Рагнар-викинг

Быстро же наш корабль, «Белая Дева», оставил отчий дом. Долго ждало Серое Море, наблюдая за ее прекрасными формами, с нетерпением ожидая момента, когда шняк попадет в его объятия. Странно, что Океан не поднялся со своего ложа, не схватил и не унес его. Это был час его торжества, и пойманная им «Белая Дева» лежала на его могучей груди.

Сперва она испугалась и, холодна и неподвижна, неохотно подчинялась его воле. Но потом отбросила свои страхи, чувства пробудились в ней, и теперь она задрожала в сладкой истоме и заплакала и застонала от ни с чем не сравнимого удовольствия.

Мы чувствовали холод ледяного поля и слышали его тяжкое дыхание. Туман сгущался и рассеивался над его многочисленными трещинами, то низко стелясь, то облачками уносясь прочь. Трещины постоянно меняли форму и между сталкивающимися и ломающимися льдинами выступала вода, бирюзовая на солнце, или белая, словно фонтан кита. С ледяного Севера двигался ледяной флот, неся на себе целую армию клыкастых моржей.

В этой черной массе спали сотни и сотни животных. Один зверь устроился на огромном айсберге, и никто из сородичей не решался нарушить границы его владений. Тысячи подняли головы и взревели, завидев нас, и гром сотряс воздух. Льдины сталкивались и наезжали друг на друга, когда здоровенные туши взволновали море, соскользнув в воду. Мы наблюдали, как черные тени двигались в глубине, иногда с шумом выныривая прямо перед носом корабля, словно желая присоединиться к нам.

Гудред, стоявший у рулевого весла, направил корабль в самую гущу. Мы, гребцы, согнули спины, и мокрые весла, двигаясь вверх и вперед, вспыхивали на солнце одно за другим так, что казалось, будто холодное золотое пламя бьется среди огромных черных туш.

Наш дракон стремительно несся, чтобы вступить в бой со зверями. И хотя мой Железный Орел был снабжен восьмидесятифутовой веревкой, я мало думал о том, как буду пользоваться им во время охоты, да и вообще особых надежд на это не питал. Вместе со своей командой я должен был грести. Это не означало, что я не мог наблюдать за охотой. К тому же мне доставляла удовольствие слаженная работа команды, когда корабль исполнял малейшее желание Гудреда. Но тут в моем сердце зажглась надежда.

– Торхильд, возьми весло Оге, – закричал Гудред. – Оге, давай вперед.

Я быстро привязал конец веревки копья к столбу и, когда мы подошли к льдине, мой Железный Орел со свистом понесся в громаду ревущего самца. Но я не принял во внимание вес веревки, и наконечник вонзился в лед. Едва я вытащил его обратно для следующего броска, как корабль получил звучный удар в борт. Я глянул вниз и увидел огромного седого моржа, бьющегося в воде с копьем Бьёрна в боку. От его ударов корабль содрогался от носа до кормы, и люди кричали от возбуждения.

– Мне подождать, пока ты загарпунишь его? – крикнул я Бьёрну.

– Нет, клянусь всеми богами, – заорал он. – Тащи другого, даже если они развалят корабль пополам.

И мой Железный Орел вновь взвился в воздух и на этот раз вонзился в плечо огромной моржихи. Веревка натянулась и заскрипела, когда зверь попытался добраться до края льдины. Но его ласты скользили по льду, а рывок корабля опрокинул его и, потянув через льдину, сбросил в воду у борта, и высокий фонтан брызг окатил гребцов. Раздался взрыв громкого смеха, но тому была и вторая причина: падая, зверь сломал два весла, и обломок одного из них оглушил гребца, швырнув его на палубу.

Теперь корабль напоминал повозку, запряженную парой волов. Но они не тянули дружно, как вышколенная упряжка: моржи были гораздо менее послушны. Дерево гнулось и трещало, и я боялся, что звери вырвут опоры, к которым были привязаны загарпунившие их копья. Иногда один из них резко нырял в глубину. Веревки были коротковаты, и мы боялись, что неистовство раненых животных перевернет корабль.

