Девушка А

– Извини, – сказала она.

– Ничего, – ответила я.

– С Итаном непросто. Во всем у него должен быть успех. Школа, презентации, благотворительные дела. Наша свадьба. Ты знаешь, что он плохо спит, так ведь? Я проснусь среди ночи, а он читает или работает. И так было с самого начала. Сейчас я часто слышу, как он бродит по дому. А днем он, бывает, вдруг закрывается, и между нами образуется стена… и я не могу через нее перебраться. Не понимаю его. Мне достаточно, когда мы с ним счастливы вдвоем. Но для него все иначе.

– Успех любой ценой, – кивнула я.

– Да. Именно так. И человека, который по ту сторону стены… Я боюсь, что совсем не знаю его. Порой, когда, например, я задам какой-то глупый вопрос или скажу, что подготовиться к собранию можно и утром, он так на меня посмотрит… мне кажется, это кто-то другой, просто с лицом Итана. И… – Она рассмеялась. – Не могу сказать, что этот человек мне сильно нравится.

– Он когда-нибудь рассказывал тебе о нашем детстве?

– О чем-то рассказывал, – ответила Ана, – а о чем-то нет. И, знаешь, я отношусь к этому с уважением. Я ходила на его выступления. Знаю, сколько он выстрадал. Мне бы только… нашлось бы хоть что-то, что помогло бы мне его понять. Заставлять мне его говорить или нет? Можешь ли ты подсказать?

«Бросай его», – подумала я. Эти слова висели у меня на кончике языка; я чувствовала их вкус; слышала, как они прозвучат, когда слетят с моих губ. Тебе нужно понять, объяснила бы я ей, который из этих двоих на самом деле мой брат: человек, с которым ты давно знакома, или же тот, которого ты открыла для себя совсем недавно.

Но я представила себе, что будет, если я это все-таки скажу: Итан бродит по кучкам щебня, в который превратилось все то, что он выстроил.

– Просто жди его, – произнесла я. – Когда он становится таким, он просто уходит; туда, куда ты, как мне кажется, навряд ли захочешь за ним последовать. Но он всякий раз будет возвращаться – к тебе.

– Ты так думаешь?

– Уверена.

Она подалась вперед, коснувшись коленями травы, и взяла меня за руки.

– Спасибо тебе. – Слеза катилась по ее щеке, но Ана улыбалась. – Моя новая сестра.

* * *

Когда я подросла и уже поняла, куда уходит Итан, я каждый день стояла в прихожей, сжимая в руках подушку, и с нетерпением ждала его и Мать. Он учился в начальной школе на улице Джаспер в восьми минутах ходьбы от нашего дома, вверх по дороге, но мне каждый раз казалось, что перед тем, как вернуться домой – торжествующим и готовым, хоть иногда и неохотно, поделиться новыми знаниями, – он обошел весь мир. В третьем классе, когда Итану исполнилось семь, их учителем был мистер Грегс. На своих занятиях он обсуждал с учениками факт дня, слово дня и новость дня.

Факт, слово и новость дня – первое, что сообщал мне Итан, вернувшись из школы, пока Мать кормила Далилу.

По словам Итана, истории одноклассников были и интересными, и не очень. Мишель, например, поведала классу, что она заняла второе место на соревнованиях по гимнастике, – ну разве это новость?!

Каждый раз, когда наступала очередь Итана, он выходил из дома на цыпочках, охваченный радостным волнением, а я выкрикивала пункты ему вслед. Я была уверена: мой брат – самый умный человек в мире.

Некоторые из фактов дня Итана я помню до сих пор: однажды, сидя в пабе с Джей Пи, я взяла карандаш и ответила на вопрос викторины – нужно было написать столицу Тувалу[16 - Тихоокеанское государство в Полинезии площадью 26 км

.].

– «Фунафути», – прочел Джей Пи. – Ты не могла это придумать.

Мы получили по бесплатной текиле как единственные, ответившие верно; когда я опустила стакан, Джей Пи лишь руками развел.

– Фунафути, – повторил он. – Будь я проклят!

