Полицейский [Архив сыскной полиции]

– Вот видите, – усмехнулся Белецкий, – вы, Михаил Иванович, совсем недавно аттестовали Бахтина совсем с другой стороны. – Но…

– Никаких «но». Я немедленно иду докладывать министру. Кстати, кто этот Зоммер?

– Управляющий известного коммерсанта и общественного деятеля господина Рубина, – сказал Козлов.

– Рубин. Общественный деятель. Надо же, – Белецкий поднялся из-за стола, – придется и с него строго спросить, как это получается! В соседнем доме бандиты, швейцар пытается убить полицейского чиновника, управляющий – главарь банды, а Рубин…

– Он проживает в Москве, ваше превосходительство, вполне естественно…

– Бросьте, – резко бросил Белецкий, – слишком уж много совпадений, как вы считаете, Владимир Гаврилович?

– Полностью с вами согласен, ваше превосходительство. – Свободны, господа.

В приемной Козлова дожидался чиновник с полицейского телеграфа.

– Ответ из Орла, ваше превосходительство, – протянул он Козлову бумагу. Козлов прочел, досадливо крякнул:

– Нет такого Аникина в Орле. И звание почетное его липа. – Это и следовало ожидать, – сказал Филиппов.

– Давайте-ка, Владимир Гаврилович, делами нашими займемся, – резко оборвал его Козлов. – Вы поезжайте в должность, ну, а я распоряжусь о назначении тщательного следствия.

Но Козлов не пошел в департамент. Он вызвал автомобиль и поехал на Большую Морскую, 22, где помещалась станция телефонного сообщения Петербург – Тверь – Москва – Нарва. На станции техником работал его агент Шмель.

Козлов с его помощью получил на станции отдельную комнату для прямых переговоров с Москвой. Он прошел в служебную часть станции, поднялся на второй этаж и открыл своим ключом дверь. В маленькой комнате стоял крохотный столик, на котором лежал справочник «Вся Mocквa» и стоял аппарат. Козлов поднял трубку, попросил Москву и назвал номер Усова.

Тайный советник Белецкий не пошел к министру. Он точно знал, что Протопопову, погруженному в самый омут дворцовых интриг, нет никакого дела до уголовной преступности.

Конечно. Белецкий понимал, что Рубин сволочь, тем более имелся в архивах департамента некий материал на коммерсанта и общественного деятеля. Но, благодаря мощной поддержке секретаря Распутина Арона Симановича, Рубину удалось найти нужных людей и организовать мощное прикрытие.

Белецкий точно знал, что борьба с окружением Распутина сегодня практически невозможна. Тем более что парижская истории Бахтина всплыла самым неожиданным образом.

Несколько дней назад к нему пришел начальник особого отдела полковник Васильев, которого Белецкий протащил на это место, сожрав Еремина.

– Дело одно каверзное есть, ваше превосходительство.

– Садитесь, Иван Петрович, – радушно пригласил Белецкий, – давайте за чайком его обговорим. – Дело-то вас касается, – вздохнул Васильев. – Меня? – искренне удивился Белецкий. – Вас, Степан Петрович. – В чем же провинился я, – засмеялся Белецкий.

– Начальник Московского Охранного отделения полковник Мартынов завербовал некоего Заварзина Дмитрия Степановича, партийные клички «Гоголь» и «Петр Петрович» – в наблюдении «Дунайский».

– Постойте, постойте, – Белецкий задумался на секунду, – как же, помню, донесение Алексеева из Парижа, что-то связанное с Бахтиным.

– Именно. Заварзин, агентурная кличка Сибиряк, в ознакомительном донесении написал, что в 1912 году, в Париже, в кафе на улице Венеции, Бахтин предупредил его об операции, которую готовит загранагентура против социалистов в библиотеке на улице Брона. При этом присутствовал один из партийных функционеров – Литвинов Борис Николаевич, в настоящее время отбывающий ссылку под Омском.

Для проверки донесения, так как дело касалось чина полиции, полковник Мартынов направил в Омск агента Блондинку, который как сотрудник газеты «Русское слово» имел доступ в общественные и революционные крути. Блондинке удалось войти в доверие к Литвинову и установить дружеские отношения, а после публикации в «Русском слове» статьи Литвинова, под псевдонимом Наблюдатель, Литвинов стал особенно откровенным.

