– Никого.
– И все-таки боитесь?
– После смерти господина Чокаева… Такой странной смерти… Мне… да и мужу…
– Вздор. Вы ничего не поняли… И зондерфюрер ничего не понял. Секретарю немке ничего не угрожает. Кто был сегодня у вас?
– Никого почти не было.
– Почти?
– Если не считать фрау Хенкель.
– Эта бестия опять повадилась на Ноенбургерштрассе…
– Вы о Рут?
– Да. Что ей там нужна?
– Она очень весела, господин капитан.
– Ну это не так уж важно: она всегда весела.
– Рут сказала, что господин Чокаев очень стар и мог умереть даже раньше…
– Она была пьяна?
– Немножко, господин капитан… Но это так идет ей. Она так хороша. Я всегда восхищаюсь. Не правда ли, господин капитан, Рут красива?
– Вы не о том говорите, фрау Людерзен… Зачем она явилась на Ноенбургерштрассе?
– Этого я не знаю.
– Надо знать. – Капитан начинал сердиться. Человек сидит в приемной и ничего не видит. Спрашивается, зачем такой дуре платят деньги. Его деньги, капитана Ольшера. Ведь она числится в штате управления. Как и ее супруг зондерфюрер. Их приходится постоянно наталкивать на след, подсказывать, учить. Особенно эту пигалицу с карими глазами и вздернутым носиком. – Что она еще говорила? – строго произнес капитан.
– Что их квартира на Кайзер-Вильгельмштрассе очень тесная. Она мечтает о собственном доме.
– Вот что! – Капитан задумался. Мысленно он увязывал события с поведением фрау Хенкель. Для других эта миловидная женщина, экстравагантная и довольно развязная в обществе мужчин, была просто непутевой женой одного из подчиненных капитана. Для самого же капитана фрау Хенкель являлась соперницей. Особого рода. Она не могла повредить ему, не могла встать на пути, но могла спутать его карты. И именно сейчас.
– Мне кажется, Рут имеет право на это, – проворковала фрау Людерзен.
– Безусловно…
– Скажите, как Хенкель отнеслась к смерти Чокаева? Она говорила что-нибудь об убийстве?
– Да…
– Именно?
– Что ее удивляют люди, которым делается дурно при слове «убийство». Ведь сейчас время сильных личностей. В конце концов какая разница, отчего умер господин Чокаев. Он стар. Ему не под силу великие задачи.
Большего не ожидал капитан и заторопился отблагодарить фрау Людерзен.
– Передайте зондерфюреру, что он нужен мне.
– Будет выполнено, господин капитан.
Он положил трубку, намереваясь заняться бумагами, которых немало накопилось со вчерашнего вечера. Телефон ему не нужен больше, во всяком случае, до конца дня Ольшер не собирался никому звонить. Но аппарат вторгся в распорядок капитана своей низкой трелью.
– Гаупштурмфюрер Ольшер слушает…
В трубке зазвучал только что умолкнувший голос фрау Людерзен:
– Извините, господин капитан. Я забыла сказать вам еще об одном посетителе.
– Так…
– Был Рудольф Берг.
– Кто это?
– Мне точно не известно, но муж называл его милым цербером.
– Не понимаю.
– Он, кажется, из гестапо…
– Что его интересует на Ноенбургерштрассе?
– Рудольф со мной не беседует, только кланяется… После смерти господина шефа…
– Убийства.
– Да, да, после убийства господина Чокаева Берг наведывался дважды.
– Его интересует событие? Вы не заметили этого?
В трубке раздалось знакомое мыкание фрау Людерзен: она тужилась, пытаясь подобрать нужный для капитана ответ.
– Заметила…
– В чем это выразилось?
– Утешал фрау Хенкель, говорил, что не следует слишком огорчаться по поводу смерти начальника ее мужа.
«Дура, – обругал мысленно свою собеседницу капитан. – Форменная дура. Где только нашел ее Людерзен?»
– Все?