В последнем приступе ярости зверь Бьёрна атаковал корабль и попытался вонзить клыки в борт. Три крепких весла разлетелись в щепы, прежде чем Эгберт и еще несколько человек поразили его мечами.

Зверь Бьёрна быстро ослабел, и, видя, что морж теперь не уйдет, Бьёрн занялся другим.

Истекающее кровью животное гребцы подтянули к борту. Теперь оно не могло причинить никакого вреда. Тем временем Эгберт пускал стрелы в стадо, лежащее на соседней льдине, и один из моржей был уже мертв. Покончив с первым моржом, я воткнул копье в громадную самку, которая продолжала яростно атаковать корабль. И тут, наконец, Эгберт разбил ей голову секирой.

Битва продолжала бушевать. Бьёрн призывал Одина, гребцы торжествующе хохотали, а Эгберт выкрикивал имя Христа. Но вольноотпущенник еще не воин, и я страдал от невозможности взывать к богу Войны. А потому я метал копье и бился со зверями молча.

– Неплохо для человека, выросшего в железном ошейнике, – поздравил меня Бьёрн, когда все было кончено.

В трюме корабля лежало четыре десятка клыков и двадцать туш – четыре тонны мяса и жира.

Конечно, не сравнимо с тем, что викинги привозили из набегов, но все же мы были очень довольны, погружая весла в воду и направляя корабль к дому. Шняк двигался легко и ходко, и ветер дул с запада, и весь путь от Дальнего Залива до Гримстада мы прошли под парусом.

Китти говорила, что это слишком хорошо, чтобы продолжаться долго. Рождение корабля – совсем не обычная вещь. Превращение массы дерева и шкур в живую невесту моря требует пристального внимания богов. Возможно, ее ласковое покачивание, ее весело хлопающий парус и задорное кивание головы дракона указывали на то, что боги колдуют над ней, и боги же определяют ее судьбу.

Бухта Диких Гусей осталась позади, когда ветер стих. Его долгие вздохи прекратились, и мы услышали свои собственные звонкие голоса. Парус безвольно поник, его тугой живот сморщился. Бег корабля замедлился, и умирающие волны лениво плескались в борта.

Гудред внимательно посмотрел на небо, а потом на острова Диких Гусей, которые лежали перед нами, будто три зеленых яйца в голубом гнезде. Странно было видеть, как быстро надвигается берег, словно сильный ветер наполнял парус. Гудред открыл рот от удивления: ведь не было никакого ветра. Мы расхохотались, услышав его встревоженный крик: «Весла в воду!», словно мы могли врезаться в далекий берег. Затем мы изумленно переглянулись, тщетно пытаясь отвернуть от берега. Только после долгих усилий корабль развернулся к морю.

– Никогда не видел такого сильного прилива, – закричал Бьёрн Железнобокий.

Мы не обращали внимания на течение и гребли без остановки. Вдруг нас охладил сильный порыв встречного ветра. Все лица посерьезнели. Над водой стал сгущаться белый туман. На расстоянии он казался неподвижным и безопасным, нежным, как шелк. Затем мы увидели, что он медленно окутывает нас, сворачиваясь в тысячи густых клубков. Не успели мы перевести дух, как почувствовали его холодное влажное прикосновение.

Непостижимое дело: у тумана не было веса, его нельзя было поймать рукой, сквозь него можно было беспрепятственно пройти, но для человека в тумане мир становился призрачным. Можно было сколько угодно тереть глаза, безуспешно пытаясь разглядеть берег, отчетливо видный всего мгновение назад. Казалось, туман не в состоянии причинить вреда и блохе, но у меня сразу заболела голова и задрожали руки.

Давным-давно, когда мир был молод, Один загадывал загадки, испытывая мудрость короля Хедрика, своего сына от вёльвы, провидицы, и над одной Хедрик как следует поломал голову.

