Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 2. Часть 3. Переписка через океан. Часть 4. Снова на Родине

Сегодня по телевизору передавали матч СССР – США (баскетбол) – из Лос-Анджелеса. Так трогательно слышать русскую речь по телевизору (выступал тренер). Вообще, мне кажется, что, только находясь не дома, не на родине, становишься воинствующим патриотом. Я даже болела, хоть никогда не болею ни за один матч. Телевизор у нас берет 17 каналов, так что “смотри – не хочу”.

Милые мои, не беспокойтесь за нас, мы стараемся быть максимально осторожными. Только берегите себя, не переутомляйтесь. Вот что для меня – главное. А то, что здесь зависит от нас, мы все делаем. Только что звонил Женя, он прилетел в Сиэтл и уже приехал в свой номер, завтра, 1-го и 2-го у него рабочие дни – конференция. 4-го или 5-го мы должны вдвоем ехать в Асиломар (2 часа езды от С.-Фр.), также на конференцию на 2 дня.

Вот и все наши новости.

Пишите мне, мои хорошие.

Села бы в самолет и полетела бы прямо сейчас же поцеловать вас, поглядеть на ваши лица. Как я хочу, чтобы они улыбались, никакие тени беспокойства не омрачали их.

Целую вас, опять мысленно, дорогие мои, любимые.

    Наташа

8 мая 1973 года

В эту почту отправляю письма вам до того, как получу ваши. Сегодня 8 мая, с прошлой почты прошло полторы недели. За это время особых событий у меня не было. Разве только то, что Женя летал в Сиэтл (штат Вашингтон) на 3 дня на конференцию, как раз пришлось на майские дни, так что я была одна. Вообще сейчас у нас в консульстве какая-то пора разъездов, все беспрерывно в командировках, поэтому никуда я не ездила за это время. И, признаться, не жалею, так как эти 2 месяца так перегружены впечатлениями, информацией, что порой мне кажется, что я совсем отупела для своей работы.

Так, если подумать (я раньше не задумывалась), ведь за этот очень короткий срок – 2 месяца (короткий вообще, но безумно длинный – в разлуке с вами) – у меня была титаническая языковая нагрузка и перестройка. Язык иностранный – это значит сначала умышленное, а потом автоматическое постоянное напряжение мозга. Тем более, если учесть, что перед приездом сюда я помнила всего лишь несколько слов активно, а все остальные знания были в пассиве. Есть еще одна опасность в языке, в его употреблении – это страх, такой психологический тормоз в языковом прогрессе, когда боишься не понять, и действительно наступает момент, когда от страха перестаешь понимать.

Ну, это я все мудрствую, копаюсь в процессах. Сегодня разговаривала на уроке со своей американкой-преподавательницей, так она уверенно мне заявляет, что я знаю английский очень хорошо (видимо, она находится в наивном заблуждении).

Библиотечные дела меня захватывают только 2 раза в неделю, по часу, так что жаловаться не приходится, хотя вначале я затратила на библиотеку массу времени и сил, сейчас еще осталось много работы, но я ее делаю постепенно.

По-прежнему преподаю 2 раза в неделю английский, что тоже не отнимает особо много времени, хотя и готовиться приходится, и пособия готовить и т. д. Единственное, что практически не успеваю сейчас делать, это ходить по магазинам, потому что на хороший shopping нужно ехать в Downtown – это время (минут 30) и каждый магазин, если по нему просто пробежаться, это тоже не меньше часа, так как где-нибудь да застрянешь основательно.

Жизнь и работа у нас здесь протекают напряженно и интересно, хотя бывают всякие смешные моменты – вчера я по телефону разговаривала с Анастасией Романовой (дочь царя Романова), она нам регулярно звонит в консульство и именует себя именно так.

Я все так же скучаю по вас и думаю часто: вот бы дипломатов и их жен посылали бы на работу с родителями. С детьми можно ехать, а с родителями нельзя. Все эти детские мысли приходят в голову только оттого, что страшно грустно мне без вас, мамик и папик.

Очень вас прошу не перенапрягаться на участке в Троицкой. Бог с ней, с этой картошкой. Берегите себя, ездите в Троицкую, дышите, чуточку физической работы, но не так, как вы с утра до вечера. Поняли, мои милые?!

