– В чем дело, Уэст? – по ступеням лестницы, расположенной рядом со мной, спустился мужчина с кожей цвета обсидиана. Он провел рукой по своей бритой голове и уставился на Уэста.
– В деньгах, – огрызнулся тот. – У кого-то из вас имеются возражения?
Девушка, которую они называли Уиллой, уставилась на Уэста, и ее большие внимательные глаза ничего не выражали.
– Да, у меня имеются.
Уэст повернулся к казначею, и по его напряженной челюсти было видно, насколько сильно он раздосадован.
– Раздели монеты поровну между членами команды, Хэмиш. Никаких отчетов не нужно. Залейтесь по горло виски, когда мы прибудем в Дерн, или купите себе новую пару сапог. Мне все равно, на что вы эти деньги спустите.
Его слова, казалось, успокоили команду на данный момент, и палуба погрузилась в тишину. Однако в косых взглядах, которые бросали друг на друга члены экипажа, все еще сквозило подозрение. Они не собирались оспаривать возможность прикарманить себе мою монету, особенно если в бухгалтерской книге об этом не будет написано ни слова. Однако им не нравилась мысль о том, что я буду вместе с ними на «Мэриголд», и им было плевать, что я думаю по этому поводу.
– Пятьдесят два медяка. Делим на пятерых, – пробормотал Хэмиш себе под нос, как будто повторение этих слов делало решение Уэста окончательным.
Я подняла взгляд на две мачты корабля. Я никогда не была на палубе и не видела на причале никого, кроме Уэста, когда «Мэриголд» бросал якорь на Джевале. Судя по всему, корабль управлялся всего пятью парами рук, однако такому судну нужно по меньшей мере десять, а то и двенадцать членов команды.
– На четверых, – поправил Уэст. – Моя доля мне не нужна.
Хэмиш коротко кивнул, и я впилась взглядом в Уэста, пытаясь прочесть его мысли. Однако на его лице не было даже и намека на то, о чем он мог думать.
– Ты только что сказал, что мы берем ее из-за денег, – сказала Уилла, сверля его взглядом.
Уэст встретил ее прищуренный взгляд, после чего мотнул головой в мою сторону и развернулся. Его сапоги застучали по палубе, когда он прошел мимо членов своего экипажа и исчез в дверном проеме.
Уилла глубоко вздохнула, глядя в темную арку двери, после чего наконец оглянулась на меня. Я поморщилась, когда мягкий свет фонаря выхватил из темноты вторую половину ее лица. Левая щека девушки была изранена и порозовела, ее кожа заживала от сильного ожога, который тянулся по всей длине ее шеи, переходя на щеку и сужаясь кверху.
Я знала, что означает этот шрам. Подобные раны встречались мне раньше. Длинный нож грели над огнем, пока лезвие не становилось красным, после чего его прижимали к лицу человека, чтобы преподать ему урок. Это было наказание, предназначенное для того, чтобы унижать тебя еще долго после того, как боль стихнет. Какое бы преступление она ни совершила, ее заставили понести за него наказание.
Когда я посмотрела Уилле в глаза, поняла, что она заметила, как я изучаю ее увечья.
– Пойдем, – она опустила фонарь, чтобы снова спрятать свое лицо в темноту, и протиснулась мимо меня в арку дверного проема.
Я еще раз бросила взгляд на причал внизу. Кой вот-вот должен был доплыть до пляжа, а Спек вряд ли очнется до утра от своего затуманенного алкоголем сна. В любом случае, я никогда больше не увижу ни Спека, ни Коя, ни этот остров.
По крайней мере, я на это надеялась.
Команда наблюдала за мной, когда я оттолкнулась от ограждений и последовала за Уиллой в узкий дверной проем. Я чувствовала тяжесть их взглядов на своей спине. Рукоять фонаря поскрипывала впереди, и я последовала за источником света вниз по деревянным ступенькам, погружаясь в тяжелый запах засоленной рыбы и перезрелых фруктов.
