Девятая Крепость

Девятая Крепость
Эдуард Катлас

Девятая крепость #1
Акренор. Затерянное королевство фронтира. Королевство-анклав, окруженное врагами со всех сторон. Отряд, созданный наследным принцем, попадает в самый центр событий, влияющих на судьбу королевства и выживание людей. Туда, где честь – не просто слово. Туда, где война – обыденность, а мир – только мечта.

Эдуард Катлас

ДЕВЯТАЯ КРЕПОСТЬ

– Так мы созданы, те двое из нас, которые еще остались. Большие грязные полотенца, колышущиеся в небе. И не бойтесь: человек рядом с вами – наш друг.

– Но третий не был ни моим другом, ни другом всего человечества, – сказал Максвелл. – Он продал нас.

– И все-таки ты сидел с ним, когда остальные не захотели прийти.

– Да. Это долг, который следует отдавать даже злейшему врагу.

– Значит, – сказал баньши, – ты способен что-то понять.

    Клиффорд Саймак. Заповедник Гоблинов

ПРОЛОГ

Стены помнили. Память – это все, что оставалось у обвалившихся руин, зараставших травой. Забвение – для живых, мертвые же стены не забывали. Обваливаясь, проигрывая в битве с травой камень за камнем, они продолжали помнить.

Стенам оставили только память, и ничего больше. Память о каждом человеке из тысяч, погребенных под ними. Память о каждом ржавом мече, который лежал под слоем земли. Стены помнили эти мечи молодыми, остро отточенными и смертоносными. Они помнили кровь на этих мечах, помнили, как эти мечи сжимали живые руки. Помнили, как эти же руки, но уже холодные, по-прежнему сжимали оружие, как будто продолжая незримый бой по ту сторону вечности. Помнили, как железо превращалось в ржавчину, а живая плоть – в забытый всеми прах.

Стены, снесенные до основания, не грустили о временах, когда они гордо возвышались над лесом, когда вокруг них жили, воевали и умирали. Грусть – для живых. Стенам было позволено только помнить. Помнить о колдовстве, вырывающем души из сотен тел и крушащем здания и башни. Помнить о храбрости, с которой умирали их защитники. Помнить ярость битвы и крики умирающих. Помнить каждую мысль и каждый вздох тех, кто ушел.

Стены не надеялись отдать свою память потомкам. Надежда – для живых. Стены могли только хранить память. Хранить память даже о том, о чем не мог помнить никто, кроме них.

Стены не желали менять предначертанное. Желание – для живых. Они равнодушно сдавались в поединке со временем, уходя из реальности. Трава забвения, хладнокровный воин вечности, неумолимо побеждала руины, которые уже некому было защищать.

Стены стояли как символ двух извечных врагов. Памяти и Забвения.

Часть первая

СИГНАЛ СБОРА

Весна была ранняя. Ручьи журчали на серых после зимы холмах, понемногу смывая почву с тех мест, где через сотни лет будут пролегать глубокие овраги. Из уставшей под снегом земли там и здесь пробивалась зелень, готовая к новому витку борьбы за выживание.

Крепость стояла на одном из холмов. Она была небольшая, но высоты ее стен всегда оказывалось достаточно для отражения набегов диких кочевых племен, не обладающих навыками длительной изнуряющей осады и умением создавать осадные орудия. Да и холм был высокий, у большинства кочевников охота воевать пропадала сразу после того, как они достигали вершины.

Если бы вся служба заключалась только в периодических выходах на стены крепости и торжественном рассматривании окрестностей, то это было бы самое спокойное место для регулярных королевских пехотинцев. Так думал молодой воин, неспешно прохаживающийся по западной стене крепости. Но служба этим не ограничивалась, наоборот, это считалось наиболее простой ее частью. Большую часть времени каждый пехотинец проводил во внешнем патрулировании той незримой черты, которая считалась границей королевства. Эта линия давно оставалась только на картах, ведь никакого другого государства, с которым можно было бы договориться о том, где проходит граница, не существовало. По ту сторону находились в основном кочевники, для которых понятие границы было пустым звуком. Как, к сожалению, и для поселенцев, с каждым годом все глубже и глубже проникавших на незащищенные территории. Поселенцы оставались бесстрашными только до первой встречи с кочевниками. Те из них, кто выживал после подобных встреч, становились испуганными надолго. Испуганными и обозленными – не на свою самоуверенность и глупость и даже не на кочевников, а более всего на королевских пехотинцев, которые не спасли их от несчастья.

Так что большую часть службы Рем носился со своим подразделением по холмам, пытаясь перехватить очередную группу всадников, решивших улучшить свое благосостояние за счет крохотных пограничных деревушек.

