Красавица и чудовище

– Только не я, – поспешно добавила моя дочь, усмехнувшись, но тут же посерьезнела. – Дело совсем не в том, потаскушка она или нет, просто мне не нравится, когда о ней говорят, что она – потаскушка, а наверняка ничего не знают, – вот я о чем.

– Эта Хитер – твоя близкая подружка?

– Совсем нет.

– Но все же подружка?

– Вообще-то говоря, совсем даже не «подружка». Понимаешь, мы просто здороваемся при встрече, вот и все. Видишь ли, она не очень-то привлекательная, пап. Она толстая и… ну, в таком заведении, как «Святой Марк», куда так трудно попасть, пусть даже это и не «Бедлоу», к ней относятся как к дурочке. А уж как она разговаривает! Жуть как ругается, даже больше других девчонок, – в «Святом Марке» этим никого не удивишь, ругаются почем зря, только и слышишь: «дерьмо», «сучка», «трахаться», «ссать», – это все нормально, понимаешь? Но Хитер уж слишком перебарщивает, как будто старается всем доказать, какая она взрослая, понимаешь, что я хочу сказать?

Я еще не пришел в себя от потока ругательств, мимоходом вставленных в рассказ моей четырнадцатилетней дочерью.

– Папа? – позвала она.

– Угу.

– Понимаешь, что я хочу сказать?

– Конечно, она…

– Она просто из тех, кто занимается показухой, понимаешь меня?

– Угу.

– Но ведь от этого она не стала потаскушкой, верно?

– Необязательно.

– Я хочу сказать, даже если она и встречается кой с кем, – ведь наверняка никто ничего не знает.

– А «кой с кем» – это сколько же?

– Ну… не с одним мальчиком. Не только с тем мальчиком, с которым встречается постоянно, может, с двумя или с тремя. Или даже с четырьмя.

– Понятно. – Я не отважился спросить, что же в таком случае означает: «с кем попало».

– Пап? С тобой все в порядке?

– Да, я в полном порядке, – ответил я.

– Так ее все бойкотируют, как какую-то… парию. Так?

– Так.

– Ага, парию. Пусть она не такая шикарная, как некоторые девчонки, пусть все время ругается и всякое такое, – это же еще не повод обращаться с ней так, будто она – ничтожество, правда? Или называть ее за глаза потаскушкой, а иногда и прямо в лицо. Гарланд сегодня прямо при всех назвала ее потаскушкой.

– Гарланд.

– Ага. Гарланд Мак-Грегор. Ты ведь знаешь Гарланд, она как-то ночевала у нас.

– Помню, Гарланд.

– Которая, кстати сказать, вовсю приударяла за мальчиками, когда ей было еще тринадцать. Гарланд, я имею в виду. За этим мальчишкой из «Бедлоу», пусть даже он и вправду был потрясный. Я прямо чуть не разревелась, когда сегодня это случилось, – когда Гарланд прямо в лицо назвала Хитер потаскушкой. Я хочу сказать, она ведь не кукла, она переживает, правда? Я про Хитер.

– Да, дорогая, она тоже переживает, – согласился я.

– В понедельник подойду к ней и посоветую не обращать внимания на всех этих задниц, пусть себе болтают, что хотят.

– Прекрасно, – одобрил я.

– Как, по-твоему, я правильно решила? Ты понимаешь, ведь она мне даже не нравится; пап. И допустим… ну… она на самом деле потаскушка, как все говорят?

– Но ты же в этом не уверена?

– Нет.

– И другие не знают наверняка.

– Это точно: наверняка они не знают, папа.

– Что же, тогда ты права.

– Да, и мне так кажется, – согласилась Джоан.

К этому времени я твердо решил взять на себя защиту интересов Джорджа Н. Харпера.

Глава 4

В разделе 905.17 законов штата Флорида ясно указано, кто имеет право присутствовать в зале во время заседания Большого жюри: «На заседании Большого жюри имеют право присутствовать: свидетель, которого допрашивают, окружной прокурор и его помощник, лица, предусмотренные в пункте 27.18: судебный писец или стенографист и переводчик».

Такой порядок может показаться несправедливым по отношению к обвиняемому, но на самом деле обвиняемый может отказаться давать свидетельские показания, если таково его решение, а если его вызовут для дачи показаний (при условии, что он даст согласие), ему должны тотчас же снова зачитать его права, и он в любой момент может прервать допрос, чтобы с глазу на глаз проконсультироваться со своим адвокатом, который ожидает его за дверями зала заседаний.

В понедельник утром 23 ноября я ждал в коридоре суда, а Джордж Харпер в это время в зале судебных заседаний выслушивал свидетельские показания доктора, который проводил вскрытие тела Мишель; служащего заправочной станции, который продал Харперу пустую пятигаллоновую канистру, а затем по его просьбе наполнил ее бензином; сотрудника лаборатории, который обнаружил отпечатки пальцев Харпера на канистре; офицера полиции, который показал под присягой, что утром 16 ноября принял от Мишель жалобу на жестокое обращение с ней мужа; рыбака, без колебаний опознавшего в Харпере человека, которого он видел в ту же ночь на пляже острова Уиспер, когда этот черный избивал белую женщину. Харпер ни разу не вышел ко мне в коридор за помощью или советом, так как я запретил ему давать показания.

Большое жюри закончило слушание окружного прокурора и его свидетелей в 10.15 и удалилось на совещание. Когда Харпер вышел ко мне в коридор, я спросил:

– Как дела?

– Меня хотят поджарить, – ответил он.

– Ладно, посмотрим. Мы ведь еще не знаем, как проголосует Большое жюри, верно?

– И в какую копеечку мне это выльется? – спросил Харпер.

– Мы обсудим этот вопрос позднее.

– Я не богатей. Мне неохота сидеть по уши в долгах, пока я не сдохну.

– Обещаю, что этого не случится.