III
Мое прибытие на Марс
Я открыл глаза и увидел странный и таинственный ландшафт. Я знал, что очутился на Марсе. Меня не покидала твердая уверенность, что я вижу его наяву, находясь в здравом рассудке. Я не спал, мне незачем было себя щипать; мое глубинное сознание с такой же уверенностью говорило мне, что я на Марсе, как вы осознаете себя на Земле. Вы ведь в этом не сомневаетесь; не сомневался и я.
Я обнаружил, что лежу ничком на плотном ковре из желтоватых, похожих на мох растений, расстилающихся во все стороны куда хватал глаз. Судя по всему, я оказался в глубокой круглой впадине, над краями которой виднелись вдали неровные очертания низких холмов.
Стояла середина дня, солнце вовсю сияло надо мной, опаляя жаром мою обнаженную кожу, но зной ощущался не сильнее, чем в то же время суток где-нибудь в пустыне Аризоны. Тут и там выступали из почвы похожие на кварц камни, блестевшие на солнце, а слева, примерно в сотне ярдов, я заметил приземистое ограждение высотой фута четыре. Ни воды, ни других растений, кроме мха, я не видел, а поскольку сильно хотелось пить, решился исследовать окрестности.
Велико же было мое удивление, когда я вскочил на ноги, – пожалуй, это был первый сюрприз, преподнесенный мне на Марсе. Дело в том, что рывок, который на Земле просто привел бы человека в вертикальное положение, здесь подбросил меня в воздух не меньше чем на три ярда. Но я мягко опустился на мох, не испытав особого потрясения. Пришлось постепенно приспосабливаться, что поначалу выглядело глупым до невозможности. Я обнаружил, что должен заново учиться ходить, ведь мышечные усилия, позволявшие легко и спокойно передвигаться на Земле, здесь, на Марсе, играли со мной странные шутки.
Вместо того чтобы шагать в нормальной и достойной манере, я в результате своих попыток совершал разнообразные прыжки, поднимался надо мхом на пару футов и после второго или третьего скачка падал на живот или на спину. Мышцы, идеально приспособленные и привыкшие к условиям земного притяжения, не слушались меня в первые минуты пребывания на Марсе, где гравитация и атмосферное давление были куда ниже.
Однако я преисполнился решимости добраться до низкой постройки, которая была единственным видимым свидетельством чьего-то присутствия, поэтому быстро додумался до первейшего способа передвижения человека – и пополз на четвереньках. Это мне удалось отлично, и через несколько секунд я уже достиг невысокой круглой ограды.
С ближайшей ко мне стороны не видно было ни дверей, ни окон, но, поскольку стена не превышала четырех футов в высоту, я осторожно поднялся на ноги и заглянул через нее… Моим глазам открылось зрелище, способное поразить самое смелое воображение.
Окруженное стеной пространство защищала крыша из стекла дюйма в три или четыре толщиной, а под ней лежали несколько сотен больших яиц, идеально круглых и снежно-белых. Яйца были почти одинаковыми по размеру, примерно два с половиной фута в диаметре.
Пять или шесть из них уже треснули, и в солнечном свете сидели, моргая, гротескные существа, заставившие меня усомниться в собственном здравомыслии. Они как будто состояли в основном из головы, хотя и имели крошечные тощие тела, длинные шеи и по шесть ног – то есть, как я узнал впоследствии, по две ноги и руки и по паре «сменных» конечностей, которые могли служить и руками, и ногами. Глаза уродцев были чрезвычайно широко расставлены чуть выше центральной линии и вращались назад или вперед, независимо один от другого, что позволяло странным созданиям смотреть в любом направлении или в двух сразу и при этом не поворачиваться.
Уши, расположенные немного выше глаз и ближе друг к другу, были маленькими, похожими на чашевидные антенны, и у этих юных представителей марсианского вида выступали не более чем на дюйм. Нос же представлял собой длинную щель посредине лица, между ртом и ушами.
Шерсть на их телах не росла, а кожа имела очень светлый желтовато-зеленый оттенок. У взрослых марсиан, как я узнал довольно скоро, она становилась оливкового цвета, причем мужские особи были темнее женских. Да и голова с возрастом приобретала более правильные пропорции по отношению к телу, чем у новорожденных.
