– Ничего подобного, – возразил я. – Просто раз тебе не нравится мой стиль вождения, садись за руль сама. Вот и все.
– Я не люблю водить машину, когда у меня беда, – сказала Сьюзен.
Ей было тридцать два, а она все еще называла свой менструальный цикл «бедой». Мне кажется, эти ее слова подразумевали отказ от половых сношений. «Беда» означала не столько кровотечение, сколько перерыв в ее бурной и страстной сексуальной жизни. Действительно, в Сьюзен всегда ощущалась скрытая чувственность. Темные задумчивые глаза, овальное лицо, обрамленное каскадами длинных каштановых волос, которые, струясь, спадали на ее плечи, полный чувственный рот, который намекал – и не всегда безосновательно – на образ испорченной дерзкой красавицы…
Мы вернулись тогда домой около половины шестого. Сьюзен дулась почти весь день, но, казалось, после того, как она приняла душ и переоделась к обеду, ее раздражение иссякло. Было решено: раз Джоанна не в состоянии оценить лучшее, что есть в жизни, пусть остается дома.
Она воскликнула:
– Вот и отлично! Значит, я смогу посмотреть по телевизору «Звуки музыки».[9 - «Звуки музыки» – музыкальный фильм с Джуди Гарленд в главной роли.]
– Если бы ты пошла с нами, – заметил я, – то могла бы наслаждаться подлинными звуками музыки.
Ссора «Бифитер Мартини» разразилась, когда я налил себе вторую рюмку перед обедом.
– Надеюсь, ты не собираешься выпить подряд две рюмки этой гадости? – спросила Сьюзен.
– Именно это я и собираюсь сделать, – ответил я.
– А знаешь, каким ты становишься после двух мартини?
– Каким же?
– Мутным!
У Сьюзен была идея фикс, что я не опьянею, если выпью, к примеру, два виски с содовой или два все равно чего с содовой, но обязательно захмелею, буду еле ворочать языком и стану мутным и невыносимым (это все словечки Сьюзен) после двух мартини, особенно если это два мартини «Бифитер». Волшебное слово «Бифитер» каким-то образом, по ее мнению, усиливало воздействие алкоголя.
– Сьюзен, – предложил я, – давай отобедаем без ссор, а?
– Давай, если ты не будешь пить, – сказала Сьюзен.
– Но днем мы уже поссорились, – возразил я, – хотя я не пил.
– Наверно, ты выпил перед нашим выходом из дому.
– Сьюзен, ты прекрасно знаешь, что я ничего не пил перед выходом. Что ты пытаешься доказать? Что я…
– Тогда почему ты вышел из себя, когда я всего-то-навсего попросила тебя получше следить за дорогой?
– Я вышел из себя, потому что Джоанна задала мне вопрос и я пытался…
– За что было так набрасываться на меня?
– Я набросился на тебя, потому что ты меня все время пилила. И сейчас пилишь! Если человек пропустил пару мартини перед обедом…
– Но это же «Бифитер»! – возразила она.
– Да, верно, «Бифитер», но из этого не следует, что он алкоголик.
– Из-за него ты будешь мутным и испортишь мне весь вечер! – проговорила Сьюзен.
– Он уже испорчен, – огрызнулся я.
Сьюзен уснула, когда Ростропович исполнял не что иное как «Шуточную», Опус 102, из сборника Шумана «Пять музыкальных пьес на народные мотивы». Я ничего не сказал по этому поводу. В антракте мы не обменялись ни единым словом. По пути домой тоже.
Когда мы вернулись домой, Джоанна еще не спала, хотя должна была лечь полчаса назад.
– Уже пол-одиннадцатого, – заметил я, кивнув на часы.
– Знаю, – сказала она.
– Ты приготовила уроки?
– Да, – ответила она, – но мне надо разобраться с этой бумагой из клуба любителей грампластинок.
– Что за клуб?
– Любителей грампластинок. В котором я состою.
– О, конечно, – сказал я. – В котором ты состоишь…
– Поможешь мне заполнить эту штуковину?
– Завтра, – зевнул я.
– Пап, но она должна шестого уже вернуться.
Она пошла в свою комнату и возвратилась, держа в руках почтовую карточку. Я внимательно изучил ее и вернул ей обратно.
– Здесь говорится, что карточка должна быть только отправлена шестого числа, – сказал я.
– Где это говорится?
– Вот здесь.
Джоанна посмотрела на карточку.
– Да, – сказала она. – Да, действительно.
– Завтра только первое число. У нас полно времени.
– Отлично, папочка, – сказала она и поцеловала меня на ночь. – Мама? – обратилась она к Сьюзен.
– Да? – отозвалась Сьюзен.
– Спокойной ночи, мама.
– Спокойной ночи, – сказала Сьюзен. Она была уже в постели. Джоанна подошла, наклонилась и поцеловала ее в щеку.