Церковный суд и проблемы церковной жизни

Итак, вопрос стоял о том, чтобы подвергнуть «ревизии» не только каноны, но и церковную действительность. А это не могло быть дозволено церковной цензурой.

Глава 2

«Возвращение к церковным канонам»: начало дискуссии в новых политических условиях

Единственным путем к пробуждению замершей жизни может быть только возврат к прежним каноническим нормам.

    С.Ю. Витте. О современном положении Православной Церкви[81 - Историческая переписка. 13.]

Революция и «каноническая реставрация»

Критика петровских реформ и синодального строя с точки зрения их канонической основательности высказывалась в прессе и до 1905 г. Так, Л.А. Тихомиров в 1903 г. издал книгу «Запросы жизни и наше церковное управление», в которой отмечал, в частности, неканоничность института обер-прокуратуры[82 - См.: Тихомиров Л. 36.]. Его однофамилец профессор П.В. Тихомиров в исследовании «Каноническое достоинство реформы Петра Великого по церковному управлению», опубликованном в «Богословском вестнике» (1904), пришел к выводу, что «основания реформы канонической ценности не имеют никакой»[83 - Тихомиров П. 102.].

Однако под влиянием революционных событий в России голоса о необходимости преобразований в Церкви зазвучали громче. Включенность Церкви в систему государственного управления все больше воспринималась как тяжелая опека. Лозунгом дня сделалось требование «возвращения к каноническим нормам» в церковной жизни.

Митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) в записке «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви» (февраль 1905) призывал

предоставить Православной Церкви больше свободы в управлении ее внутренними делами, где бы она могла руководиться главным образом церковными канонами и нравственно-религиозными потребностями своих членов и, освобожденная от прямой государственной или политической миссии, могла бы своим возрожденным нравственным авторитетом быть незаменимой опорой православного государства[84 - Историческая переписка. Выделено нами. – Е.Б.].

Под возвращением к каноническим нормам в документах этого времени понимали в первую очередь критику Святейшего Синода как высшего органа государственно-церковного управления и необходимость созыва Соборов для решения церковных вопросов[85 - См. подробно: Wuyts. 82.]. Так, в опубликованной председателем Комитета министров С.Ю. Витте записке «О современном положении Православной Церкви» говорилось:

В России Поместный Собор не только не собирается ежегодно, но не собирался ни разу уже в течение двухсот лет. А потому вся система нашего церковного управления представляется не имеющею канонического основания. Православные канонисты сознаются, что при учреждении Синода Петр Великий действовал не по образцу обязательных для Православной Церкви канонов, а под сильным влиянием протестантских канонических систем, с которыми он познакомился в Голландии и Швеции[86 - Историческая переписка. 11.].

На канонические нормы ссылался и Святейший Синод, когда весной 1905 г. подал императору доклад о необходимости созыва Собора[87 - См.: О преобразовании. 1898–1899.]. В положенной на этом докладе царской резолюции об отсрочке Собора также говорилось о необходимости «канонического обсуждения предметов веры и церковного управления»[88 - Цит. по: Смолич. II. 696.]. 27 декабря 1905 г. Николай II в новом рескрипте сообщал о своем согласии на то, чтобы в Церкви «на твердых началах вселенских канонов» были проведены «некоторые преобразования», для чего необходимо определить время «всеми верными сынами Церкви ожидаемого Собора»[89 - Смолич. II. 696.]. С этой целью Св. Синод 14 января 1906 г. вынес решение о созыве особого Предсоборного Присутствия.

Обсуждение предстоящего Собора и грядущих реформ стало вопросом первой важности для русской прессы и породило целый океан статей, которые И.В. Преображенский назвал «неофициальными предсоборными деяниями русской церковно-общественной мысли»[90 - Преображенский. Периодическая печать. V.].

Наибольший отклик получил сборник «К церковному Собору», подготовленный петербургской группой «32 священников». Эта группа представила митрополиту Антонию документ, первоначальное название которого было «О неотложности восстановления канонической свободы Православной Церкви в России». В записке, в частности, утверждалось, что церковную реформу можно провести только на основе «восстановления начертанного канонами строя церковного самоуправления»[91 - Цит. по: Смолич. II. 696.].