Мамуль! Папочка! Целую вас крепко. Пускай вся моя тоска по вас выльется вам в хорошее настроение и самочувствие. И вы будете опять как солнышко, а тогда и мне не нужно будет беспокоиться. Целую.

    Наташа

21 мая 1973 года

Здравствуйте, мои хорошие!

Сегодня 21 мая, а у меня ваши письма от конца апреля, т. е. информация месячной давности. Завтра отправка нашей почты, поэтому раньше я не писала. Произошло изменение расписания почты, так что вы получите мое письмо с большим, видимо, перерывом. Думали с Женей дать вам телеграмму, но я побоялась, что телеграмма вас встревожит больше, чем отсутствие письма. Решили поступить по принципу: лучшие вести, когда нет вестей.

Получила ваши письма в ту почту и обнаружила, что вы меня оба ругаете. Папочка, ты пишешь, что я голову себе забиваю дурными мыслями, это не совсем так. Я, действительно, волнуюсь, но это вовсе не оттого, что я обязательно жду плохого, просто я вас не вижу, не могу снять трубку и услышать ваши голоса и скучаю. И характер у меня еще, видимо, в этом отношении в маму. Но все твои замечания и пожелания я учитываю и учту. И по поводу игры на пианино тоже. Самое интересное, что этот твой совет полностью совпал с пожеланием Ирины Петровны и Александра Ивановича Зинчуков. Папуль, я, конечно, постараюсь последовать твоему совету, но, хотя это и удивительно, я очень занята, время для рояля остается только ночное. К 12 часам так устаю, что даже телевизор не оказывает на меня рабского воздействия. Хотя помимо простого интереса, он полезен очень в отношении языка.

Работой своей занимаюсь, планирую отправить главу на ваш адрес где-нибудь в июле. Дальше будет видно точнее. Что касается твоего предположения в отношении английского преподавания, что я зазнаюсь, то ты, конечно, пошутил. Во-первых, мне так кажется, возможно, за собой незаметно, я это не умею делать. Во-вторых, что абсолютно точно, у меня на данные эмоции (зазнайство) нет совершенно времени.

Георгию Федоровичу написала только сейчас. И на это есть достаточно веская причина: мне не хотелось ему писать “ни о чем” в деловом смысле, а написать, как я купалась в океане или как у нас были гости, т. е. свои личные, жизненные дела описывать ему, мне кажется, неудобно. Тем более что у нас с Женей было приглашение на lunch от Скалапино в Беркли. Поэтому после того, как эта встреча состоялась, я Георгию Ф. все подробно написала. Это письмо, возможно, будет хоть в маленькой степени, но интересно для него.

Встреча со Скалапино оказалась для меня очень интересной и, может быть, полезной. Она состоялась ровно неделю назад, 15 мая, во вторник. Приехали мы с Женей в Беркли в 9 ч утра и сразу же пошли на семинар Скалапино с американскими студентами. После семинара посмотрели территорию Калифорнийского университета, и затем Скалапино пригласил нас на lunch (завтрак по-американски в 12 ч дня). За завтраком и состоялась беседа, главным образом по китайским проблемам, но дело не обошлось без Кореи.

У Скалапино недавно вышла огромная монография “Корейский коммунизм”. По поводу цены Скалапино пошутил: “Если бы у меня не было авторских экземпляров, то мне было бы трудновато купить даже одну книгу собственную”. И, правда, стоит она около 40 долларов. Эта книга – результат его 20-летней исследовательской работы по Корее. Я пока эту книжку не читала.

За завтраком было удобно отдать и письмо Георгия Федоровича. Когда речь зашла о Георгии, Скалапино дал ему очень приятную для нас характеристику, которую можно коротко выразить одной фразой: “He is a very able man” (“Он очень способный человек”). Летом Скалапино будет в Москве (примерно 1–6 июля, в том числе в моем институте).

