Рубеж Стихий. Книга 2. Иные знания

Рут попыталась представить его в другой, прошлой жизни. Незнакомца, не отягощенного вечной борьбой и сомнениями. Без шрама на лице, улыбающегося, в компании Мирры и Риккарда безмятежно шагающего по улицам Предела. Получалось плохо.

Начинать войну невыносимо сложно, но такому, как Мик, еще труднее было ее прекращать хоть ненадолго. Рут хотела пуститься в объяснения, что Кай не Аврум, не цензоры и не вся императорская армия, вместе взятые, с ним нет смысла вступать в этот бесполезный каждодневный бой, но встретилась с грустным растерянным взглядом – и не сказала ни слова.

– Можно? – Рут осторожно взяла его за руку, не дожидаясь ответа. Шрамы привычно заныли.

Она выучила это творение еще в самом начале обучения при Дворах. На первый взгляд совсем простенькое, оно, однако, требовало определенной сноровки. Загвоздка была в искренности намерения – для творений подобное было необычно, их исполнение мало зависело от расположения творца. Это же получалось лишь в том случае, если творящий действительно желал для другого умиротворения и отдыха. Рут с радостью наблюдала, как веки Мика прикрылись, на лице застыло редкое спокойствие, напряженные плечи расслабились. От ее рук исходило зеленоватое свечение и мягкое, убаюкивающее тепло.

– Спасибо, – почти не размыкая губ, прошептал Мик.

– Тс-с-с…

Рут боялась, что не справится, собьется и в любой момент творение прекратится. Она очень давно не занималась целительством, и кисти начинали болеть.

– Сиди тихо. Долго все равно не получится.

1009 год от сотворения Свода,

2-й день второго зимнего отрезка Элемента, недалеко от Илистой Заводи

Куница

Куница стиснула челюсти. Она попыталась переключиться на пейзаж за окном, но глазу не за что было зацепиться. Только унылые голые деревья, растаявший снег и грязь. Земля Болот, изнанка Элементы. Путешествия в глубь страны редко можно было назвать увлекательными, а в эту пору они становились просто невыносимо тоскливыми. Как будто мир сделался аквакарточкой из испорченного аппарата, в котором остались только серая и коричневая краски.

Куница ощутила, как к подавленности и злости примешивается привычный страх. Она прикрыла веки и плавно выдохнула через нос. Все в порядке. Это отличное, надежное воздушное судно, одно из лучших во всей Элементе. С ним ничего не случится. Уже скоро она очутится в Илистой Заводи.

Надо было срочно гнать от себя хандру. Куница попыталась еще раз перечитать ненавистный отчет, но знакомые строки плыли перед глазами. Фальшивка. Впервые в жизни с ней играли ее же методами – и победили. Желчный привкус этого поражения преследовал Куницу день и ночь.

Ей велели направить в Элинту самых сильных – и она не могла оплошать. Вожак был лучший, Куница знала, что безупречнее справилась бы только она сама. Но Аврум приказал оставаться в Пределе.

Она не сомневалась, что Вожак получил ее послание. И что в письме шла речь о целом отряде отменных бойцов, как и настаивал Император. И что Летящая почта полностью под ее контролем. Ничто не могло пойти не так. В конце концов, это была всего-то пара зеленых юнцов, решивших поиграть в мятежников.

А потом двое паршивцев каким-то чудом разнесли по кирпичикам целое здание и сбежали, лишив Куницу ее лучших людей. И Вожак почему-то – как выяснилось позже – взял с собой всего двоих творцов. Кто-то успел вмешаться и спутать все карты, подставив Куницу и дав соплякам уйти.

Удушливый спазм сдавил горло, когда она вспомнила свой последний отчет Авруму. Его надменный, равнодушный взгляд. Недоумение и презрение в голосе. Полный лживой заботы совет «передохну?ть». Она не справилась, и ее исключили.

В носу противно защипало. Куница закусила губу, продолжая стискивать злосчастный отчет. В нескольких местах чернила расплылись, превратившись в мутную кляксу. Главный цензор должна была свергать, а не быть свергнутой. А теперь тот, кому она жизнью клялась служить, сомневается в ее силах и преданности. Стыд ощущался склизкой громадиной, давящей на грудь и мешавшей дышать.

Не в состоянии больше сопротивляться, Куница зажала рот рукой, глуша беззвучные рыдания. Все равно на судне была только она и пожилой равнодушный пилот, не сводивший глаз с пути. Бартен поплатится – и то, что он незаменимый хранитель бесценного Знания, его никак не спасет. Он обманул ее. В том, что это он был во всем виноват, Куница почти не сомневалась. Слишком много Бартен знал и слишком уж часто вставал у нее на пути в последние месяцы.

Куница попыталась глубоко вздохнуть и дрожащими руками достала из сумки носовой платок. Склянки, хранившиеся в другом кармане, мелодично звякнули. Как все же хорошо, что для ядов существовали противоядия и ей когда-то удалось настоять именно на отравлении Майи, а не иных способах убрать ее с дороги. Чудесная предусмотрительность: теперь у нее будет не просто единомышленница, а еще и приманка, чтобы выманить Кая в Элементу. Что ж, все не зря.