Герб «Мэриголд» был выжжен на трех дверях, которые располагались вдоль стены. Я подняла палец, когда проходила мимо, и провела им по контуру цветка календулы в окружении венка из веток и листьев. В центре цветка располагалась крошечная пятиконечная звезда.
Когда я была маленькой девочкой на торговом судне своего отца, я знала герб каждого торговца. Однако подобный герб мне не встречался до того момента, как два года назад на барьерных островах не появился «Мэриголд», готовый купить пиролит. Откуда бы ни взялся этот корабль, его экипаж наверняка был низкого ранга, поскольку только начал прокладывать свои торговые пути. Однако каким образом Уэсту удалось раздобыть корабль и получить лицензию от Торгового совета, мне было непонятно. На этот вопрос вряд ли можно было получить простой ответ.
Уилла толкнула незапертую дверь и повесила фонарь на ржавый крюк, вбитый в стену. Я нырнула внутрь маленькой каюты, в которой на низких балках висели лоскутные гамаки.
– Спать будешь здесь, – Уилла прислонилась к одной из стоек переборки и окинула меня взглядом, который внезапно замер в одной точке. Я посмотрела вниз и поняла, что девушка рассматривает часть моего шрама, которая выглядывала из-под рукава.
– До Сероса плыть несколько дней. И еще мы должны сделать остановку в Дерне.
Я кивнула, прижимаясь спиной к стене.
– Ты есть хочешь?
– Нет, – солгала я. За последние два дня я съела лишь одного окуня, но я не была глупой. Уилла пыталась сделать так, чтобы я оказалась им чем-то обязанной.
– Отлично, – она ухмыльнулась. – Потому что наш старпом закупил провизии ровно столько, чтобы хватило прокормить команду. Когда ты проголодаешься, то имей в виду, что еду придется отработать.
И вот он – крючок. Я знала, как все это работает, потому что выросла на корабле. Я знала, в какую игру мне придется играть, с тех пор, как впервые решила использовать «Мэриголд» в своем плане побега с Джевала. Однако я не предвидела того, что мне нечего будет предложить взамен. Мне придется молчать и делать все, что от меня потребуют, чтобы добраться до Сероса.
Однако то, как девушка смотрела на меня сейчас, заставило меня чувствовать себя неуверенно. Я уже и так была на плохом счету у команды, и если не придумаю, как это исправить, то окажусь за бортом еще до того, как мы пересечем Узкий пролив.
Я нырнула под переборку и обнаружила гамак, один край которого был закреплен, а второй касался влажного пола. Деревянные и железные рундуки, стоявшие вдоль стен, были аккуратно прикручены болтами к полу. Все они были заперты на замки, за исключением одного, на который медленно капала вода, прокачивающаяся между деревянными планками потолка. Рундук был открыт, и в нем лежало маленькое ржавое зубило. Над рундуком на кривом гвозде за шнурки была подвешена пара ботинок. Вероятно, это были вещи, принадлежащие ныряльщику команды.
Уилла сняла со стены фонарь и направилась обратно в коридор. Ее кинжал, заткнутый на спине за пояс, блеснул драгоценными камнями. Девушка поднялась по ступеням и оставила меня в кромешной темноте. Звук шагов на палубе стих. Я закрепила свободный край гамака на железном крюке и забралась внутрь, всем своим весом погрузившись в плотную влажную ткань.
Шум волн по корпусу корабля был единственным звуком, раздававшимся в ночи, если не считать тихого гула голосов на палубе. Я вдохнула затхлый воздух, прислушиваясь к поскрипыванию дерева и плеску воды. Внезапно я снова стала маленькой девочкой, раскачивающейся в гамаке на «Жаворонке».