Завтрак в результате разговоров продолжался часа 3, в итоге Скалапино предложил нам встречаться таким же образом периодически для обмена мнениями. А на следующий день позвонил Александру Ивановичу и сказал, что ему очень понравилась наша встреча. Мне это было приятно, ибо до поездки в университет я чуточку волновалась. Понимала я, конечно, в разговоре не все, но такое непонимание до конца английского иногда даже выручает…

Пока для меня вопрос поездок в Беркли остается открытым по двум обстоятельствам: нужно докончить работу, что потребует еще не 1 месяц, а главное, у нас нет машины, а в Беркли иначе ездить ужасно трудно. (3 автобуса, крайне нерегулярные, тогда как на машине туда ехать около часа). Нужно искать выход… Но было бы начало, а оно уже есть.

Папуля! Из твоего предыдущего письма узнала, что ты болел. Береги себя. Не переоценивай свою закалку. Летом, видимо, опять будет жарко. Взяли бы вы с мамой отпуск и поехали бы в “Лесные поляны” или в Прибалтику (еще лучше), просто чтобы сбежать от жары, ведь ничего хорошего она не дает вашему здоровью. Берегите себя. Ладно? Ради меня хотя бы, и живите весело, ходите везде. Я очень рада, что вы ходите в театры и т. д. Обо мне не волнуйтесь. Все нормально.

За щавель спасибо. Здесь его нет (по крайней мере, я не обнаружила), поэтому я использую шпинат, а в качестве кислоты – лимонный сок добавляю в суп. От уксуса мы здесь вообще отказались, везде, где он нужен, идет лимон. Правильно, мамик?

Юре и Ленчику большой привет. И всем-всем привет. И учитывайте небольшую деталь: обилие впечатлений не притупили мою память, мое сердце, а наоборот. Я здесь в каком-то смысле одна, так же как и все мы, ибо я без вас, далеко, не дома.

Целую вас, мои родные. Будьте осторожны везде, берегите себя.

Целую,

    Наташа

29 мая 1973 года

Мамочка, папочка! Здравствуйте!

Получила в прошлый вторник 22 мая вашу почту, правда, письмо было только от папы от 14 мая, и еще получила Юлькино письмо, очень теплое, я даже от нее не ожидала. Из папиного письма узнала ваши новости. Так мне стало обидно, что гости не смогли прийти к Вовке на день рождения. Как-то всегда у него с его праздниками получается что-нибудь не так, и мое поздравление он получит очень поздно. С поздравлениями у меня здесь целая проблема. В одну почту пишу и, кажется, что очень рано, а когда пишу в другую, получается смехотворно поздно, даже неудобно. А сейчас изменилось расписание почты и наши прошлые письма задержались в Вашингтоне, так что к следующему дню рождения Вовка получит мою открытку с 26-летием!

За эту неделю ничего особого у нас не произошло, была только одна интересная встреча в воскресение: американец (китаист по образованию) пригласил нас к себе в гости, а потом мы ездили в Chinatown обедать. По телевизору начался фестиваль под именем Хичкока (режиссер фильмов ужасов). Вот, пожалуй, и все из области интересного.

Хотя недавно я задумалась, как человек быстро ко всему привыкает и перестает обращать внимание на очень необыденные для него вещи. Сейчас я нечасто обращаю внимание на то, какое красивое у нас консульство, резная дверь, холл, как во дворце, ковры в коридоре. Поэтому так важно первое впечатление (это касается главным образом неодушевленных предметов, природы).

Я вспомнила ту первую ночь, когда мы въезжали в Сан-Франциско из аэропорта, Green-street, заполненную небольшими особнячками, которые представлялись крохотными замками-виллами, заборчик и калитку нашего консульства, очень красивую входную дверь, которая ассоциировалась с дверью в сказку; зеркала, мрамор, витой металл, хрустальные фонарики в холле; странный, на первый взгляд буржуазно-респектабельный лифт с раздвигающейся решеткой-дверью; первая квартира, где мы ночевали, хотя для той ночи, можно сказать, “утревали”, ибо пришли мы к себе примерно в 7 утра.

Так вот, первое время я все время ахала про себя, видя все это. А сейчас глаз ко всему присмотрелся, привык и редко на все это реагирует. Даже когда я смотрю в свое огромное окно с потрясающим видом на залив, меняющийся от погоды, от времени суток, от тумана, от дня недели (так как по выходным он усеян белыми яхтами), у меня возникает только одна эмоция, сильная, порой захватывающая: “ах! как красиво”.