Прежде чем устроиться преподавателем в школу на Джаспер-стрит, мистер Грегс целый год колесил по миру. Однажды мы пили чай, и Итан с круглыми, словно глобусы, глазами рассказывал мне о вещах, которые хранились у учителя в кабинете. Он видел там «русских кукол» – тех, что живут одна внутри другой, – и маленькую бронзовую копию моста «Золотые Ворота» в Сан-Франциско. Лежало у мистера Грегса и кимоно из Японии – оно подходило и мальчикам, и девочкам, потому что в Японии его носят и те и другие, – и ковбойская шляпа с настоящего Дикого Запада.

Вернувшийся в это время с работы Отец зашел к нам на кухню. Был скучный февральский вечер, Отец еще не снял пальто, и оно пахло морозом. Он вытащил из холодильника четыре куска хлеба, сунул их в тостер.

– Дикий Запад – это не место, – сказал он.

– Что?

– Дикий Запад. Этот мистер Грегс просто посмеялся над тобой, Итан. Он не мог там побывать, потому что на Земле такого места нет.

Я взглянула на Итана, но тот сосредоточенно смотрел на свои ладони, сложенные в молитвенном жесте.

Отец намазал масло на тост и покачал головой:

– Не думал я, что ты настолько тупой. Купиться на такую чушь!

Отец не давал нам фактов, он учил нас разным философиям. Согласно одной из них ни один человек – даже хорошо образованный или очень богатый – не мог быть лучше, чем другие; в особенности ни один человек на свете не мог быть лучше Грейси.

– Кто он такой? Дебора? – позвал он.

Мать с трудом вышла из гостиной с Далилой на руках и с Эви в животе.

– Что такое?

– Этот мистер Грегс, учитель Итана.

– Да, что там с ним?

– Он как вообще? Нормальный? – спросил Отец и, согнув последний кусочек тоста вдвое, умял его со своей ухмылкой.

– Немного со странностями, – ответила Мать. – Так мне показалось на собрании.

Отец рассмеялся. Он был доволен.

Синий рабочий комбинезон, который он носил, не вмещал его гогот; Отцовские телеса выпирали из него, как магма, изливающаяся на земную поверхность.

После того как мистер Бедфорд уволил его, отец работал электриком в Блэкпуле, в «Викторианском отеле», стоявшем прямо на побережье, и должен был носить ту же униформу, что и уборщики.

– Конечно же, это временно, – говорил он.

Когда они с Матерью познакомились, Отец говорил, что он – бизнесмен; в некотором смысле это было правдой.

Вечерами по выходным он по-прежнему сидел в городском офисе – грязно-белые жалюзи, табличка, напечатанная на заказ: «“СиДжи Консалтинг” – идеи с огоньком». Он давал консультации по выбору компьютеров, чинил кассетные плееры, а в субботу после обеда вел никому не интересные занятия по программированию. Он принимал детей любого возраста, но даже в самые лучшие дни к нему приходило не больше двух-трех угрюмых мальчишек, которые входили в помещение один за другим в сопровождении своих матерей. Мальчишкам нравилось стучать по клавиатуре, матерям – разговаривать с Отцом. Отцу хотелось рассказывать о компьютерах, мамашам – беседовать о нем самом. Отец начинал говорить, только убедившись, что аудитория внимает ему, затаив дыхание; каждую фразу он тщательно взвешивал, оттачивал и провозглашал.

Когда он заканчивал, мамаши молчали, предвкушая его следующую речь: им нравились его спокойствие, борода, темная шевелюра и крепкие руки, бегающие по клавиатуре, – представлять, как его пальцы касаются их кожи, было так легко.

– Я обратно, – сказал Отец и встал из-за стола.

Одна мамочка из клуба программистов попросила его о встрече – хотела проконсультироваться, какой ей лучше приобрести компьютер: «Макинтош» или IBM. Ему предстояло провести насыщенный вечер в «СиДжи Консалтинг». Итан ждал, когда хлопнет входная дверь. Как только это произошло, он пулей промчался мимо нас с Матерью и устремился вверх по лестнице. Он тоже спешил «на работу».

Воскресный ужин: раз в две недели нашу выдержку проверяли пудингом с говядиной и почками. От этой лопающейся во рту массы меня тошнило.