Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)

Тарзан из племени обезьян наблюдал за ними некоторое время со своего высокого дерева. Многого в их поведении он не мог понять: ему были неведомы предрассудки, а о том, что такое страх, он имел самое смутное представление.

Солнце поднялось уже высоко. За целый день Тарзан еще ничего не ел, и ему предстояло преодолеть несколько миль до того места, где лежали остатки туши кабана. Поэтому он покинул деревню Мбонги и растворился в густой листве джунглей.

Глава 11

Король обезьян

Тарзан успел вернуться в племя еще до наступления темноты, хотя по дороге пришлось дважды останавливаться: в первый раз – чтобы откопать и съесть остатки туши убитого накануне вепря, а во второй – чтобы забрать лук и стрелы Кулонги, спрятанные на вершине дерева. Нагруженный трофеями, Тарзан тяжело спрыгнул с ветвей прямо в толпу обезьян.

Горделиво выпятив грудь, он принялся рассказывать о своих приключениях и демонстрировать добычу. Керчак недовольно зарычал и отвернулся: он завидовал этому странному члену племени. В маленьком и злом мозгу вожака роились мысли о том, какой бы найти предлог для того, чтобы обрушить на Тарзана свой гнев.

На следующее утро, на рассвете, Тарзан вышел поупражняться с луком и стрелами. Поначалу он все время бил мимо цели, но постепенно научился направлять эти узкие щепочки в нужном направлении и меньше чем через месяц уже хорошо стрелял. Правда, это учение стоило ему почти всего запаса стрел.

Племя Керчака по-прежнему обитало неподалеку от хижины: здесь было легко найти пропитание. Тарзан то практиковался в стрельбе из лука, то продолжал знакомиться с тем небольшим набором книг, которые когда-то привез сюда его отец.

Именно в это время юный английский лорд отыскал затерявшуюся в глубине одного из стенных шкафов небольшую железную коробочку. В замке торчал ключик, и Тарзану понадобилось всего несколько секунд, чтобы успешно справиться с новой задачей и открыть шкатулку. Внутри он обнаружил выцветшую фотографию молодого человека с безволосым лицом, золотой медальон, украшенный бриллиантами и соединенный с золотой же цепочкой. Кроме того, там лежало несколько писем и записная книжка. Тарзан все это внимательно осмотрел.

Фотография понравилась ему больше всего: глаза человека излучали веселье, а открытое лицо вызывало симпатию. Это был его отец. Медальон тоже привлек внимание Тарзана. Он повесил цепочку себе на шею, подражая в этом чернокожим, которые украшали свои тела. А вот понять содержание писем Тарзан не сумел: не смог разобрать рукописный текст. Поэтому он просто положил эти листки бумаги в коробочку и обратился к записной книжке.

Она была почти вся исписана тонким четким почерком. Жучки казались знакомыми, но их расположение и сочетания – странными и совершенно непонятными. Тарзан уже задолго до этого случая научился пользоваться словарем. Однако, к его огорчению, словарь в данном случае был бесполезен: в нем не нашлось ни единого слова из числа написанных в книжке. Вздохнув, Тарзан положил ее обратно в шкатулку.

Он не знал, что книжица содержала ключ к загадке его происхождения, к загадке всей его жизни. Это был дневник Джона Клейтона, лорда Грейстока: по своей старой привычке он вел его по-французски.

Хотя Тарзан и спрятал фотографию в шкатулку, в его памяти запечатлелись черты мужественного, но улыбающегося лица, и он твердо решил, что раскроет тайну непонятных слов в черной книжице. Однако в ближайшее время ему предстояло более важное дело: запас стрел иссяк и нужно было снова посетить деревню чернокожих, чтобы завладеть новыми.

Рано утром Тарзан пустился в путь. Он передвигался очень быстро и к середине дня оказался возле деревни. Заняв уже знакомую позицию на гигантском дереве, Тарзан снова, как и раньше, увидел женщин, работающих в поле и проходящих по единственной улице деревни, а также кипящий прямо под ним горшок с ядом.

Несколько часов он сидел тихо, ожидая возможности бесшумно спуститься вниз и подобрать то, за чем он пришел: стрелы. Но на этот раз ничто не отвлекало обитателей деревни от их повседневных занятий. Время шло, а Тарзан из племени обезьян так и сидел скорчившись на ветке, над головой ничего не подозревающей женщины, которая хлопотала у горшка. Наконец работницы потянулись с полей домой. Показались из джунглей и мужчины-охотники. Когда все зашли внутрь ограды, ворота закрыли на засов.