Радужные оболочки их глаз были кроваво-красными, точно у альбиносов, а зрачки – темными. Зато белки сверкали белизной, как и зубы. И это добавляло свирепости и без того пугающей, ужасной внешности марсиан, равно как и острые клыки, загнутые вверх до того уровня, где у землянина расположены глаза. Зубы по цвету вовсе не напоминали слоновую кость, скорее белейший и самый блестящий фарфор. На фоне темноватой кожи клыки выделялись поразительным образом, придавая этому оружию особенно грозный вид.
Бо?льшую часть этих подробностей я отметил позже, у меня не было времени на то, чтобы поразмышлять о чуде моего открытия. Я видел, что яйца начинают трескаться, и, пока наблюдал за тем, как маленькие чудовища выбираются на свет, ко мне незаметно подкрались сзади два десятка взрослых марсиан.
Беззвучно шагая по мягкому мху, который покрывал практически всю поверхность Марса, за исключением замерзших областей на полюсах и возделанных земель, они могли без труда захватить меня в плен, однако их намерения были куда более зловещими. И только звякнувшее случайно вооружение предводителя предупредило меня.
Моя жизнь висела на тончайшем волоске, и я частенько изумляюсь тому, что сумел спастись с такой легкостью. Если бы ружье вождя, висевшее на ремнях сбоку седла, не задело о толстый конец здоровенного копья с металлическим наконечником, я бы не успел заподозрить приближения гибели. Однако негромкий звук заставил меня оглянуться, и тут я увидел меньше чем в десяти футах от моей груди острие огромного копья длиной в сорок футов с наконечником из блестящего металла, а держала его верховая копия тех маленьких дьяволов, за которыми я наблюдал.
Но какими же хилыми и безвредными казались они теперь, рядом с гигантской и пугающей инкарнацией ненависти, мести и смерти… Насколько я мог понять, передо мной высился марсианин мужского пола. Он был ростом в полных пятнадцать футов и на Земле при таких размерах весил бы добрых четыреста фунтов. Вождь сидел в седле, подобно всаднику на лошади; он сжимал брюхо животного нижними конечностями, в то время как ладони его правых рук держали низко, у бока «скакуна», чудовищное копье; две левых руки были вытянуты в сторону, чтобы удерживать равновесие, потому что монстр, на котором он ехал, не имел ни уздечки, ни поводьев, ни каких-либо иных средств управления.
А этот зверь! Есть ли вообще земные слова, чтобы описать его! В холке он достигал около десяти футов; у него было по четыре ноги с каждого боку; широкий плоский хвост, шире на конце, чем у корня, выпрямлялся горизонтально, когда существо бежало; огромная пасть разверзалась от рыла до длинной мощной шеи…
Как и его хозяин, чудовище было полностью лишено растительности на теле, его темная синевато-серая кожа отличалась чрезвычайной гладкостью и блестела. Живот был белым, а на лапах цвет менялся от шиферно-серого на плечах и бедрах до ярко-желтого на ступнях, снабженных подушками, что также объясняло бесшумность приближения инопланетян. Надо сказать, отсутствие когтей в совокупности со множеством ног является одной из характерных черт фауны Марса. Только высшее существо, человек, и еще одно животное, единственное местное млекопитающее, имеют хорошо сформированные ногти. На планете вовсе нет копытных представителей животного мира.
За первым угрожавшим мне демоном тащились еще девятнадцать, очень похожих друг на друга, различать их по индивидуальным признакам я научился уже потом. Точно так же не найти двух абсолютно одинаковых людей, хотя все мы отлиты по одной форме. В общем, эта картина или, скорее, материализовавшийся ночной кошмар, только что описанный мною во всей красе, произвел на меня ужасное впечатление, когда я повернулся.
Я увидел меньше чем в десяти футах от моей груди острие огромного копья с наконечником из блестящего металла.
Поскольку я был безоружен и наг, первый закон природы сработал сам собой, будучи единственным возможным решением насущной проблемы, – я ринулся в сторону от направленного на меня наконечника копья. И, как следствие, совершил вполне земной и в то же время сверхчеловеческий прыжок на крышу марсианского инкубатора (именно так я назвал про себя эту конструкцию).
Мое усилие увенчалось успехом, изумившим меня самого ничуть не меньше, чем марсианских воинов, поскольку я взлетел на добрых тридцать футов в воздух и приземлился в сотне футов от преследователей, на противоположной стороне огороженного пространства.