Восстановление свободы церковной не может и не должно быть совершено иначе, как чрез восстановление действительности ограждающих эту свободу священных канонов во всей их полноте и чистоте. ‹…› Итак, по условиям настоящего времени, для Православной Церкви неотложна необходимость получить исконную каноническую свободу. Но чтобы возвратить эту свободу, она должна восстановить в полноте и неприкосновенности каноническое церковное устроение, воспринятое по преданию апостольскому, от которого она не должна была и не может отступать. ‹…› На первом плане должно стоять, таким образом, упорядочение и развитие епархиального управления в строгой сообразности с духом канонов, узаконяющих широкий простор соборности в Церкви[92 - Преображенский. Периодическая печать. 4–6.].

Позиция «группы петербургских священников» встретила широкое сочувствие у низшего духовенства. Под лозунгом «восстановления канонического строя» в прессе был предложен ряд далеко идущих реформ. Так, газета «Слово» опубликовала анонимное письмо священника, который утверждал, что для восстановления канонического строя нужно уничтожить:

1) ведомство православного исповедания;

2) Св. Синод, духовные консистории;

3) правительственное назначение и утверждение иерархов;

4) обер-прокурора;

5) обязательность монашества для иерархов;

6) награды для духовенства;

8) монашество в городах.

Одновременно автор предлагал восстановить выборное начало для всех степеней священства, посвящение в епископы не только вдовых священников, но и достойных женатых «по примеру века апостольского», ввести свободу снятия сана[93 - Преображенский. Периодическая печать. 159.].

Ректор МДА епископ Волоколамский Евдоким (Мещерский) выступил с серией статей, в которых с тревогой отмечал кризисные явления в Православной Церкви. Причину он видел в том, что

забыты церковные каноны. Вся почти наша жизнь пошла по другому руслу, проложенному немецкими умами. А остатки канонов церковных, действующие еще в нашем жизненном укладе и мешающие нашим доброжелателям развернуться во всю ширь своей удалой натуры, предлагают уже связать в мешок да бросить в воду[94 - Евдоким. Государство и Церковь. 266.].

Требование «восстановления церковных канонов» теперь все чаще выдвигали и люди, очень плохо разбиравшиеся в канонах. Так в «Санкт-Петербургских ведомостях» была помещена статья некоего «русского патриота», который предлагал:

На дела Русской Церкви должен обратить внимание русский министр внутренних дел, восстановить действие церковных канонов – прямая и первая обязанность гражданской власти ‹…›. Вся Русская Поместная Церковь благословила бы министра внутренних дел на немедленное проведение в жизнь церковных реформ[95 - Цит. по: Гринякин. 7.].

В ответ Н. Гринякин в «Миссионерском обозрении», подмечал, что «за восстановление канонов ратуют те, кто канонов знать не хотят»[96 - Там же.]. О том же писала газета «День»:

Какое дело до канона пустопорожним петербуржцам. Они, собирающиеся облагодетельствовать Церковь возвращением ее к «канонической простоте», не знают на самом деле, что такое церковный канон ‹…›. Витте проникнут еврейско-радикальной ненавистью к духовенству[97 - Преображенский. Периодическая печать. 223.].

Многие понимали, что в требование «возвращения к каноническому строю» можно вкладывать различный смысл. Некоторые авторы высказывали сомнения в том, что возвращение к канонам само по себе приведет к церковному возрождению:

Нельзя ожидать ‹…› что у нас церковная жизнь закипит только потому, что восстановлены будут канонические формы древней византийской Церкви, во главе Церкви будет поставлен патриарх, по главным городам будут поставлены окружные митрополиты, а по всем малым – епископы. Кто в настоящее время интересуется канонами? Многие ли из православных знают даже о существовании Книги правил? Кто стремится быть руководителем жизни, тот должен знать, чем «люди живы». Кто в настоящее время удовлетворится административно-бюрократическими реформами и мертвыми словами? Не можем же мы замалчивать, что народ проливает слезы над рассказами еретика, отлученного от Церкви, гр‹афа› Л.Н. Толстого, и со скукой слушает уснащенные текстами послания Синода, зевает, слушая современные проповеди пастырей Церкви[98 - Чирецкий. 494.].

