«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Не знаю, – честно сознался Ноэль. – Понимаете, я писал их не для продажи.

– А зачем же тогда? – задал новый вопрос редактор.

Ноэль сказал, что не представляет себе. Надо думать, ему просто хотелось.

– Искусство для искусства? – подхватил редактор, и у него сделался такой восхищённый вид, будто Ноэль сказал что-то ужасно умное. – Как думаешь, гинея[13 - Гинея – британская монета достоинством чуть больше фунта (21 шиллинг). – Примеч. перев.] ответит твоим ожиданиям?

Мне приходилось, конечно, читать о людях, которые теряли от неожиданности дар речи, немели от сильных эмоций, каменели от потрясения, но я не представлял себе, до чего глупо они при этом выглядят, пока не увидел, как Ноэль с отвисшей челюстью таращится на редактора.

Брат мой сперва покраснел, потом побелел, затем весь зарделся так густо, будто на лице его, как на палитре, изо всех сил растирали алую краску, а после и вовсе побагровел. И поскольку он стал нем как рыба, в дело пришлось вступить Освальду:

– Смею думать, что да.

И тогда редактор вручил Ноэлю один соверен[14 - Соверен – британская золотая монета достоинством в фунт стерлингов (20 шиллингов). То есть соверен плюс один фунт равен гинее. – Примеч. перев.] плюс один шиллинг. Потом он пожал нам обоим руки, а Ноэля ещё хлопнул ободряюще по спине со словами:

– Ну, старина, вот и твоя первая гинея. Уверен, она будет не последней. Возвращайся домой, а лет через десять принеси мне ещё стихов. Только не раньше. Понял? Те, что ты дал сейчас, мне очень понравились, и я их принял, хотя наша газета стихов не печатает. Придётся опубликовать их в другой, где у меня есть знакомые.

– А что печатаете вы? – поинтересовался я. Отец читает «Дейли кроникл», и я ни малейшего представления не имел, какова из себя эта «Дейли рекордер». Выбрали-то мы её исключительно из-за шикарного офиса и часов с подсветкой снаружи.

– Новости. Скучные статьи. И всякую всячину про именитые персоны, – начал объяснять редактор. – Кстати, не знаком ли вам кто-нибудь именитый?

– А что такое «именитый»? – уточнил Ноэль.

– Ну королева. Принцы. Люди с титулами. А ещё – писатели, актёры, певцы. Словом, известные личности, которые делают что-нибудь умное и хорошее или, наоборот, нехорошее, неумное и злое.

– Среди моих знакомых нет никого злого или нехорошего, – начал Освальд, внутренне сожалея, что не водил знакомства с Диком Тёрпином или Клодом Дювалем, а значит, лишён возможности рассказать редактору что-нибудь занятное про них. – Но я знаю одного титулованного. Это лорд Тоттенхэм.

– Этот сумасшедший старый протекционист?[15 - Протекционист – политик, выступающий за развитие внутреннего рынка своей страны, ограничение ввоза импортных товаров и поддержку производства аналогичных товаров и услуг внутри государства.] Откуда ты его знаешь?

– Ну, мы не то чтобы его знаем, – объяснил Освальд. – Просто он каждый день в три часа прогуливается по пустоши в Блэкхите. Шагает широко, что твой великан. В чёрном плаще, как у лорда Теннисона[16 - Альфред Теннисон (1809–1892) – английский поэт. Королева Виктория присвоила ему титул барона за поэтические заслуги.]. И этот плащ будто летит за ним, а он на ходу ведёт сам с собой беседы.

– И что же это за беседы? – Редактор снова сел за стол, вертя в руке синий карандаш.

– Мы только раз оказались достаточно близко, чтобы расслышать. «Проклятье страны, сэр! – сказал он тогда. – Разруха и запустение, сэр!» И припустил дальше, колошматя по кустам тростью, будто рубил головы лютых врагов.

– Колоритный момент, – обрадовался редактор. – Продолжай!

– Но я больше ничего не знаю. Если только вот что: каждый день он останавливается посреди пустоши, озирается по сторонам – нет ли кого вокруг? – и, если никого не увидит, снимает воротничок.

Тут редактор перебил Освальда (что, вообще-то, невежливо) вопросом:

– А ты, часом, не сочиняешь?

– Простите, не понял, – откликнулся Освальд.

– Я имею в виду, не выдумываешь?

Освальд, оскорблённо выпрямив спину, заверил, что он не лжец.

Редактор лишь рассмеялся и высказался в том плане, что сочинять и лгать не одно и то же, он просто подумал, не слишком ли разыгралось у Освальда воображение. Освальд счёл это достаточным извинением и продолжил:

– Однажды мы притаились среди кустов дрока и увидели, как он это делает. Один воротничок снял, другой, чистый, надел, а старый закинул в кусты. Мы потом подобрали воротничок, и он оказался совсем паршивым. Бумажным.

