Королевы Нью-Йорка

Я знаю одно: в Сан-Франциско скучно и холодно. Дома здесь серые. Умма и аппа[11 - Мама и папа (кор.).] уже забросали меня сообщениями. Хотят созвониться позже. Между «Как прошел полет?» и «Ты голодная? Сходи и купи себе сэндвич, оплати его дебетовой картой, если кафетерий закрыт» виднеется сообщение, которое я стараюсь не замечать: «Мы так тобой гордимся».

На женщине за стойкой администратора неоново-зеленая рубашка и бейдж на золотистом шнурке. Я вспоминаю, что это фирменные цвета учебного заведения. Университет Бристона. Место, где я проведу это лето и последующие четыре года. Холодный серый Сан-Франциско – это надолго. Ура.

Эверет и Джиа, небось, предаются безделью, объедаются мороженым перед завтрашним полетом Эверет. Я бы пожертвовала чем угодно, чтобы оказаться сейчас с ними в Квинс, пусть даже там воняет мочой, мусором и крысиным пометом. В крайнем случае, можно было бы запихнуть девчонок в мой чемодан, чтобы хоть капельку скрасить вот это все.

Выиграв грант на обучение, я старательно изображала радость. Притворялась прежней Ариэль. Той, что придирчиво выбирала рамочки для почетных грамот из школы и не могла решить, что купить для кубков победительницы дебатов – шкаф-витрину или обычный стеллаж. И выбрала витрину. Сейчас мне хочется разбить ее бейсбольной битой. Я отправляю умме и аппе сообщение «все хорошо, заселяюсь» и выключаю телефон.

– Привет! Вы у нас на курсе подготовки? – Женщина за стойкой чрезмерно жизнерадостна. Она широко улыбается, и я вижу, что зубы у нее в прозрачных пластиковых скобах.

Волосы у меня слишком длинные и падают на стойку. Я затыкаю их обратно за воротник рубашки и киваю.

– Здорово, – говорит администратор. И достает папку с пятью сотнями ламинированных страниц. – Как вас зовут?

– Ариэль. – Я рассматриваю облупившийся лак у себя на ногтях. – Ким.

Женщина за стойкой листает страницы с невероятным рвением – можно подумать, что где-то промеж них спрятан выписанный на ее имя чек на миллион долларов. Наконец она доходит до «К».

– Чудесно. Можно ваши документы?

Я выуживаю из рюкзака кожаный бумажник. Беа подарила его мне в день своего отъезда в Южную Корею. Больше года назад. Стоял март, слякотный и морозный, худшее время для путешествий. Мы были в кухне, умма и аппа с ней не разговаривали, и я была расстроена. Помню, как стояла, облокотившись на гранитную поверхность кухонного островка, и как попугай талдычила, что она не прикладывает достаточно усилий. Что она добилась бы большего, если бы постаралась. Что ей не обязательно бросать Америку. Бросать нас.

В свете ярких кухонных ламп веснушчатое лицо Беа казалось землистым – в отсутствие привычного макияжа. Она поморщилась от моих нравоучений, будто я обожгла ее раскаленной сковородой, а не сказала правду в лицо. Ну, или то, что считала правдой. Затем Беа достала из кармана куртки бумажник. В середине того была выгравирована маленькая золотистая пчелка. Беа сказала, что купила его на блошином рынке. Это тебе в память обо мне, сказала она, чтобы ты меня не забыла. Стиснула мне плечо и добавила, что скоро вернется.

Мои водительские права со стуком падают на пол. Женщина за стойкой тут же опускается на четвереньки. Поднимает карточку и сверяет фотографию с моим лицом. Ослепительно улыбается. Пластиковые скобы блестят в дневном свете, что льется в окно.

– О, да вы одна из наших абитуриенток! – восклицает администратор. – Вижу, что вы записались на наш престижный научно-технологический летний курс. Просто чудесно. Родители наверняка вами очень гордятся. – Она разве что за щеки меня не щиплет, как тетушки в церкви.

– Спасибо, – говорю я.

И, сунув права обратно в бумажник, кидаю его в рюкзак. Тот приземляется с гулким стуком. Женщина за стойкой что-то вещает о летнем размещении в общежитии, расписании и ключах. Но у меня в мыслях только веснушчатое лицо сестры. Ее плечи, сникшие, когда она поволокла чемодан к двери. Оглянулась ли она перед выходом? Готова поспорить, что да. Надеюсь, что да.