Теперь в деревне кипело уже множество горшков: жители готовили пищу. Перед хижиной женщины варили похлебку и пекли лепешки из плантайна и маниока.

Вдруг с северного края поляны донесся какой-то крик. Тарзан взглянул туда. Партия припозднившихся охотников возвращалась в деревню. Они не то вели, не то тащили за собой какое-то упирающееся животное. Вот охотники подошли ближе, ворота распахнулись, чтобы их принять, и все остальные дикари издали вопль радости: добычей оказался человек. Он все еще сопротивлялся, когда его тащили по улице, причем женщины и дети колотили его палками и осыпали камнями.

Наблюдая это зрелище, Тарзан из племени обезьян, юный и дикий, не мог не подивиться бессердечной жестокости той породы животных, к которой, по-видимому, принадлежал и сам. Из всех обитателей джунглей только леопард Шита мучает свою добычу. Мораль остальных требует быстрой смерти жертвы.

Из книг Тарзан сумел почерпнуть лишь разрозненные сведения о человеческих обычаях. Когда он двигался вслед за Кулонгой к людям, то ожидал увидеть странные дома на колесах и густые клубы дыма, вырывающиеся из большого дерева, вставленного в крышу, или же море, покрытое качающимися на нем домами, которые назывались «л-о-д-к-и», «с-у-д-а» или «п-а-р-о-х-о-д-ы». Каково же было его разочарование, когда он увидел крошечное поселение, затерявшееся в его родных джунглях: деревню, где не было ни единого дома крупнее, чем его собственная хижина на отдаленном берегу.

Он понимал теперь, что эти люди куда злее, чем обезьяны из его племени. Они неистовы и жестоки, как сама Сабор. И в глазах Тарзана эти существа пали так низко, что он уже не мог относиться к ним с уважением.

Чернокожие привязали свою несчастную жертву к столбу, поставленному в самом центре деревни, прямо напротив жилища вождя Мбонги, и принялись с воплями скакать вокруг в боевом танце – размахивая сверкающими ножами и потрясая копьями. Более широкий круг образовали женщины: они сидели на корточках, орали и били в бубны. Все это напоминало обряд Дум-Дум, и Тарзан уже знал, что произойдет дальше, и лишь гадал: а не накинутся ли эти звери на мясо еще до того, как пленник умрет? Обезьяны так никогда не делали.

Круг воинов все теснее смыкался возле добычи: они продолжали дикий танец под оглушающий грохот бубнов. И вот первое копье дотянулось до жертвы и кольнуло ее. Это был сигнал, за которым последовали уколы всех остальных копий, а их было не менее пятидесяти. Глаза, уши, руки и ноги пленника оказались проколоты. Каждый дюйм корчащегося тела, если только это не было место, удар в которое лишал жизни, сделался целью для безжалостных дикарей. Женщины и дети визжали от радости. Воины уже облизывали свои мерзкие губы в предвкушении скорого пиршества и соперничали в отвратительной жестокости, пытая жертву, по-прежнему не терявшую сознания.

Тут Тарзан из племени обезьян понял, что настал тот миг, которого он так ждал. Все дикари были поглощены захватывающим зрелищем. Уже стемнело, наступила безлунная ночь, и лишь огни недалеких костров, которые жгли участники оргии, бросали свой тревожный свет на жуткую сцену.

Гибкий юноша бесшумно спустился на мягкую землю в самом конце улицы. Он живо собрал стрелы, на этот раз все до единой, поскольку принес с собой веревки, чтобы связать добычу. Не торопясь, он аккуратно стянул воедино стрелы, а затем, прежде чем исчезнуть, решил позабавить духа своеволия, живущего в его сердце. Тарзан огляделся: какую бы шутку сыграть с этими уродливыми созданиями, чтобы они снова почувствовали и запомнили его приход?

Он положил связку стрел у подножия дерева, а сам бесшумно проследовал по темной стороне улицы до той самой хижины, в которой уже побывал раньше. Внутри царила полная тьма, но он вскоре сумел нащупать то, что искал, и сразу, без промедления кинулся к двери. Но тут послышались чьи-то шаги, и в дверном проеме выросла фигура женщины.