Я легко, даже не пошатнувшись, опустился на мягкий мох и обернулся. Мои враги столпились у дальней стены. Одни таращились на меня с выражением, которое я потом научился распознавать как крайнее изумление, а другие вроде были довольны тем, что я не повредил их молодняку.
Они переговаривались тихими голосами и жестикулировали, показывая на меня. Когда они поняли, что я не сделал ничего плохого маленьким марсианам и у меня нет оружия, их ярость, должно быть, поутихла, но позже я узнал, что в первую очередь мне на пользу послужил мой невероятный прыжок.
Хотя марсиане огромны и кости у них очень крупны, их мускулы приспособлены лишь к той силе притяжения, которую они должны преодолевать. И в результате жители Красной планеты несравнимо менее проворны и сильны по отношению к весу, чем любой землянин, и у меня есть сомнение, что кто-то из них смог бы сдвинуться с места, перенесись он вдруг на Землю; то есть я просто уверен, что они не сумели бы этого сделать.
Моя ловкость выглядела столь же невероятной на Марсе, какой показалась бы на Земле, и от желания уничтожить меня мои враги внезапно перешли к восторгу. Теперь они смотрели на пришельца как на некое чудо, которое следовало немедленно поймать и показать друзьям.
Отсрочка, полученная благодаря моему неожиданному проворству, позволила мне построить планы на ближайшее будущее и хорошенько приглядеться к инопланетным воинам, ведь мысленно я все еще не мог отделить их от тех людей, что всего за день до этого преследовали меня.
Я отметил, что каждый марсианин вооружен еще кое-чем, кроме огромного копья, описанного выше. Оружие, которое заставило меня отказаться от попытки бегства, выглядело определенно как винтовка, и я почему-то не сомневался, что противники умеют отлично обращаться с ним.
Марсианские ружья были из белого металла, с деревянными прикладами, и позже я узнал, что это дерево с очень легкой древесиной крайне трудно вырастить, поэтому оно высоко ценилось на Марсе, а на Земле не нашлось бы ничего подобного ему. Металл ружейных стволов представлял собой некий сплав, в основном состоявший из алюминия и стали, которую марсиане научились закаливать до гораздо более прочного состояния, чем умеем мы. Вес такого оружия сравнительно невелик, и при малом калибре, силе взрывчатки и огромной длине ствола оно смертельно опасно на расстояниях, просто немыслимых на Земле. Теоретически дальность действия для этих винтовок – триста миль; правда, фактически, даже при хорошем видоискателе, они могут поразить цель не более чем на расстоянии около двухсот миль.
Но в тот момент мне было достаточно вида марсианского огнестрельного оружия, чтобы проникнуться к нему большим уважением, и, должно быть, некие телепатические силы предостерегли меня от попытки бежать при ясном свете дня под прицелом двадцати таких вот смертельных механизмов.
Марсиане, немного посовещавшись, ускакали в том направлении, откуда прибыли, но один из них остался возле ограды. Проехав примерно двести ярдов, они развернули своих скакунов к нам и оттуда принялись наблюдать за воином около инкубатора.
Это был именно тот, чье копье оказалось так близко от меня, и он явно являлся предводителем банды, потому что все остальные как будто отъехали в сторону по его приказу. Когда отряд остановился, командир спешился, положил копье и пошел вокруг инкубатора в мою сторону, такой же безоружный и обнаженный, как и я, если не считать украшений на голове, руках, ногах и груди.
Примерно в пятидесяти футах от меня он снял громадный металлический браслет и протянул его мне на открытой ладони, что-то говоря чистым звучным голосом на языке, которого я, разумеется, понять не мог. Потом марсианин замер, словно ожидая моего ответа, насторожил похожие на антенны уши и еще сильнее скосил странные глаза в мою сторону.
Поскольку молчание стало невыносимым, я решил рискнуть и вступить в диалог, ведь у нас с инопланетянином, предположительно, началось нечто вроде мирных переговоров. То, что вождь оставил оружие и отогнал подальше свой отряд, прежде чем приблизиться ко мне, на Земле означало бы вполне добрые намерения. Может, и на Марсе есть схожий ритуал?