С близких позиций выступил и Н.К. Никольский на заседании профессоров Санкт-Петербургской Духовной Академии:

Академия должна заявить, что если Церковь решилась начать свою жизнь чрез применение стародавних принципов церковной жизни, то в том только случае оно может привести к упорядочению и нормальному ходу ее, если оно прежде всего будет предназначено к сохранению истинного духа евангельских требований, и если только ради этого и после этого предстоящие перемены будут сообразованы по мере возможности с канонической буквою[99 - Никольский Н. К вопросу о реформе. 181.].

Выступая под флагом возвращения к каноническому строю, епископат в первую очередь добивался отмены власти обер-прокурора для того, чтобы играть большую политическую роль. Иначе понимало «каноны» приходское духовенство, для которого большее значение, чем учреждение патриаршества, имели вопросы о выборности епископата и о реформе прихода. Уже в 1905 г. наметилось противостояние епископата и белого духовенства, что отмечали публицисты:

В сознании и воле русской учительствующей Церкви в настоящее время происходит движение, которое неизбежно должно привести к принципиальному разногласию ‹…› между высшим правящим – монашествующим и низшим, приходским – белым духовенством ‹…› И члены Синода, и столичные священники указывают на необходимость вернуть Церкви каноническую свободу; те и другие выдвигают принцип соборности, те и другие настаивают на созыве Поместного Собора и избрании патриарха. Но по внутреннему стремлению, по вдохновляющему намерению, оба эти акта не только различны, но и противоположны друг другу, имеют наклон в разную сторону, ведут к разным горизонтам.

Причину разногласий автор видел в том, что епископат ищет способов усилить свою власть:

На принцип соборности высшая иерархия посмотрела как на орудие своего усиления и перехода власти из рук обер-прокурора к коллегии епископов и ее ставленнику ‹…›. Правящее монашество ходатайствует о соборе в надежде придать церковной реформе наклон в сторону епископской олигархии ‹…›. Правящему монашеству обер-прокурорская власть кажется помехой для непосредственных сношений с властью светской.

В то же время приходское духовенство «мечтает о Соборе, который сольет духовенство с народом и приведет к победе демократии»[100 - Преображенский. Периодическая печать. 236.].

Сходные оценки высказывал известный историк Н.Ф. Каптерев[101 - Каптерев Николай Федорович (1847–1918), проф. МДА по кафедре древней гражданской истории (1883); член-корр. Академии наук (1910); член IV Гос. Думы и Поместного Собора 1917–1918 гг.; автор работ, в которых была пересмотрена концепция церковного раскола.]:

Конечно, все архиереи желают церковной реформы, но эту реформу они видят прежде всего и главным образом в уничтожении власти обер-прокурора Св. Синода. Только в обер-прокуратуре все зло нашей Церкви, – говорят и пишут они; обер-прокурор поработил окончательно архиереев, а в их лице и всю Русскую Церковь, поэтому нужно уничтожить обер-прокурорскую власть, и сделать архиереев вполне свободными и независимыми, и только тогда процветет Русская Церковь. Для достижения именно этой цели и нужно учредить патриаршество, которое убьет обер-прокурора, – этого требует, с архиерейской точки зрения, возможность процветания Русской Церкви. Сверх этого требования наши иерархи пожелали себе еще только одного, как передавали газеты: своего непосредственного участия в высших государственных и законодательных учреждениях. Ни о каких других желательных коренных в Церкви реформах наши архиереи доселе, сколько известно, серьезно не заявляли[102 - Каптерев (1905). 510.].