Я пытаюсь сосредоточиться на тонком, щебечущем голоске женщины за стойкой. Когда она наконец заканчивает свою речь, я отхожу и долго плетусь по кампусу. Большинство студентов уехали на все лето, поэтому вокруг только подобные мне подготовишки. Девчонки, словно гигантские светлячки, сбились в кучку под фонарем. До меня доносится их галдеж – они обсуждают предстоящую гостевую лекцию об основополагающем вкладе Розалинд Франклин[12 - Розалинд Франклин (1920–1958) – английский биофизик и ученая-рентгенограф, занималась изучением структуры ДНК.] в исследования ДНК. Видимо, мои однокурсницы с научной программы. В жизни не видела, чтобы разговоры о ДНК сплачивали людей. Разве только пацанов в школьном научно-исследовательском клубе – но это люди, которые плюются друг в друга бумажными шариками и перешучиваются о чем-то своем, чего мне не понять.

Кто-то вопит «Берегись!», и надо мной пролетает футбольный мяч. И приземляется в траву прямо у меня за спиной. Надо бы пнуть его обратно, но я этого не делаю. Только считаю собственные шаги и повторяю себе под нос слово «амигдала». Это моя любимая область мозга. Сконцентрировавшись, я могу представить, как в ней затухают все до единого рецепторы страха, и меня отпустит. Амигдала. Слоги застревают в горле.

Когда я дохожу до общежития, в голове почти не остается мыслей о Беа. О том, что она мертва.

От кого: everetthoang24601@gmail.com 10:16

Кому:

arielunderthesea_29@gmail.com; jialee@leedumplinghouse.com

Тема: На шаг ближе к БРОДВЕЮ

Моим лучшим подругам навсегда-всегда-превсегда,

Ариэль!!! Я так рада, что ты добралась до Сан-Франа. И да, оч горжусь тобой – И письмо, И сообщение. Ты заслуживаешь награды.

Но к тем парням в кроксах, конечно, есть вопросики. Это трагедия, и ты должна привить им нормальный вкус – даже не обсуждается. Проведи им спецкурс по нью-йоркскому стилю, подруга!!! А ты, Джиа, присмотри там за всем в наше отсутствие. Может, за компанию с Акилом???? (Краткое содержание предыдущих серий для Ариэль: речь о моем новом соседе, в которого Джиа ну ТОЧНО влюбилась, 900 %.)

Короче, я официально добралась к черту на рога в Огайо!!! Кажется, вместо бойфренда у меня тут будет кукуруза. Куплю себе соломенную шляпу и заживу тут счастливо с мужем-фермером, хехехе. Но если серьезно – настал мой час БЛИСТАТЬ. Не волнуйтесь, я про вас не забуду, даже когда разбогатею и прославлюсь.

Обожаю,

Эверет

4

Эверет

Когда в журналах читаешь интервью с успешными актерами, которые зашибают миллионы и придирчиво выбирают роли, они всегда рассказывают о каком-то переломном моменте в жизни – о том, как в семнадцать лет повстречали какого-то обалденного наставника и пару будущих легенд, и два года спустя – БАМ. Они новые люди. Новые звезды. В общем, у меня будет та же история. И это лето станет моим Обалденно-Офигенным Семнадцатым Летом.

Ну, может, не в этот самый момент, когда я в общественном туалете пытаюсь осушить подмышки бумажными полотенцами. Джиа ведь предупреждала меня, какая дикая тут жара. Серьезно, в Огайо вообще знают о существовании кондиционеров? Здесь, видимо, любят, когда раскаленный несвежий воздух фигачит тебе в лицо весь день. Да чтоб я еще хоть раз вышла в эту влажную духоту, где на лицо сразу садится сто пятьсот комаров! Я опускаю руки под струю прохладной воды и ополаскиваю лицо. Это место надо переименовать в Главное Болото Земли.

Пофиг. Я делаю глубокий вдох и смотрю в зеркало на собственный бейдж: большими печатными буквами на нем написано ЭВЕРЕТ ХОАНГ, а чуть ниже – Колледж искусств Люшеса Брауна. На самом деле в имени ошибка – написано было ЭВЕРЕТ ХАНГ, но я стащила со стойки в приемной маркер и втиснула букву «о» куда надо.