Прижав ладони к сердцу, я низко поклонился марсианину и объяснил, что, хотя чужая речь мне непонятна, его действия говорят о мире и дружбе и в настоящий момент это для меня самое дорогое. Конечно, в его глазах я мог выглядеть бессмысленно мычащим существом, но он понял жест, сделанный мной сразу после краткого приветствия.
Протянув к марсианину руки, я подошел, взял с его раскрытой ладони браслет и застегнул над своим локтем; улыбаясь, я замер в ожидании. Его широкий рот расползся в ответной улыбке, и, соединив одну из своих промежуточных рук с моей, инопланетянин повлек меня к скакуну. В то же время вождь взмахом велел своим подчиненным приблизиться. Они рванулись к нам стремительно, но тут же сбавили ход по его сигналу. Главный марсианин явно побоялся, что я могу снова очень испугаться и упрыгать слишком далеко.
Обменявшись несколькими словами со своими людьми, он знаком показал мне, что я могу сесть позади одного из них, а потом вскочил на свое чудовище. А тот, с которым должен был ехать я, протянул ко мне две или три конечности и поднял меня на блестящую спину своего скакуна. Мне пришлось крепко ухватиться за ремни и пряжки, удерживающие оружие и украшения всадника.
Вся кавалькада развернулась и помчалась прочь, в сторону далекой гряды холмов.
IV
Пленник
Отряд проскакал, наверное, уже с десяток миль, когда начался крутой подъем. Мы приближались, как я узнал позже, к берегу давно пересохшего моря, на дне которого и произошла моя встреча с Марсом.
Вскоре мы добрались до подножия холмов и, после того как проехали по узкому ущелью, очутились на открытой равнине. Вдали я увидел плоскую возвышенность, где стоял огромный город. К нему мы и помчались по подобию разрушенной дороги. У края плоскогорья она резко обрывалась и переходила в широкие ступени.
Скакуны одолели их, и при ближайшем рассмотрении я понял, что здания пусты. Хотя с виду они не казались совсем разрушенными, все равно было похоже, что здесь никто не жил долгие годы, а может быть, и века. Ближе к центру города располагалась большая площадь, на ней и в округе устроили лагерь примерно девять или десять сотен существ того же вида, что и мои захватчики, – именно так я теперь думал о них, несмотря на учтивую форму моего пленения.
Если не считать украшений, все эти существа были совершенно нагими. Женщины мало чем отличались от мужчин, разве что клыки у них выглядели намного крупнее по отношению к росту и у некоторых загибались почти до ушей, высоко сидящих на голове. «Дамы» были помельче, посветлее мастью, а на пальцах рук и ног у них виднелись рудиментарные ногти, полностью отсутствовавшие у мужских особей. Взрослые женщины достигали в росте десяти-двенадцати футов.
Дети тоже были светлыми, даже светлее женщин, и, на мой взгляд, казались совершенно одинаковыми, разве что старшие переросли младших.
Среди марсиан я не заметил стариков, разница в возрасте в глаза не бросалась, все выглядели существами зрелыми, лет эдак сорока, – и оказалось, что они с годами не меняются. А тысячелетние инопланетяне добровольно отправлялись в последний путь – странное паломничество к реке Исс. Никто не знал, куда она течет, никто оттуда не возвращался, да никому бы и не позволили остаться в живых после того, как он погрузился в ее холодные темные воды.
Всего лишь один марсианин из тысячи мог умереть от какой-нибудь болезни, и примерно двадцать уходили в добровольное изгнание. Остальные девятьсот семьдесят девять погибали на дуэлях, охоте или войне, но, пожалуй, бо?льшая часть не доживала до взросления из-за огромных белых марсианских обезьян – их жертвами становилось огромное количество малышей. В среднем после достижения зрелости марсиане живут около трехсот лет, но могли бы дотягивать и до тысячи, если бы не разнообразные обстоятельства, приводящие их к гибели. Из-за того что ресурсы планеты истощились, стало необходимо сокращать продолжительность жизни, тогда как весьма развитое искусство терапии и хирургии обеспечивало долголетие. Судя по всему, жизнь для марсиан утратила ценность: они увлекались рискованными видами спорта, а между разными сообществами почти непрерывно шли войны.
Были и другие, вполне естественные причины, ведущие к сокращению населения, но ничто не могло сравниться по действенности со смертельным оружием, которого не выпускали из рук ни один взрослый мужчина и ни одна взрослая женщина Марса.