Счет

В зеленых глазах Ханны загорается огонек сомнения.

– Элли… а ты жалеешь о том, что рассталась с Шоном?

Ком в горле становится еще больше. Невозможно дышать, особенно когда мне вспоминается мучительная боль в голосе Шона, когда он спрашивал меня, с кем именно я переспала.

– Нет, – наконец отвечаю я. – Я знаю, это было правильное решение. Мы совершенно по-разному видели наше будущее и никак не могли найти компромисс, не обидев один другого.

Ханна кажется печальной.

– Как думаешь, ты уже готова снова с кем-то встречаться?

Я судорожно вздыхаю.

– Нет еще.

Боже, но мне так хотелось бы отвлечься. Я устала грустить, думать о том, как там Шон, и бороться с желанием позвонить ему. Может, я и не хочу снова сходиться с ним, но мне плохого, оттого что я обидела дорогого мне человека. У меня есть ужасная черта: желать, чтобы все вокруг были довольны и счастливы, даже если ради этого мне придется пожертвовать собственным счастьем. Мой папа утверждает, что это замечательное качество, но иногда мне хочется быть хотя бы немного эгоистичнее.

Наверное, в пятницу я как раз повела себя эгоистично. Секс с Дином случился потому, что мне необходимо было удовлетворить свои природные желания, и какой бы виноватой я себя ни чувствовала после него, как бы стыдно мне ни было, невозможно отрицать, что он чертовски меня устроил.

Да уж, возможно, Дин прав, что нам стоит заняться сексом снова.

– Может, мне стоит закрутить легкий роман, – говорю я вслух, просто чтобы оценить эту мысль.

Ханна отвечает быстро и резко.

– Ты уже пробовала это, помнишь? После ваших первых с Шоном расставаний. Тебе не понравилось.

Это правда. Мне совсем не понравилось.

– Но я ни с кем из них не спала, – напоминаю я ей. – Просто сходила на несколько паршивых свиданий и поцеловалась с парочкой придурков. Может, это и было моей ошибкой – что я ходила на свидания. Возможно, сейчас мне нужно выбрать горячего парня и просто трахаться с ним в свое удовольствие. Только секс, никаких ожиданий.

Ханна фыркает.

– Удачи тебе. Мы обе знаем, что ты не можешь целоваться с парнем и не думать о серьезных отношениях с ним.

Тоже правда.

Да зачем я вообще начала думать об этом? Если Ханна так отвечает мне, когда мы говорим о гипотетическом сексе без серьезных отношений, могу лишь представить, что она скажет, признайся я в том, что рассматриваю на эту роль Дина. Этот парень – исключительный бабник. Он совершенно не подходит для серьезных отношений, к тому же я сомневаюсь, что он согласился бы просто на интрижку. Невозможно представить, что он будет только со мной, – иначе ни о какой интрижке не может идти и речи: я ни за что не буду иметь дело с тем, кто спит с кем-то еще.

Так… надо отказываться от этой идеи с Дином, пока она еще в самом зародыше. Не знаю, почему ему так сильно хочется снова прыгнуть со мной в постель, но уверена, что рано или поздно он перестанет об этом думать. У этого парня концентрация внимания как у фруктовой мушки, а привычка делиться своей привязанностью как у щенка: готов предложить свою преданность всем, у кого есть угощение, то есть вагина.

Очнувшись от размышлений, я меняю тему разговора.

– Эй, что будешь делать на День благодарения?

– Мы с Гарретом поедем к моим тете и дяде в Филадельфию. Родители тоже туда прилетят.

– Круто.

– А ты поедешь в Бруклин?

Я киваю. Каждый праздник я провожу в Бруклине, со своим отцом, и мне каждый раз не терпится снова увидеть его, но в этом году я немного беспокоюсь: последний раз, когда мы разговаривали, он настаивал, что хочет сам приготовить праздничный ужин.

Раньше я бы только поддержала его, потому что папа – лучший в мире повар. Но пять лет назад ему диагностировали рассеянный склероз, и с тех пор я стараюсь сделать все, чтобы он не перетруждался. Мне пришлось отклонить приглашение бесплатного обучения в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, только чтобы быть в нескольких часах езды от него. Отец упрямо твердит, что ему не нужна помощь и что он вполне справляется самостоятельно, но мне было бы тяжело переехать в противоположный конец страны, тем более что периоды ремиссии стали немногочисленными и редкими.

Теперь я все больше радуюсь тому, что осталась на восточном побережье, потому что за прошедший год папино состояние сильно ухудшилось.