– Ну спасибо тебе, – похоже, остался доволен редактор. Он встал и засунул руку в карман. – Информация на пять шиллингов, и вот они тебе. Хотите, прежде чем соберётесь домой, пройтись по типографии?

Я убрал в свой карман пять шиллингов, поблагодарил его и ответил насчёт типографии, что, конечно, хотим.

Он позвал другого джентльмена и что-то тихонько сказал ему. Потом опять попрощался с нами. Тут Ноэль, который за всё это время не произнёс ни слова, вдруг говорит:

– Я сочинил стихи про вас. Они называются «Строчки про благородного редактора». Хотите, я запишу их вам?

Редактор протянул ему синий карандаш. Ноэль уселся за редакторский стол и написал приблизительно вот что, если это были, конечно, те самые строки, которые он потом мне прочёл, как запомнил:

Хочу, чтоб счастливо и долго жили,
В веках пусть сохранится ваше имя.
Вы опубликовать стихи мои решили,
Примите же стих этот с остальными.

– Спасибо! – поблагодарил редактор. – Меня никто ещё не увековечивал в стихах. Можешь не сомневаться, я буду бережно их хранить.

Другой джентльмен бросил что-то про покровителя молодых дарований, и мы, как минимум с одним фунтом и семью шиллингами в карманах, пошли осматривать типографию. В общем, охота выдалась действительно доброй.

В «Дейли рекордер» стихи Ноэля действительно не появились. И вообще нигде долго не появлялись. Только спустя изрядное время мы увидали в книжном киоске на станции другую газету и там прочитали историю, которую, полагаю, написал тот самый добрый сонный редактор.

Вышло, по-моему, скучновато. Много всего говорилось и о поэте, и обо мне, и о том нашем чаепитии. Только мы у него получились совсем не взаправдашними. Все стихи Ноэля он и впрямь включил в свою историю, но, сдаётся мне, просто для смеха.

Ноэль, правда, со мной не согласен. Он рад, что опубликовался, ну и пускай себе. Стихи-то его, а не мои, чему я, честно сказать, очень рад.

Глава 6

Принцесса Ноэля

Мы натолкнулись на неё совершенно случайно. Тогда мы даже не думали искать принцессу. Ноэль ведь заявил, что сам найдёт её и женится сам, без нашей помощи. Так примерно и вышло. Очень странный, по-моему, факт. Обычно ведь, когда кто-то что-то предрекает насчёт своего будущего, именно это предсказание и не сбывается. У древних пророков было, конечно, по-другому, но я сейчас не про них.

Сие знаменательное событие, вероятно, могло бы принести нам сокровище, но принесло лишь двенадцать шоколадных драже. Зато, как ни крути, это было настоящее приключение.

Гринвич-парк замечательно подходит для игр. Особенно в тех частях, которые дальше всего от Гринвича. А самые из них лучшие возле пустоши Блэкхит. Я часто мечтаю, чтобы парк вдруг взял и переместился поближе к нашему дому. Но сколько ни мечтай, из этого всё равно ничего не выйдет, парк с места не сдвинешь.

Иногда мы просим Элизу собрать нам обед в корзину и, прихватив его, отправляемся в парк. Элиза обычно не против, потому что с холодной едой для корзины куда меньше возни, чем с обычным обедом. Иногда она даже сама говорит: «Я вам вот тут кой-чего напекла. Коли желание есть, забирайте и дуйте в свой этот Гринвич. Денёк-то прелесть какой погожий».

Она только просит нас мыть чашки под фонтанчиком для питья. Девочки так и делают, а я подсунусь поближе к струйке воды, попью, и все дела. Как будто ты отважный охотник, утоляющий жгучую жажду живительной влагой из горного ручейка, где, уж будьте уверены, вода кристально чистая. Дикки и Г. О. тоже пьют из фонтанчика. А Ноэль всегда тянет воду из чашки, величая её золотым кубком, который сделали зачарованные гномы.

С принцессой мы столкнулись в один из октябрьских дней, очень ясный и жаркий. Нас тогда порядком утомила дорога до парка, куда мы попадаем через небольшую калитку на вершине холма Крумс-Хилл. Такую, знаете, маленькую, почти незаметную калиточку, за которой в разных историях обычно всё и случается.

И если путь выдался ужасно пыльным, то в парке мы почувствовали себя преотлично и перво-наперво решили слегка отдохнуть. Раскинулись навзничь на траве, потому что так удобнее всего разглядывать верхушки деревьев, которые навевают мечты об игре в обезьян. Стоящая игра. Вот только смотритель парка, если вас засечёт за ней, начинает скандалить.

Когда мы немного передохнули, Элис сказала: