Главная тайна горлана-главаря. Сошедший сам

Перескажем вкратце содержание пьесы:

«Д е й с т в и е   п е р в о е

Кресло. На столе с одной стороны огромный календарь, на верхнем листке “7 ноября”. С другой – колокол, как на вокзале.

С ц е н а   п е р в а я

В кресле сидит  Б а н к и р.  Перед ним, склонившись, стоит  м о н а р х  в короне, мантии, со скипетром и державой.

Б а н к и р

Осточертела мне ваша монархия! Никакого от неё толку… Вы зашились с вашими парадами, приёмами, коронациями. Каждый день балы, реверансы. Дамы, кавалеры, придворные. Вам некогда делом заниматься. Безобразие!

(Монарх хочет сказать.)

Знаю, знаю!.. Главное ваше занятие – в теннис играть… Но когда вы приходите клянчить лишний миллиончик на то, на сё, на ремонт мантии, на починку коронки то на зуб, то на голову, тогда вы – монарх. А когда дело делать, так вы – теннисист. Хорошенькие штучки!.. Вот сегодня: годовщина Октября. А что сделано? Какие приняты меры? Никаких!.. Рабочие все на свободе… Срам! (Встаёт.) Сейчас же принять меры! И никаких коронаций! (Уходит.)

С ц е н а   в т о р а я

Монарх выпрямляется. Садится в кресло. Звонит в колокол 1 раз. Входит  п р е м ь е р.

М о н а р х

Осточертело мне ваше ответственное министерство, все эти ваши палаты и парламенты. Никакого от них толку… Партии, фракции, лидеры, комиссии, пленумы. Чепуха! А дело не делается.

(Премьер хочет сказать.)

Как сверхурочные клянчить, так вы – представитель власти, премьер. А как дело делать – так “конституция”. Безобразие! Сегодня годовщина Октября. Какие приняты меры? Никаких! Рабочие гуляют на свободе… (Встаёт.) Сейчас же принять меры! И никаких конституций! (Уходит.)

С ц е н а   т р е т ь я

Премьер садится в кресло. Звонит 2 раза. Входит  п р о к у р о р.

П р е м ь е р

Осточертели мне ваши законы и прочие юридические фигли-мигли!.. Копаетесь в циркулярах, а дело стоит.

(Прокурор хочет сказать.)

Знаю, знаю!.. Как на полицию добавочную ассигновку клянчить, так вы – прокурор, блюститель порядка. А как в тюрьму сажать, так – законное основание. Безобразие!.. Сегодня годовщина Октября. А какие приняты меры? Никаких! Рабочие на свободе гуляют… Стыд! (Встаёт.) Немедленно принять меры! И никаких параграфов! (Уходит.)»

В следующих сценах (четвёртой, пятой и шестой) появляются жандармский генерал, потом – полицмейстер, затем – городовой. И каждый с возмущением заявляет, что ему «осточертели» бездействия нижестоящего чиновника и требует: «Немедленно принять меры!»

Изящный драматургический ход, когда один персонаж отчитывал молчащего второго, затем второй почти что теми же словами и за то же отчитывал третьего, а потом третий повторял то же самое с четвёртым и так далее, должен был с интересом восприниматься публикой.

После первого действия шло второе, в котором полицмейстер и городовой арестовывали рабочих, каждый раз изобретая новую причину ареста, что тоже должно было понравиться зрителям. Оба действия придумал и написал Осип Брик. Написал, прямо скажем, с выдумкой.

Далее следовало действие, созданное Маяковским:

«Д е й с т в и е   т р е т ь е

Площадь в столице. Сзади во всю сцену решётка. За ней набранные во втором действии  з а к л ю ч ё н н ы е.  Посреди площади  р а д и о б а ш н я».

На площади уже находятся жандармский генерал, полицмейстер и городовой. Входят банкир с дочкой, монарх, премьер и прокурор. Теперь все они говорят стихами. Даже радиобашня, голос которой перекрывает всех:

«Р а д и о

Всем примером / наша страна.

Она сильна. / Свободна она.

Девять лет —

нет фабрикантов, / помещиков нет.

Девятый год

нет у нас / ни рабов / ни господ.

Т ю р ь м а

Будем, / такими же будем и мы.

Мы расшатаем / решётки тюрьмы.

Б а н к и р

Господа! / Это он про нас. / Про господ!

Сплю я? /Брежу? / Холодный пот!»

Но радиобашня продолжает вещать, призывая пролетариев к революции:

«Р а д и о

Других государств угнетённые блузники!

Рабы заводов! / Правительства узники!

Долго ли будете / смирны и кротки?

Берите / своих буржуев / за глотки!»

Услышав такие слова, все «буржуи» тут же падали «как карты, друг на друга и на руки городового», а радиобашня торжествующе продолжала:

«И хрустнут / зажатой Европы бока,

а пока —