Как и большинству людей, страдающих этой болезнью, сначала отцу диагностировали рецидивирующе-ремиттирующий рассеянный склероз, но сейчас он перешел во вторично прогессирующий, то есть обострения стали более частыми и сильными, чем раньше. Когда я приехала к нему этим летом, то была шокирована произошедшими в нем изменениями. Внезапно ему стало тяжело ходить, тогда как раньше папа лишь иногда терял равновесие и ощущал легкое онемение в конечностях. Пока я гостила у него, с ним случилось два приступа вестибулярного головокружения, и мне пришлось надавить на него, чтобы он признался, что боль стала сильнее и временами у него бывают проблемы со зрением.

Все это очень пугает меня. Я уже потеряла в тринадцать маму из-за рака. Кроме папы, у меня никого нет. Я отказываюсь потерять и его, пусть даже мне придется цепями приковывать его к креслу в нашем доме в Бруклине и силой заставлять смотреть футбол, а самой готовить ужин.

– Ладно, перерыв окончен. – Мне снова нужно отвлечься от своих мрачных мыслей. Простонав, я сажусь на кровати и открываю сценарий на том месте, где мы остановились. – Кэролайн собирается опять накричать на Джанет.

Ханна заправляет за ухо прядь темных волос.

– Кстати, если бы ты вдруг потеряла своего мужа, я ни за что не стала бы называть тебя плаксой и призывать оставить все в прошлом. – Ее лицо становится серьезным. – Другими словами, ты можешь хандрить из-за Шона столько, сколько тебе нужно. Обещаю: я не стану осуждать тебя.

Горло сдавливает от нахлынувших эмоций, но я умудряюсь выдавить из себя:

– Спасибо.

7

Дин

Несмотря на слова о том, что прошлое осталось в прошлом, совершенно очевидно, что мой бывший тренер делает все, чтобы испортить мне жизнь. Первая тренировка с нашим новым тренером по защите длится на час больше – но только для защитников. Пока все остальные игроки идут в раздевалку, чтобы принять душ, переодеться и отправиться по домам, О’Ши приказывает защитникам остаться на льду для дополнительных упражнений, объявив, что он в жизни не видел более жалких хоккеистов, чем мы.

Когда он наконец отпускает нас, мы с товарищами по команде покидаем лед, матерясь и ворча всю дорогу. Мы насквозь промокли от пота, от шлемов идет пар, когда мы в отвратительном настроении начинаем снимать форму в уже опустевшей раздевалке.

– Нормальный мужик, говоришь? – язвительно спрашивает Логан, припомнив характеристику, которую я дал вчера О’Ши.

– Он просто показывал нам, что его член больше наших, – бубню я в ответ. – Наверное, так он хочет заставить нас уважать его.

На самом деле так он наказывает меня за то, что я обидел его дочь, но столь утешительную деталь я оставляю при себе. И не потому, что О’Ши велел мне не обсуждать эту историю с моими товарищами по команде, а потому, что мне не хочется вспоминать все то дерьмо, что произошло между мной и Мирандой.

По иронии судьбы наши отношения с Мирандой О’Ши повлияли не только на мою школьную жизнь, но и на жизнь в колледже. Из-за нее я сейчас четко оговариваю свои намерения – вернее, отсутствие таковых – перед тем, как переспать с девушкой. Честно говоря, тогда я тоже перед ней объяснился, но, видимо, недостаточно однозначно. Теперь я стараюсь сделать все, чтобы женщина понимала, кто мы друг для друга, прежде чем в ее голове начнут рождаться фантазии о нашей счастливой совместной жизни.

– Есть планы на ужин? – спрашивает меня Логан, когда мы входим в душевую. – Грейс захватит китайской еды из города и приедет к нам. Думаю, она купит столько, что хватит на всех.

– Спасибо за приглашение, но я собираюсь выпить с Максвеллом. Не знаю, когда вернусь домой.

Мы расходимся по раздельным душевым кабинкам, и на этом разговор заканчивается. Я только успел намылить яйца, как Логан уже выключил воду. Да, друг принимает душ так быстро, словно кто-то предложил ему миллион баксов за то, что он помоется меньше чем за тридцать секунд.

– Еще увидимся, – кричит он мне, оборачивая вокруг себя полотенце, и выходит из душевой.

Я понимаю, что ему очень хочется увидеть Грейс, и почему-то от этой мысли как-то странно щемит в груди. Нельзя сказать, что это ревность. Это и не возмущение. Разочарование, может быть?

Я все понимаю. Мои лучшие друзья по уши влюблены. Они предпочитают обниматься и целоваться со своими девушками, а не зависать с парнями, но это не злит меня, ни капельки. Просто у меня ощущение, что нашей дружбе приходит конец.