Когда Блондинка завел разговор о случае в Париже, сообщив, что об этом ему якобы рассказал Заварзин, Литвинов расхохотался и сказал, что Заварзину нужно меньше пить. – А что, он пьет? – поинтересовался Белецкий. – На этом и завербован.

– Ну, каким боком, Иван Петрович, эта история касается меня? – хитро прищурился Белецкий.

– В деле есть рапорт полковника Еремина на имя командира Отдельного корпуса жандармов о том, что вы воспрепятствовали должному расследованию против Бахтина.

«Вот же скотина», – подумал Белецкий. Вовремя он убрал Еремина, а то бы копал он и копал под него.

– Да, история неприятная, а ваше какое мнение, Иван Петрович?

– Ваше превосходительство, вы же наши порядки знаете. Подобную историю как угодно повернуть можно. Тем более Мартынов планирует начать разработку Бахтина через агента Сибиряка.

Когда полковник ушел, Белецкий приказал секретарю ни с кем его не соединять и никого не принимать. Из сейфа он достал папку, на обложке которой было написано: «Бахтин».

Он читал документы, донесения, записи разговоров. И внезапно вспомнил недавний разговор с присяжным поверенным Глебовым.

Петр Петрович выпил чуть больше нормы, размяк и пожаловался Белецкому, что у его дочери Лены не сложилась жизнь.

– Она же замужем за тайным советником Кручининым? – удивился Белецкий.

– Вы не поняли, Степан Петрович, – вздохнул Глебов, – мой зять человек, состоящий исключительно из достоинств. – Так в чем же дело?

– Романтическая история, сродни Маргарите Готье. – Не понял.

– Она влюблена. И любит этого человека много лет. Только не подумайте ничего плохого, чувства сии исключительно платонические.

– А нельзя ли узнать предмет? – поинтересовался Белецкий. – Ваш подчиненный Бахтин.

– Что я могу сказать, Петр Петрович, – Белецкий посмотрел на расстроенного Глебова даже с неким сожаление, – умен, красив, честен. Но…

– Вот именно «но», Степан Петрович. Не нашего круга человек.

– Скажу вам более, Петр Петрович, к сожалению, Бахтин никогда не сможет войти в этот круг. – Почему?

– Его потолок – начальник сыскной полиции. И дай Бог, чтобы он получил должность в столице или Москве. Но боюсь, этого не случится. Слишком он не гибок. Врагов много.

Потом дома жена поведала Белецкому о тайных перипетиях романа Лены и Бахтина.

И Степан Петрович пожалел сыщика. По-человечески. Тем более что испытывал некую слабость к таким людям, как он. С молодости приучив себя к компромиссам, угодничеству, интригам, то есть живя в постоянной тревоге и ожидании непрятностей, он уважал людей типа Бахтина. Правда, он ненамного старше сыщика, а уже товарищ министра, сенатор и тайный советник.

Прекрасное раскрытие дела об убийстве не радовало Белецкого. У Рубина слишком сильные связи. Возможно, он и победит эту одесскую выскочку, но победа станет пирровой.

Протопопов явно разваливал министерство и уже поговаривали, что его могут скоро заменить. И две кандидатуры выплывали, его, сенатора Белецкого, и генерала Курлова.

Но, как он слышал, в Царском Селе и Ставке к нему относились значительно серьезнее, чем к Курлову, запятнавшему себя интригами.

Но вместе с тем, если начнется борьба, то выплывет многое, и история с Бахтиным станет решающей. Тем более, что Мартынов начинает агентурную разработку сыщика.

Правда, этого уже Белецкий не опасался, три дня назад, на обеде у Кручинина, Степан Петрович рассказал Лене о неприятностях, ожидающих ее ами. Он видел, как побледнела она, и понял, что завтра же Бахтин будет об этом знать.

Но все же надо историю с Рубиным прикрывать хитро. Белецкий вызвал столоначальника Никонова.

– Скажите, Виктор Георгиевич, что сделано по распоряжению генерала Джунковского. Как я помню, государь пожаловал надворному советнику Бахтину следующий чин?