Иначе понимают реформу миряне и священники, которые опасаются «архиерейского произвола и усмотрения» и хотели бы утвердить выборность епископата.

С критикой одностороннего отношения епископата к канонам выступил и профессор А. Чирецкий в «Богословском вестнике»:

в существе дела наши иерархи хотят утвердить священную важность и безусловную обязательность только за теми канонами, которыми утверждается их власть и господствующее положение в Церкви. Предполагается, что все зло церковной жизни, пресловутый «паралич» Церкви идет от Петра, является следствием совершенной им церковной реформы, извратившей канонические нормы церковной жизни, в которых жила русская Церковь ‹…› заимствовав их от Византии. На место богоустановленной епископской власти в Церкви поставлена была власть светских лиц, чиновников, которые не только поставлены были рядом с иерархами, но в лице синодального обер-прокурора фактически властвовали и над владыками. Конечно, это не канонично и не согласно с нормами церковной жизни. Но кроме недопустимости светского чиновничьего властвования в Церкви, каноны утверждают еще нечто иное, пред судом чего окажутся неканоничными и другие, кроме чиновничьего властвования, стороны церковной жизни и, кроме синодального обер-прокурора, другие лица, не исключая и самих архиереев. Например, едва ли может служить к утверждению положения наших иерархов строгое применение 29 и 30 апостольских правил, по которым всякий епископ, получивший сие достоинство «деньгами» или «мирских начальников употребив», подлежит извержению и даже отлучению. По церковным канонам епископы должны быть выборными, а не назначенными светской властью, иначе поставление считается недействительным (Ант. 19, 23; Лаодик. 12 и др.). Такого рода каноны скорее могут явиться камнем преткновения и вызвать крушение всякого авторитета наших владык, ставя под сомнение законность и действительность их поставления. Отсюда перед нашими иерархами в сущности дилемма: или последовательное и строгое выполнение канонов для полного устранения всей скверны неканоничности в современной обстановке жизни Русской Церкви, во всех ее частях, до замены назначенных епископов выборными, или – приспособление самих канонов к условиям современной жизни[103 - Чирецкий. 470.].

Вопрос о церковных канонах зазвучал даже с трибуны Государственной Думы, где обер-прокурор Святейшего Синода П.П. Извольский 22 марта 1908 г. заявил:

Для Церкви ее каноны – тот Свод Законов, которым она руководствуется и от которого отступить не может, не отрицая самого своего бытия как Церкви. Позвольте обратить ваше внимание на то, что доселе русское государство, столь часто обвиняемое в порабощении Церкви, считало себя, однако, обязанным соблюдать ее канонические основы. ‹…› Один из членов бюджетной комиссии, выражая согласие с моей точкой зрения на независимость и самобытность Церкви, поставил мне вопрос: почему я выдвигаю этот принцип только по отношению к контролю церковных средств. Господа, я говорю сегодня о средствах и контроле потому, что мы рассматриваем бюджет; об этом идет речь, но, исполняя свой долг представителя интересов Церкви перед государством, я, каждый раз, когда к тому представится надобность, буду входить на эту кафедру, чтобы отстаивать тот же принцип самостоятельности внутренней жизни Церкви, не отделения Церкви от государства, но союза, основанного на уважении к исконному каноническому строю Церкви[104 - Справка об отношении. 18–22.].

Это выступление было поддержано епископом Холмским Евлогием (Георгиевским), который считал недопустимым участие Думы в управлении Церковью:

Канонами церковными определяется внутренний строй Церкви, в них начертаны основы внутреннего самоуправления, а в области этого внутреннего самоуправления Православная Церковь не подлежит ведению Государственной Думы[105 - Справка об отношении. 18.].

Другая точка зрения была выражена П.А. Столыпиным. На думском заседании 22 мая 1909 г. он отмечал, что государство не касалось и не должно касаться вопросов канонического устройства Церкви. Что же касается внешнего законодательства, регулирующего взаимоотношения Церкви и государства, то здесь он считал необходимым, чтобы первенствующая роль принадлежала не Церкви, а государству: