– Нет.
– Так вот, Майкл начал учиться в Калифорнийском университете – это было уже после Вирджинии, – а потом он его бросил и отправился сначала в Амстердам, потом в Индию, а потом в Афганистан, по-моему, или Пакистан. В общем, в одну из этих стран. Он следовал по маршруту торговцев наркотиками. Он тогда здорово увлекся этим в Амстердаме…
– Надеюсь, сейчас он не занимается этим.
– Нет, нет, – ответила Лиза. – Вообще, он никогда не увлекался сильными средствами. Никогда не кололся. И никогда не станет. Возможно, в Европе он и нюхал кокаин, мне об этом ничего не известно, но он путешествовал по Дании в компании с каким-то наркоманом. Я имею в виду ЛСД, в Голландии он начал принимать ЛСД. Ну и, конечно, марихуану. Но марихуану курят все, – заметила она и пожала плечами. – Все дело в том, что все это время он ни разу по-настоящему не написал своему отцу. Отец чуть не сошел с ума, и сейчас Майкл это признает. Пока Майкл лазил по Гималаям, нюхал цветочки, а горные монахи красили его волосы и бороду в красный цвет, его отец бомбардировал письмами и запросами американское посольство в Индии. Обычно Майкл если и писал отцу, то о пауках в хижине, где он жил. Огромных пауках. Специально писал отцу о пауках, чтобы заставить того еще больше волноваться. И никогда не указывал в письме обратный адрес. «Я в горах. В компании с монахами и пауками». Больше ничего. – Лиза покачала головой. – Понимаете, я хочу сказать, что у него с отцом были очень непростые отношения. С годами они вроде бы наладились, но все еще оставались натянутыми.
– А с матерью?
– А что с матерью? Вы с ней хоть раз встречались?
– Да.
– Тогда нечего и рассказывать. Одна головная боль. Всегда использовала Майкла как мальчика на побегушках – передай своему отцу то, передай это. Звонила по три-четыре раза на неделе, донимала письмами. Он сыт ею по горло.
– Поэтому он и общался с Морин.
– Ну, со мной он тоже общался, – заметила Лиза, – но иначе. Я хочу сказать, мы любовники.
Я внимательно посмотрел на нее.
Ей было семнадцать лет. Еще один продукт развода – мать в Коннектикуте, отец в Нью-Йорке… Или наоборот? Она сказала, что родителям известно, где она находится, и швырнула сигарету за борт, как ее саму вышвырнули из дому – или так она, по крайней мере, думала или чувствовала: «Конечно, они знают, где я нахожусь»… Сигарета шипит в воде вместе с окончанием фразы, тишина откликается молчаливым заключением: «И им на это наплевать!»
Я хотел спросить у нее… Я хотел сказать… Я хотел поговорить о том, как разводились ее родители. Я хотел узнать, как она реагировала. «Когда это случилось, сколько вам было лет, Лиза, кто из родителей потребовал развода, не была ли тут замешана другая женщина? Вы когда-нибудь видитесь со своими родителями, Лиза, со своим отцом? Что он за человек, испытываете ли вы к нему любовь и уважение, любите ли вы его? Простили ли вы его за уход из семьи? Простите ли когда-нибудь?..»
Я заглянул ей в глаза и увидел в них свое будущее, которое с трудом мог представить, не говоря уже о том, чтобы понять. Мое будущее. И моей дочери.
– Майкла можно навестить? – спросила Лиза.
– Пока нет, – ответил я.
– Где он сейчас?
– Его держат в полицейском участке. Вероятно, до завтрашнего утра он там и останется.
– Но вы сказали, что он в тюрьме.
– Так оно и есть. В полицейском участке. Там у них имеются камеры.
– Хотела бы я знать… – Она осеклась на полуслове.
– Что, Лиза?
– Что мне сейчас делать? Я хочу сказать… куда идти?
Кабинет начальника порта примыкал к мотелю, и на фоне стены из красного кирпича выделялась пара расположенных рядом дверей белого цвета. Я постучал, не дождался ответа, попробовал повернуть ручку и обнаружил, что дверь заперта. Я зашел в мотель и спросил у женщины, стоявшей за конторкой, где найти начальника порта. Она ответила, что он где-то на улице. Я снова вышел, обогнул здание и увидел седого мужчину, склонившегося над грядкой с геранями и окапывающего их при помощи совка. Он был одет в полосатую тенниску, синие джинсы и потертые башмаки, а на голове у него красовалась потрепанная фуражка яхтсмена.
– Простите, сэр? – обратился я к нему.
– Слушаю, – отозвался он, не поднимая глаз от грядки.
– Мне нужен начальник порта, – сказал я.
– Он перед вами.
– Меня зовут Мэттью Хоуп.
– Дональд Уичерли, – представился он и распрямился. – Чем могу служить?
– Я бы хотел задать несколько вопросов по поводу одного телефонного звонка вчера вечером.
– Зачем? – спросил он. Его глаза цвета неба смотрели искоса и с подозрением. Рука, державшая совок, лежала на бедре, а сам он настороженно стоял в ожидании – высокий, худой, видавший виды мужчина, желающий знать, почему я задаю вопросы, и, вероятно, размышляющий, с какой стати ему на них отвечать.
– Я адвокат, – сообщил я ему. – И здесь я по поводу Майкла Парчейза.
– Вы адвокат Майкла?
– Да. Вообще-то на самом деле я адвокат его отца.
– И все-таки? Вы адвокат Майкла или его отца?
– Его отца. Но здесь я в интересах Майкла.
– Майкл об этом знает или нет?
– Ему известно, что я здесь, – сказал я. Я лгал, но мне нужна была информация. – Майклу вчера позвонили, – добавил я. – Около половины двенадцатого. Вы подняли трубку.
– Вы спрашиваете или просто констатируете факт?
– Вы подняли трубку?
– Да.
– Где это произошло?
– В моем кабинете.
– Кто ему звонил?
– Не знаю. Звонивший не назвал себя.
– Это была женщина?
– Женщина, точно.
– Можете прикинуть ее возраст?
– Пожалуй, нет, сэр. Думаю, не смогу.