– Какой великан накрывает землю и море и глотает горы, но его самого разносит в клочья ветер и убивает солнце?

Тогда вёльва, мать Хедрика, заговорила из своей густо заросшей могилы на тайном языке, так что только сын мог слышать ее: «Туманный великан», – ответила она.

И вот он предстал перед нами. Он был липким и холодным, как кожа покойника. Суровым голосом Гудред приказал грести в открытое море в полную силу. Туман продолжал окутывать корабль. Порыв ветра я почувствовал сначала шеей, потом щекой. Затем его дыхание вновь окутало мою шею в густом тумане. В этот миг Рольф, воин из Хордаланда, поднял свое весло.

– Гудред, – проговорил он медленно и спокойно, – либо ветер меняется, либо мы меняем курс.

– Нас крутит прилив, Рольф, – ответил Гудред. И вновь ветерок налетел с другой стороны.

Мы дружно гребли, надеясь, что туман рассеется. Вместо этого он еще гуще укрыл нас, словно ледяной дым.

Порой, когда мы до боли в глазах высматривали землю, нам казалось, что туман редеет, но в следующее мгновение он только плотнее стискивал нас в своем ледяном объятии. Он висел над водой, и его клубы принимали форму чудовищных кораблей и великанских башен. Это было объятие смерти, ослепившее и отделившее нас от остального мира.

– Бьёрн, в какой стороне открытое море? – спросил Гудред. Бьёрн стоял, вертя головой, словно бык, отгоняющий слепней.

Он вытянул руки и поворачивался то вправо, то влево. Наконец он застыл и сказал, тяжело роняя слова:

– Ты кормщик, Гудред, но я скажу тебе свое мнение. Я думаю, что ветер сместился к северу, и открытое море там. – Бьёрн вытянул руку через правый борт.

– Клянусь Христом, – вскричал Эгберт, – я считаю, что море там. – И он резко выбросил руку в сторону кормы.

– Вы поймете, что ошибаетесь, когда прибой кинет нас на скалы, – горько усмехнулся Рольф.

– Поднимите весла и крикните погромче, – скомандовал Гудред, – может, мы услышим береговое эхо.

Раздался дружный рев, быстро стихший в тумане, но только волны своим плеском вторили ему.

Затем полтора десятка человек закричало: «Один! Один!» Им ответило лишь завывание ветра. Я втянул весло, подошел к Эгберту и встал перед ним на колени.

– Поднимись и говори, – сказал он.

– Я был твоим рабом. Теперь я свободный человек, и я ни разу еще не шел дорогой берсерка и ни разу не приносил жертву в Священной Роще. Но возможно, мой неизвестный отец был воин, и его душа нашептывает мне: «Призови Одина!»

– Это не мое дело! Я преклоняю колени в христианском храме.

– Почему бы не воззвать к Тору, – сказал кто-то. – Он бог Гроз, и, может быть, его молнии укажут нам путь.

– Нет. Я буду звать только Одина, бога Битв, Ветров и Рун. Или я буду молчать.

– Что же, зови, – согласился Бьёрн. – Если он откликнется, будем считать, что ты под его покровительством, и неважно, умрем мы или нет. Но если он промолчит, мы сочтем, что он гневается на ложь раба и выкинем тебя за борт.

Я набрал полную грудь воздуха и издал пронзительный крик: «Один!!!»

Мы затаили дыхание, и было слышно, как колотятся сердца людей. Многие закрыли глаза, думая, что так они лучше расслышат. Мы различали плеск волн о борта корабля, их рыдание и стоны, и легкий свист ветра. И когда все разочарованно вздохнули, а я уже приготовился к свиданию с Пожирателем Трупов, отвергнутый Одином и отвергнувший Тора, мы услышали слабый шум далеко за границей тумана.

– Это стая воронов, посланных вывести нас в открытое море! – хриплым голосом крикнул Бьёрн. – Гудред, правь на их крик.