– Забери этого болвана.
– Сейчас, хозяин.
Мистуфле схватил Ньяфона и отшвырнул его в сторону, словно мешок с тряпьем.
Фариболь, склонясь над молодым дворянином, тщательнейшим образом осмотрел его и воскликнул:
– Тысяча чертей! Он потерял сознание! Давай-ка вытащим его отсюда, Мистуфле.
Они тут же принялись за работу: Мистуфле с неожиданной легкостью приподнял упавшую лошадь, а Фариболь поднял юношу на руки и сказал:
– Прежде всего его следует нормально устроить. Пойди освободи хозяина гостиницы и его жену и распорядись, чтобы они приготовили все необходимое.
Пять минут спустя монсеньор Людовик уже лежал на тюфяке у камина, а вокруг него хлопотали хозяева постоялого двора, выпущенные из комнаты, где их незадолго до этого запер Фариболь, дабы спокойно и без помех осуществить задуманное похищение.
– Принеси-ка водки, она способна поставить на ноги и мертвеца, – попросил Фариболь Мистуфле.
Между тем хозяин гостиницы, окончательно оправившись от испуга, зажег факел от огня в камине и протянул его Фариболю. Тот склонился над лежащим, дабы получше рассмотреть его лицо, когда же ему это удалось, он в ужасе отшатнулся:
– Гром и молния!
– Что случилось, хозяин? – спросил Мистуфле, принесший бутылку водки.
– Сам посмотри, – ответил Фариболь, указав на лицо юноши.
– Святая Дева Мария! – воскликнул Мистуфле, вздрогнув и побледнев. – Мы пропали! Нас повесят! Ведь это же его величество король Людовик Четырнадцатый.
Приятели в испуге переглянулись, и Мистуфле добавил:
– Хозяин, похоже, что самое время уносить ноги.
Владелец постоялого двора, вновь дрожа от ужаса, упал на колени рядом со своей женой и молитвенно сложил руки, в отчаянии восклицая:
– В нашем доме король! Мертвый! Убитый!..
Однако Фариболь не столь легко терял присутствие духа. Он, быстро стряхнув оцепенение, пожал плечами, подкрутил ус и, казалось, одними лишь этими простыми жестами успокоил несчастного.
– Замолчи, мошенник! – приказал он ему. – Король жив и, тысяча чертей, только потому, что мы вовремя помешали его убить. Давай, Мистуфле, попробуем привести его в чувство. Хорошо, если, придя в себя, он увидит нас коленопреклоненными перед его ложем и покорными его воле.
Оба они встали на колени перед распростертым юношей. Фариболь осторожно расстегнул ему камзол, а Мистуфле смочил ему губы содержимым принесенной бутылки. Вскоре монсеньор Людовик пришел в себя, приподнялся на локте и посмотрел по сторонам.
– Где я? – спросил он.
– Сир, – почтительно ответил Фариболь, – вы у ваших верных подданных, готовых защищать вас до последнего вздоха.
Юноша встал и произнес:
– Да, да! Теперь я вас узнаю. Вы те два бандита, виновные в похищении мадемуазель де Бреванн и в несчастье, постигшем оруженосца графа.
– Сир, – пробормотал Мистуфле, дрожа всем телом, – у вашего величества превосходная память…
– Да, не жалуюсь, а потому помню и то, что обязан вам жизнью. Я готов простить ваши преступления, если вы поклянетесь исправить причиненное вами зло и впредь верно служить мне.
– Клянемся! – хором ответили два приятеля. – И если ваше величество…
– Но почему вы именуете меня этим титулом?
– Сир, – ответил Фариболь, – прежде чем злосчастная судьба превратила нас в… бродяг, мы оба служили в королевских войсках, и ваш августейший облик навсегда запечатлелся в нашей памяти и наших сердцах. Но если ваше величество предпочитает хранить инкогнито, мы, конечно же…
– Помилуйте, вы действительно принимаете меня за Людовика Четырнадцатого, короля Франции?
– Ваша милость, я слишком часто видел его лицо и фигуру, слышал его голос, чтобы сейчас ошибиться. Обычное сходство не могло бы ввести меня в заблуждение, да оно и не бывает столь разительным между двумя человеческими существами, если только они не братья…
– Братья! – побледнев, воскликнул юноша.
Затем, задумчивый и мрачный, он долго мерил шагами залу, но в конце концов остановился перед своими нечаянными спасителями и сказал:
– Честью клянусь, что вы ошибаетесь. Я всего лишь ничем не знаменитый дворянин, тайна рождения которого сокрыта для него самого… Это загадка… Я – загадка! Но если окажется правдой то, что я подозреваю… что ж, тогда я смогу определенно сказать вам: я не только не король Франции, но и имею все основания быть ему врагом!
Его слушатели невольно вздрогнули от этих слов, а хозяин гостиницы, внезапно догадавшись, воскликнул:
– Господи! Это же монсеньор Людовик! Боже, помилуй нас!
– Чем вызван ваш испуг? – спросил у него юноша.
– Мы погибли, монсеньор! – еле выговорил несчастный. – По приказу графа де Бреванна всякий, увидевший вас или заговоривший с вами, карается смертью.
– Ах так! – воскликнул юноша с ноткой торжества. – Это лишь доказывает, что я не ошибался! Значит, я…
Но ему не удалось закончить фразу: дверь распахнулась от сильного удара, и в залу ворвался граф де Бреванн в сопровождении вооруженных мушкетами слуг. Граф был без шляпы, его одежда была в беспорядке. Он быстро прошел в середину залы и, указывая на Фариболя, Мистуфле и хозяина гостиницы, приказал:
– Стреляйте в этих людей!
Однако, прежде чем люди графа успели навести свои мушкеты, оба авантюриста бросились вперед, схватили графа за руки и закрылись им, словно живым щитом.
Слуги в растерянности опустили оружие. Граф же, не изменившись в лице, громко повторил:
– Исполняйте приказание! Стреляйте и ничего не бойтесь! Огонь! Огонь, вам говорят!!
Видя, что импровизированные солдаты уже готовятся исполнить столь энергичный приказ, Мистуфле обнажил шпагу, но монсеньор Людовик схватил его за запястье:
– Спрячь шпагу.
Затем он спокойно встал между слугами и графом и сказал:
– Возможно, месье графу угодно, чтобы его слуги заодно прикончили и меня?
– Монсеньор! Монсеньор! Не рискуйте так! – взмолился граф. – Отойдите, прошу вас!