Во Флашинге одни Хоанги. Есть Хоанги, которые держат забегаловку с фо[13 - Традиционное блюдо вьетнамской кухни: суп с рисовой лапшой, говяжьим или куриным мясом и свежей зеленью.] в торговом центре – они вечно заговаривают со мной на вьетнамском и смеются, когда я напоминаю им, что знаю только один язык – английский. Еще есть близнецы Хоанги, которые сидят впереди меня на математике. И сотни других Хоангов, чьи имена красуются на каждом углу, на табелях посещаемости и футбольных джерси.

Ну и что, что в Огайо сделали ошибку в моем имени? Это значит, что я такая одна. Здесь я – единственная Эверет Хоанг, которую вам следует знать.

Девчонка с помадой цвета фуксии на губах распахивает дверь в туалет. Поправляет бретельку топа и, прищурившись, читает имя у меня на бейдже.

– Эверет? Из комнаты 202В?

Я бросаю взгляд на размокший информационный буклет в луже у раковины.

– Ага.

– Меня зовут Валери. Я твоя соседка по комнате!

Она подскакивает ко мне, и я оказываюсь в облаке цветочных духов и пышных кудрей. Приветственно обнимаю ее, надеясь, что она не соприкоснется с моими липкими подмышками. Рассмотрев лицо в обрамлении волос, я понимаю, что моя новая соседка – буквально ожившая картинка из глянцевого журнала, как если бы у Элль Вудс[14 - Главная героиня фильма «Блондинка в законе» (2001) – одетая с иголочки амбициозная девушка, которая поступает на юридический факультет Гарварда вслед за бойфрендом и преуспевает во всех своих начинаниях.] и доброй ведьмы Глинды была дочь, которая решила провести лето в актерском лагере. Она не из тех девиц, каких видишь в супермаркетах Квинс: в черных брюках и черной косухе, они не отлипают от телефонов и вполголоса что-то вещают о корпоративной культуре. Дивный, прекрасный край, как сказал бы Аладдин.

Валери выпускает меня из объятий.

– Я так рада! – верещу я. – Правда, должна предупредить: я уже заняла кровать у окна.

– Ничего страшного, мне нравится быть ближе к выходу. Ближе к парням. – Она смеется и дважды подмигивает мне.

Я понимаю, что мы отлично поладим.

Мы вместе выходим из туалета, покидаем общагу и отправляемся в лекторий, где Абель Пирс наконец-то огласит название шоу (окей, с тех пор как мы прибыли в лагерь, прошли всего час и двадцать минут, но кажется, будто минула вечность). По пути туда мы рассказываем друг другу, откуда приехали (Валери – из Южной Дакоты, что звучит безумно – кто вообще живет в Южной Дакоте?), со скольких лет начали ставить голос (обе с двенадцати, и я осуждаю людей, которые портят себе голоса, начав нагружать связки раньше этого возраста), какой у нас самый любимый вид танца (чечетка) и самый нелюбимый (балет; спасибо, конечно, но я как-нибудь обойдусь без тандю пять дней в неделю) и какие у нас догадки насчет выбранного мюзикла – хотя обе мы понятия не имеем, что нас ждет. Мошкара все глодает меня, но я смахиваю ее и вбираю окружающие виды: бескрайние желтые поля вдали, образуемые высокими деревьями арки и гигантские каменные здания. Кто бы мог подумать, что городок Черти-Где, штат Огайо, выглядит как заколдованный лес? Поверить не могу, что некоторые учатся здесь в пансионате и живут в этом волшебном пузыре круглый год. Желтые такси и автомобильные сигнализации наверняка кажутся им давно забытыми объектами из прошлого.

Дойдя до лектория, мы взбираемся по бесконечной лестнице и в конце концов натыкаемся на толпу студентов, галдящую громче, чем мошкара на улице.

Мы с Валери садимся на первые же подвернувшиеся места. Она садится с краю, и я оказываюсь рядом с каким-то противным парнем. Стоп. Перекалибровка. Противный незнакомец вообще-то ужасно хорош собой – у него миленькие ямочки на щеках и лазурные глаза, в которых я стопудово могла бы утонуть. Он поворачивается ко мне и улыбается. Я натянуто улыбаюсь ему в ответ, надеясь, что пот со взмокшего лба не струится по лицу. Ну и что, что Джиа говорит, мол, я никогда не встречаюсь с театралами? Отличный момент, чтобы сломать этот шаблон.

Впрочем, надолго сосредоточиться на Знойном Незнакомце мне не удается, потому что на сцену поднимается мужчина. Я узнаю Абеля Пирса еще до того, как он произносит хоть слово, – это лицо вплоть до последней морщинки я запомнила по брошюре лагеря. Прочистив горло, он берет микрофон.