Из носа текло – сейчас Куница сделалась противна самой себе. Но даже это оказалось не бессмысленно. Из души будто вымыло все лишнее – и вышедшая из берегов река вновь вернулась в русло, оставив лишь незамутненную, кристально чистую злобу. Прекрасное топливо, чтобы двигаться дальше. Они все еще поплатятся.

– Через десять минут садимся, – отстраненно сообщил пилот.

Куница постаралась как можно быстрее привести себя в порядок. К моменту посадки ее выдавали только покрасневшие глаза, но и это можно было списать на недосып. Как всегда строгая и собранная, с идеально прямой спиной, она коротко кивнула на прощание пилоту, отдав распоряжения по поводу обратного пути.

К поместью вела заросшая тропа. Ничего удивительного: Кунице мать Кая помнилась ленивой и распущенной, едва ли она стала бы всерьез заниматься хозяйством. Покрытая инеем трава в некоторых местах доставала почти до пояса.

Сам дом производил столь же гнетущее впечатление покинутости и упадка. Если бы не свет в окнах второго этажа, можно было бы легко решить, что в нем никто не живет. Каменные ступени крыльца обветшали и раскрошились, и Куница чуть не подвернула ногу, когда каблук попал в одну из расщелин.

На стук открыла сама Тина. Ее расплывшееся лицо исказилось от ужаса.

– Что тебе нужно? – вместо приветствия дрожащим голосом спросила она.

– Здравствуй, Тина, – Куница случайно задела перила и брезгливо сморщилась, отряхивая рукав от засохшей грязи. – Ты пустишь меня в дом? Я пришла одна.

Тина очевидно сомневалась и искала повод отказать непрошеной гостье. Наконец, отчаявшись и тяжело вздохнув, она чуть отступила.

– Заходи.

Во всем доме стояла неживая, неуютная тишина.

– Здесь кто-то еще есть? – Куница равнодушно осматривала темную неубранную прихожую. – Кроме тебя и Майи?

При упоминании Майи Тина вздрогнула.

– Только служанка-целительница, ухаживающая за Майей и родителями Баста. Они тоже очень плохи.

– Отлично, – на поникшем лице Куницы впервые за долгое время появилось отдаленное подобие улыбки.

1009 год от сотворения Свода,

5-й день второго зимнего отрезка Элемента, Элинта

Ирис

Сцена была маленькой и будто неряшливой. Ирис задумчиво провела рукой по ветхому, износившемуся занавесу, украшенному разноцветными вышитыми ромбами. Его явно нужно было хорошенько почистить, но никто, похоже, не собирался делать этого перед вечерним выступлением. Во всем театре остались только она сама и старый глухой сторож, уединившийся в своей подсобке с бутылкой настойки.

Марк, директор труппы, распустил всех без финальной репетиции. «Этой публике все равно, – уныло сказал он, оглядев грязный и душный зал. – Отдыхайте».

Ирис некуда было идти. Меньше всего ей хотелось влезть в какую-нибудь липкую историю в одном из местных скверных кабаков. Гулять было слишком холодно, а собственная маленькая комната просто сводила с ума. Письмо, тщательно запрятанное между коробок со сценическими костюмами, казалось Ирис ядовитым насекомым, прокравшимся в ее вещи и отравлявшим все вокруг. Злосчастный конверт, обернутый, как ей объяснили, по себерийским обычаям пестрой тряпицей, притягивал к себе все мысли, вызывая невыносимую смесь паники и чувства вины.

Ирис прижалась щекой к занавесу, и в носу сразу же защипало от пыли. Только она во всем виновата, а никто даже и не догадывается. Марк – бедный честный Марк, такой талантливый, и молодой, и преданный – изводит себя мыслями о том, что же он сделал не так и в чем провинился, что прямо в разгар сезона их перевели из столицы в эту дыру. Труппа на глазах распадается и спивается. Мама с папой не находят себе места в Пределе. И никто даже подумать не может на нее, жалкую, дрянную трусиху.

Ирис сжала в руке шершавую плотную ткань. Теперь страх всюду преследовал Ирис, вне зависимости от времени дня или места. Ужас и стыд немножко отступили, когда пришло письмо из дома. Родители были в порядке, они живы и на свободе. Но это облегчение быстро прошло.

Куница пугала сильнее Бартена – хотя что могло быть хуже, преступнее, невыносимее принуждения выдать цензорам почти всех своих друзей и единомышленников? Ирис вспомнила холодную опрятность Бартена и удушающую вычурность его речей. А потом пустой, жестокий взгляд и тихий, бесцветный голос Куницы.

Ирис тогда спросила, что ей написать. Краснея, заикаясь, путаясь в словах. Она, не боявшаяся выступать перед огромной толпой! От этой мысли Ирис сделалась себе абсолютно отвратительна.

«Пиши что хочешь. Все, что нужно, ты все равно уже рассказала Бартену».

На вопрос, зачем тогда вообще нужно это письмо, ей никто так и не ответил.

Ирис мечтала потерять злосчастный конверт. Сжечь, утопить, закопать в землю, только бы он не достиг адресата. Лишь бы из-за ее трусости и подлости опять не страдали люди.

А в другие минуты Ирис почти удавалось убедить себя, что все это не всерьез. Раз все равно, что писать, то и само письмо – пустышка, глупая шутка, сумасшедшая причуда этой жуткой женщины.