Я почему-то сравниваю эти красоты со своими относительно недавними впечатлениями от природы в “Лесных полянах” летом. Вид из моего окна – то наше поле, помните, перед окнами III корпуса. Я редко задумываюсь, что этот вид удивительно красив, но действие его на меня было очень сильным, это поле имело надо мной хорошую родную власть.

Я вполне согласна с утверждением о том, что американская природа величественна, а русская – более лирична. Может быть, это мои национальные впечатления, т. е., возможно, американцы видят лирику в своей природе так же, как русские в своей. Я, по крайней мере, все время ловлю себя на той мысли, что американскую природу со всеми ее достоинствами я воспринимаю как декорацию, а наше Подмосковье в моих глазах и душе – как живой организм. Ну, это все философия. Завтра вторник, должны прийти ваши письма.

Итак, сегодня, 29 мая, получила ваши письма. Твое, мамуль, от 7 мая, а папино от 3 мая. Так что видите, что такое почта, неделю назад еще я получила папино письмо от 14 мая.

Папуль! Ты мне пишешь опять, что мое молчание вызывает нежелательную обиду у Ф.И., Г.Ф., И.С. Как мне это больно! Ведь, действительно, такое непонимание может произойти только на столь большом расстоянии. Ведь я всем написала письма, и это далеко не все. Мне очень тяжело хоть на минуту подумать, что И.С., Ф.И., Г.Ф. – люди, которыми я очень дорожу, могут упрекнуть меня в забывчивости (я имею в виду “с глаз долой, из сердца вон”). Это абсолютно несправедливо. Я еще раз повторяю, что никакие новые впечатления, ничто на свете не может меня оторвать от людей, которые делали и делают мне столько добра, которые стали мне очень близкими. Не помнить об этом, это все равно, что потерять саму себя.

Я написала всем письма в первых числах мая, в конце апреля, когда еще не прошло и двух месяцев моей жизни здесь. Не писала им раньше, так как считала и считаю не совсем удобным описывать И.С. или Г.Ф. свои week ends, свои будни, все мелочи, непрофессиональные, дилетантские впечатления и эмоции. Тем более что в перспективе мне предстояли, и они состоялись, встречи и беседы с людьми, которые действительно могут заинтересовать моих руководителей. И все это я описала подробно и Ф.И., И.С., и Г.Ф.

Они даже не представляют, как я сейчас мечтаю, именно мечтаю, оказаться на какой-нибудь самой ординарной конференции или семинаре в нашем отделе, на которые мне в Москве было часто так лень вставать и ехать. Но обо всех этих мыслях и чувствах моих здесь мне даже как-то стыдно написать, например, Игорю Степановичу.

И еще я не хочу, чтобы вы впадали в такое заблуждение, что эти два месяца были насыщены сплошным фонтаном впечатлений и радостей. Да! У меня все хорошо и в порядке. Но, если честно, это были 2 довольно трудных месяца в моей жизни, полной перестройки – климата, расписания, где-то даже стиля жизни, обязанностей, новых ситуаций и т. д. А еще очень непроста перестройка языка. Вы, мамик, папуль, меня поймите правильно. Ведь хорошо – это не значит легко, просто, без напряжения. И Сан-Франциско для нас – это не туристическая поездка… И если бы у вас был видеотелефон, о котором ты, мамуль, пишешь, то вы все, что я так коряво и нескладно написала, прочитали бы на моем лице.

Скучаю очень-очень по вас, по дому, институту, который у меня прежде всего ассоциируется с именами Ф.И., Игоря С., Георгия Федоровича. Я, конечно, с удовольствием бы съела, мамуль, твою телятину с чесночком, но от того, что ты мне о ней написала и о своих мыслях, когда готовила, я уже сыта. А о моих телефонных звонках не скучай, не переживай. Я еще возьму реванш за все это время. Приеду, так назвонюсь, если не разучусь пользоваться телефоном. Как вы там с папой выглядите, хоть бы взглянуть на вас. Не буду продолжать, а то разыграется приступ тоски.