Я спала на корабле моего отца, когда услышала резкий звон колокола, эхом разносящийся в ночи. Всего через несколько минут за громким треском мачты и ревом разъяренного ветра последовали крики. Руки Сейнта нашли меня в темноте, его лицо смотрело на меня сверху вниз, освещенное тонким лучом лунного света, пробивающегося сквозь планки наверху.
Я вспоминала ту роковую ночь, когда затонул «Жаворонок». Ту ночь, когда погибла моя мать.
В одно мгновение все изменилось.
На следующий день Сейнт бросил меня на Джевале.
Я сунула руку в крошечный кармашек, который вшила в пояс брюк, и вытащила свои последние медяки. Но не отдала Уэсту все до последнего. Эти шесть монет были самыми первыми, которые я заработала своим трудом, и никогда их не тратила. Я берегла их на самый крайний случай. Сейчас они были всем, что у меня осталось. Однако шести медяков в городе хватит на еду и жилье на день, если не меньше. Если у нас будет остановка в Дерне, то у меня все же оставался шанс приумножить свой капитал до того, как мы доберемся до Сероса. В противном случае мне придется появиться на пороге Сейнта с пустыми руками, а ведь я поклялась себе, что никогда не допущу подобного.
В коридоре скрипнула половица, и моя рука метнулась к поясу, чтобы вытащить нож. Я напряженно вглядывалась в бесформенную, темную пустоту, ожидая еще какого-нибудь звука, и параллельно сунула медяки обратно в кармашек. Однако я не слышала ничего, кроме гула шторма, подбирающегося к Джевалу. Затем раздался стук захлопнувшейся двери, когда корабль накренился. Я прижала нож к груди, прислушиваясь.
Всего несколько дней.
Мне предстояло продержаться всего несколько дней, и я окажусь у двери своего отца, требуя от него выполнить свое обещание. Требуя отдать мне то, что он должен.
Я засунула руку под рукав рубашки и нащупала толстый шрам, вырезанный на предплечье. Мой палец следовал вверх по рубцу, как по лабиринту наполненных кровью жил, повторяя очертания рисунка, который я вряд ли смогу забыть. Этим шрамом отец наградил меня в тот день, когда бросил на Джевале. Я в ужасе наблюдала, как он вел кончиком ножа по моей плоти без всякого зазрения совести. Я говорила себе не раз, что в тот момент он был не в себе из-за того, что потерял маму, что его рассудок помутился от горя.
Однако я помнила расслабленное, спокойное выражение его лица, когда он резал мне руку, помнила то, как его голова склонилась набок, когда моя кровь бежала по его пальцам.
С тех самых пор я только и мечтала о том, как снова его увижу. Ни о чем другом я думать больше не могла.
И теперь, когда мечта вот-вот должна была осуществиться, мой желудок болезненно сжался, а сердце билось в рваном ритме. Человек, который научил меня вязать узлы и читать карты, был совсем не похож на человека, который засунул обратно за пояс кинжал, испачканный моей кровью, и уплыл прочь.
Совсем скоро я должна буду оказаться в Серосе. И я не знала, какого именно человека там найду.
Семь
Меня разбудил резкий звон шкива[6 - Шкив – колесо, которое дает движение веревке.], ударившегося о палубу. Я моргнула, протирая глаза, и постепенно в поле зрения появилась каюта. Гамак раскачивался из стороны в сторону, пустая бутылка покатилась по деревянным доскам пола, и я села, выпутываясь из объятий потертой ткани.
Я прижалась плечом к стене и медленно пошла по коридору, щурясь от яркого полуденного солнечного света, который заливал ступеньки лестницы. Команда уже вовсю разбиралась со своими обязанностями, когда я вышла на палубу. Оглядевшись вокруг, я увидела море и почувствовала, как в горле образуется комок. Во всех направлениях простиралась одна лишь синева. Во всем мире, казалось, не существовало ничего, кроме четкой линии горизонта, ветра и плотного соленого воздуха.