– Бутерброды? – прищурился Уиллис.
– Ну да, – молодой человек недоуменно посмотрел на полицейского, – ведь в такие коробки обычно кладут бутерброды. Ну, или еще какую еду себе на обед. Чего там еще может лежать?
– Это бы нам, Энтони, хотелось услышать от тебя.
– Я считаю, там бутерброды, – промолвил Ла-Бреска.
– Это ты звонил вчера вечером нам в участок? – неожиданно спросил Уиллис.
– Нет.
– Тогда откуда ты узнал, где будет лежать жестяная коробка?
– Мне сказали, – пожал плечами Энтони.
– Кто тебе сказал?
– Да мужик один.
– Какой еще мужик?
– На бирже труда.
– Ну-ка, ну-ка, – подался вперед Уиллис, – с этого места давай поподробней.
– Стою я, короче, в очереди на биржу труда. Я про ту биржу, что на Эйнсли-авеню. У них завсегда куча вакансий на разных стройках, кстати сказать, в прошлый раз я устроился на работу именно там. Вот сегодня как встал утром, так и решил: пойду туда, вдруг чего подвернется. Короче, стою я в очереди, и тут один мужик в ней как щелкнет пальцами и говорит: «Блин, я свой обед забыл в парке». Мое дело маленькое – я стою и молчу. Тут он ко мне поворачивается и говорит такой: «Прикинь, я обед забыл на скамейке в парке». Ну я такой, типа, какая жалость, все дела. Короче, посочувствовал ему. А чего не посочувствовать, когда бедолага без обеда остался.
– Что было дальше?
– Ну, он меня и попросил смотаться за коробкой. Мол, он бы и сам сбегал, да только нога не слушается, болит…
– И ты, конечно же, согласился, – понимающе кивнул Браун. – Незнакомый мужик на Эйнсли-авеню просит тебя сгонять аж до Гровер-парка и принести его коробку с обедом. Ну как тут отказать?!
– Между прочим, я его послал, – ответил Энтони.
– В таком случае что ты делал в парке?
– Ну, я хотел сказать, что послал того мужика только поначалу. Мы разговорились, и он рассказал, как стал колченогим. Оказывается, его ранило во время Второй мировой войны. Рядом с ним взорвался немецкий снаряд, и ногу посекло осколками. Короче, досталось ему – мама не горюй.
– И ты в итоге решил все-таки сбегать за коробкой?
– Нет, в итоге я решил никуда не бегать, – решительно ответил паренек.
– Так как же тебя, в конце концов, занесло в парк?
– Да я ведь вам и пытаюсь это рассказать!
– Тебе стало жалко бедолагу, так? Он хромой, на улице холод собачий – правильно я говорю? – промолвил Уиллис.
– Ну-у… – протянул Энтони. – И да, и нет.
– Ты решил, зачем ему тащиться до парка в такую даль? – подсказал Браун.
– И да, и нет, – повторил паренек. – Я, собственно, о чем? Я ведь этого мужика в первый раз за всю жизнь увидел, какое мне до него дело?
– Значит, так, Энтони, – выдохнул Уиллис. Почувствовав, что вот-вот сорвется, Хэл напомнил самому себе о том, как важно держать себя в руках. Да, допрашивать подозреваемых из-за этого правила Миранды стало ужасно тяжело. Задержанный в любой момент может совершенно легально отказаться отвечать на дальнейшие вопросы. Если сорвешься и наорешь на него, рискуешь поставить крест на всем деле. – Понимаешь, Энтони, – как можно мягче произнес Уиллис, – мы пытаемся установить, как так получилось, что, свернув на дорожку в парк, ты сразу направился к третьей по счету скамейке.
– Я это понимаю, – кивнул паренек.
– Ты познакомился с ветераном, инвалидом войны, так?
– Так.
– И он сказал тебе, что оставил коробку с обедом в парке?
– Вообще-то он сперва не говорил о коробке, – поправил молодой человек, – он сказал, что забыл обед.
– А когда он упомянул о коробке?
– Когда дал мне пять баксов.
– То есть он предложил тебе пять долларов за то, что ты принесешь ему коробку с обедом? Я тебя правильно понял? – уточнил Браун.
– Он не предлагал мне пять баксов, он мне их дал.
– То есть он сунул тебе пятерку и сказал: «Ты не сгоняешь за моей коробкой с обедом?»
– Ну да, – кивнул Энтони. – Заодно он сказал мне, чтоб я шел по дорожке, берущей начало от Клинтон-стрит. Мол, коробка лежит на третьей скамейке.
– И что тебе нужно было сделать с коробкой? – спросил Уиллис.
– Как – что? – удивился паренек. – Отнести ему, само собой. А он пока обещал мое место в очереди посторожить.
– Угу-у, – протянул Браун.
– А чего там такого было в той коробке? – поинтересовался паренек.
– Ничего! – отрезал Уиллис. – Опиши-ка нам этого мужика. Как он выглядел?
– Да обычно.
– Сколько бы ты дал ему лет?
– Лет тридцать пять… – задумчиво произнес Ла-Бреска, – вроде того.
– Рост? Высокий, низкий, средний?
– Высокий. Я бы сказал, метр восемьдесят. Ну, туда-сюда.