Тарзан отступил в тень, сжав рукоять длинного и острого охотничьего ножа, некогда принадлежавшего его отцу. Женщина быстро вошла в дом. Она пыталась отыскать какую-то вещь, которая, по-видимому, не была положена на свое место. Продолжая поиски, женщина все ближе перемещалась в ту сторону, где прятался Тарзан. Она была уже так близко, что юноша чувствовал тепло ее обнаженного тела. Он поднял кинжал, но тут у женщины вырвался гортанный звук, означавший, что ее поиски увенчались успехом. Негритянка выбежала из хижины, и в дверном просвете Тарзан увидел, что в руках у нее был глиняный горшок для варки пищи.

Он подошел к выходу и, прячась в тени, разглядел, что все женщины деревни спешили к своим хижинам и вскоре появлялись с большими и маленькими горшками. Налив в них воды, женщины возвращались к кострам, разведенным вблизи от несчастного пленника, который по-прежнему висел на столбе, теперь уже совершенно безвольно.

Выбрав момент, Тарзан пробрался к большому дереву в конце деревни, где оставил стрелы. Как и в прошлый раз, он опрокинул горшок с ядом, а затем ловко, по-кошачьи запрыгнул на нижние ветви лесного гиганта. Он бесшумно взобрался ввысь и устроился в развилке ствола, откуда сквозь просвет в листве можно было наблюдать за происходящим внизу.

Женщины резали тело пленника и складывали куски в свои горшки, а мужчины стояли поодаль, отдыхая после безумств. В деревне наступила тишина.

Тарзан поднял над головой то, что притащил из хижины. Он был с детства привычен к бросанию в цель фруктов и кокосов и потому не промахнулся, угодив точно в группу дикарей. Что-то ударило одного из воинов по голове и сбило с ног. Предмет покатился по земле мимо женщин и остановился рядом с наполовину разделанным телом, которым собирались полакомиться дикари. Несколько секунд все в оцепенении смотрели на этот предмет, а затем, словно по команде, бросились врассыпную по домам.

Это был человеческий череп. Как мог он упасть прямо с неба? Событие глубоко потрясло суеверные души дикарей. А Тарзан из племени обезьян покинул их, исполненных страха перед этим новым доказательством присутствия злой невидимой силы, обитавшей в окружавших их деревню джунглях.

Позднее дикари снова обнаружили перевернутый горшок и пропажу стрел и решили, что оскорбили могущественное божество, построив в здешних местах деревню и не умилостивив предварительно хозяина. С тех пор они начали ежедневно оставлять под гигантским деревом, где пропали стрелы, жертвоприношения в виде пищи, чтобы успокоить могущественного духа. Но семена страха были посеяны, и Тарзан, сам того не ведая, уже совершил то, что привело в дальнейшем к несчастьям и для его племени, и для него самого.

Ночь Тарзан провел в лесу, неподалеку от деревни, а наутро не спеша отправился домой, задерживаясь по пути, чтобы поохотиться. Однако ему досталось только немного ягод и личинок, так что он чувствовал голод.

Увлеченный поиском пищи, Тарзан не сразу заметил львицу. Она стояла на тропе всего в двадцати шагах от него и облизывалась. Огромные желтые глаза были полны злобы.

Тарзан и не пытался убежать. Наоборот, он обрадовался встрече, которой искал уже много дней. Теперь он был вооружен не одной только сплетенной из травы веревкой. Он быстро вытащил из-за спины лук и вложил хорошо смазанную ядом стрелу. Когда Сабор, прыгнув, была уже на полпути к цели, крошечная щепочка впилась в нее. И в то же мгновение Тарзан из племени обезьян отпрянул в сторону. Огромная кошка приземлилась позади него, и сразу же еще одна смертоносная стрела впилась ей в бедро.

С оглушительным ревом зверь развернулся и бросился на добычу еще раз. Но его ждала третья стрела – она попала Сабор в глаз. Однако теперь львица оказалась слишком близко от человека-обезьяны, и Тарзан не успел отступить в сторону от летящей на него туши. Тело Сабор придавило его к земле, но он смог вонзить в него свой сверкающий нож. Несколько мгновений они лежали без движения, и Тарзан вдруг понял, что Сабор уже никогда не будет представлять угрозы ни для человека, ни для обезьяны.

