.

Наступает долгая пауза, почти на целую минуту, прежде чем я вижу, что он снова печатает. Маленькие серые точки появляются, затем исчезают, а после появляются снова.

Эван: Я скучал по тебе.

Я уже чувствую притяжение, старые узы тянут меня обратно в то место, куда я поклялась больше не возвращаться. Поддаться было бы так легко. А дать самой себе обещание и на самом деле сдержать его на этот раз гораздо сложнее.

Это не его вина – Эван не делал меня такой. Но в кои-то веки я выбираю себя.

Я: Я тоже скучала по тебе. Но это ничего не меняет. Я серьезно насчет того, что сказала.

Я быстро отключаю телефон до того, как он успеет ответить.

Хотя это вызывает невыносимую боль в груди, я заставляю себя просмотреть остальные альбомы и множество других хранящихся отдельно фотографий. Все наши отношения разыгрываются в сценах, что запечатлены в этих идеальных моментах.

Ты вырвала моему брату сердце и свалила, даже не попрощавшись. Насколько хладнокровной стервой надо быть, чтобы так поступить? Ты хоть знаешь, что сделала с ним?

Слова Купера, его обвинения вертятся у меня в голове, от чего сердце болезненно сжимается. Он прав: я не попрощалась с Эваном. Но только потому, что не отважилась. Если бы я это сделала, уверена, ему бы удалось убедить меня остаться. Я никогда не могла отказать Эвану. Поэтому я ушла, не предупредив его. Не оглянувшись назад.

Уже перевалило за час ночи, когда я наконец убираю фотографии обратно в коробки и задвигаю их в дальнюю часть шкафа под одежду и старую обувь.

Только мертвецы тоскуют по прошлому. И впавшие в уныние люди. Может, мне и грустно, но я не мертва. И я намерена жить, пока еще могу.

Глава восьмая

Эван

Купер и Мак уже сидят на кухне с дядей Леви, когда я вхожу в дверь воскресным вечером. На столе разложены планы отеля Мак. Она склонилась над клавиатурой ноутбука и грызет ручку. Из всех только Дейзи и замечает меня, подбегает, чтобы забраться мне на ногу, пока я скидываю ботинки.

– Привет, красотка, – воркую я с радостной собачонкой.

– Ты опоздал, – упрекает меня Купер.

– Остановился, чтобы захватить ужин. – Я складываю пакеты с китайской едой на столешницу. Брат даже не отрывает головы от чертежей. – Что ты, даже не вставай, я сам все сделаю.

– Спасибо, – бросает Мак через плечо. – В жареном рисе нет яиц, верно?

– Нет, я все отлично запомнил. – Мать вашу, я будто у них вместо прислуги.

– Оставь, – говорит Леви, – и иди сюда. Нужно поговорить насчет следующей недели.

Леви – брат нашего отца. Он приютил нас после того, как отец, напившись в стельку, погиб в автокатастрофе, когда мы были маленькими. Леви растил нас, в то время как мама не могла о нас заботиться. Дядя – единственный любящий родственник, который остался у нас с Купером, и, хотя в детстве нам было трудно сблизиться с ним, ведь он эдакий грубоватый тихоня, для которого проводить время вместе – значит молча сидеть в одной комнате, в последнее время мы трое сблизились.

Он уже много лет занимается собственным строительным бизнесом. А после недавних ураганов, опустошивших Авалон-Бэй, на него свалилось больше работ по реконструкции и сносу зданий, чем он может справиться. Не так давно Леви сделал нас с Купером партнерами по бизнесу, поэтому у нас тоже появилось чертовски много дел.

Наше самое крупное и неотложное мероприятие – это «Маяк», старый отель на набережной, который Мак купила несколько месяцев назад. Отель был разрушен штормом и простоял заброшенным пару лет, пока Мак импульсивно не решила его отреставрировать. Ее семья отвратительно богата, но девчонка купила «Маяк» на свои собственные деньги – я только недавно узнал, что она заработала миллионы, запустив собственные приложения, где публикуется компрометирующая информация об отношениях.

– Мне позвонил Ронан Уэст, – начинает Леви. – Ему нужно немного отремонтировать дом для продажи. Так что придется кому-то из вас заняться этим делом, руководить рабочей командой.

– Пусть это сделает один из парней, – предлагает Купер, меняя позу при упоминании отца Джен. Потому что Куп как несносный ребенок. – Я не хочу, чтобы в отеле что-то пошло не так, если мы оставим там кого-то другого за главного.

Мы находимся на завершающей стадии реконструкции, открытие отеля Мак запланировано через несколько месяцев, в сентябре. Идея такова: она пригласит избранных гостей, чтобы те по достоинству оценили это место и создали ему репутацию спа-центра на зимнее время, а весной проведет торжественное открытие.

– Ронан – мой друг, – возражает Леви. – Я не могу послать к нему какого-нибудь болвана. Мне нужно знать, что с ним обходятся как положено.