С трудом он выбрался из-под гигантской туши, поднялся на ноги и гордо осмотрел свою добычу. Мощная волна радости накрыла Тарзана.

Выпятив грудь, он поставил ногу на тело поверженного врага и, откинув назад свою прекрасную голову, издал обезьяний победоносный крик. Джунгли эхом откликнулись на эту дикую песнь. Птицы притихли, а крупные животные и хищные звери поспешно и неслышно скрылись: немногие из них решались вступить в схватку с большими человекообразными обезьянами.

А тем временем в Лондоне другой лорд Грейсток выступал с речью, обращаясь к себе подобным, заседающим в палате лордов, и никто не дрожал, заслышав звук его голоса.

Мясо львицы было неприятным на вкус даже для Тарзана, но голод заставил его забыть о жесткости и дурном запахе. Спустя некоторое время человек-обезьяна насытился и мог позволить себе отдых и сон. Но прежде он решил снять с львицы шкуру: в первую очередь из-за нее Тарзан добивался смерти Сабор. Он ловко отделил шкуру от мяса – ему и раньше приходилось это делать, правда с куда меньшими животными. Когда дело было сделано, он забросил шкуру на развилку ствола высокого дерева, а сам, свернувшись поудобнее, заснул глубоким сном.

Утомленный поединком, Тарзан проспал почти сутки и пробудился только на следующий день. Первым делом он направился к туше львицы и был очень раздосадован, когда обнаружил, что от нее остался один скелет: мясо обглодали голодные обитатели джунглей.

Через полчаса неспешной прогулки по лесу Тарзан набрел на олененка, и прежде чем тот почуял врага, в его шею впилась острая стрела. Яд подействовал быстро: не успел олененок сделать и десяти шагов, как замертво рухнул головой в кусты. Тарзан снова утолил голод, однако спать на этот раз не стал.

Вместо этого он поспешил туда, где обитало его племя. Дойдя до места, он гордо предъявил обезьянам шкуру львицы.

– Глядите! – закричал он. – Обезьяны из племени Керчака! Глядите, что сделал Тарзан, могучий убийца. Кто из вас сумел убить льва? Тарзан сильнее вас всех. Тарзан – не обезьяна. Тарзан…

Но тут он осекся, поскольку в языке обезьян не существовало слова «человек», а Тарзан умел только писать это слово по-английски, но не знал, как оно произносится.

Все племя собралось вокруг него, чтобы взглянуть на доказательства невероятной доблести и послушать, что скажет Тарзан. Один только Керчак оставался в стороне, еле сдерживая гнев и ненависть. Внезапно что-то изменилось в крошечном и злом мозгу человекообразного. Издав страшный рев, зверь ринулся на своих соплеменников. Пуская в ход клыки, он убил и покалечил не меньше дюжины из них, прежде чем остальные сумели скрыться на верхних ветвях деревьев. С пеной на губах, с дикими воплями Керчак осматривался вокруг, разыскивая предмет своей величайшей ненависти, пока наконец не увидел Тарзана, сидевшего на ветвях росшего неподалеку дерева.

– А ну спускайся сюда, Тарзан, великий убийца! – крикнул Керчак. – Спускайся, и ты узнаешь, что такое клыки сильнейшего! Разве могучие бойцы скрываются на деревьях при виде опасности?

И Керчак испустил вопль, которым обезьяны вызывали соперника на бой. Тарзан не торопясь спрыгнул на землю.

Все племя, затаив дыхание, следило из своих безопасных укрытий за тем, как Керчак, не прекращая реветь, пошел на противника, казавшегося намного слабее. Выпрямившись в полный рост на своих коротких ногах, Керчак достигал высоты в семь футов. На его широких плечах выдавались гигантские мускулы. Его шея сливалась с туловищем в единую массу, из которой торчала небольшая голова. Керчак продолжал рычать, приоткрывая огромные клыки. В маленьких и злобных глазках пылала безумная ярость.

Тарзан стоял спокойно, ожидая его. Человек-обезьяна был мускулист, но рост его составлял всего шесть футов, а его сильные, играющие под кожей мышцы казались сейчас жалкими и неспособными выдержать предстоящее испытание.