За подобными размышлениями подошло к концу время вахты на стенах, и, сменившись, Рем поспешил на кухню. Он уже почти прошел через весь крепостной двор, отделявший желаемую цель от казарм, когда заметил у входа на кухню капитана, задумчиво осматривающего окрестности. Все пехотинцы, достаточно хорошо знавшие своего командира, также хорошо знали и этот взгляд. Такой взгляд означал одно: у капитана есть неприятная работенка, но он пока не решил, на кого ее скинуть. Рем мечтал немного иначе провести время, свободное от караулов, поэтому постарался резко изменить направление и избежать взгляда командира. Но было поздно.

– Пехотинец Рем! – рявкнул капитан. Рем застыл на месте, про себя молясь всем известным ему богам, чтобы хоть на этот раз он ошибся в намерениях капитана. – Вас-то я и искал, пехотинец. Судя по всему, вы направлялись в сторону кухни. Ну что же, мне тоже не грех перекусить. Давайте за мной.

– Сегодня посыльный доставил приказ. С самого верха. – Капитан говорил отрывисто, стараясь выдать максимум сведений в промежутках между пережевыванием окорока и заливанием внутрь эля, который благосклонно выставил на стол повар, увидев начальство. – Теперь они решили, что нам надо помочь с подготовкой. Велено выделить хотя бы по одному пехотинцу от каждой крепости и отправить на дополнительное обучение. – Капитан хмыкнул. – Маршалы решили поучить нас рукопашной. Велено отбирать из лучших. Но опытных я не отдам, а из молодежи ты самый резвый.

Рем медленно начал понимать, к чему клонит капитан. Ну что ж, с одной стороны – ему придется на несколько месяцев оставить ставшую уже вторым домом крепость, но с другой – сегодня не нужно будет помогать конюхам, чего он больше всего боялся с того момента, когда полчаса назад увидел остановившийся на нем взгляд капитана.

– Так что поутру и отправишься. Возьми коня, рацион и чтобы по дороге нигде не задерживался. На подходе караван, у них есть несколько мечников в охране. Наемники, но все лучше, чем одному. Вот с ними и пойдешь. Доберешься до Ледера, там отрапортуешь страже, найдешь промежуточный пункт сбора. Да, и вот еще что – возьмут не всех, там же будут отбирать, проверки устраивать, так что смотри, крепость не позорь.

К середине дня караван перевалил за цепь невысоких холмов, окружающих Ледер. По меркам пограничного воина, город был защищен слабо. Невысокие стены, предназначенные скорее для того, чтобы обозначить городскую черту, нежели для удержания города во время серьезной осады, обвалившийся, почти засыпанный ров – Ледер никогда не строился как пункт обороны, просто это была удобная точка сбора податей с торговцев, развилка дорог, постепенно разросшаяся до размеров города. Если бы кочевые племена востока не находились в постоянных конфликтах друг с другом и умели хотя бы иногда объединяться, тогда здесь стояла бы полноценная крепость. В отсутствие же серьезной внешней угрозы этого хватало.

Подойдя к восточным воротам, Рем попрощался со своими попутчиками и двинулся к стражникам. Какой была крепость, такими были и стражники. Для начала они… сидели. Сидели, небрежно развалясь, как будто не на посту, а в казарме. У капитана бы был удар, мысленно усмехнулся Рем, подходя к воротам.

– День добрый, служивые. – Он приветственно махнул рукой.

– И тебе, погранец, день добрый. Помочь чем? Небось на сбор?

– Точно, туда. Что, много народу собирается? – поинтересовался Рем.

– Да как тебе сказать… Собирается много, у нас вот многих брали. Он вот ходил. – Стражник махнул рукой на молчащего соседа. – Да только берут не всех. Некоторые неделю добирались и на второй день уже в обратный путь собрались… Ну, ты иди, может, Локо к тебе повернется. Хотя удача это или нет – не угадаешь. Всем говорят, что на обучение собирают народ, да только не больно-то верится. Как бы в смертнички не попасть.

– Тебе к казармам, – оборвал его второй стражник, – по этой улице до конца и налево, там спросишь. Пусть бог удачи последит за тобой.

– Ну что же, посмотрим, кто из вас чего стоит. – Грузный немолодой усач расхаживал перед строем из пяти воинов, прибывших за последние сутки.

– Каким оружием лучше всего владеешь? – Он подошел к крайнему, худощавому высокому блондину, явно уроженцу северных провинций.

– Лук, сэр, длинный лук.

– Ну, вот с тебя и начнем. Кто-нибудь еще считает, что лучше всего умеет владеть луком? Никто? Тогда ты один – вперед, мишень пятьдесят шагов, десять стрел, можешь не спешить.

Рем всегда восхищался лучниками. Сам он луком владел неважно, иногда ему приходилось пользоваться арбалетом, и, хотя с ним многие бы могли поспорить, считал, что арбалет значительно проще в применении, чем лук.

Лучник подошел к рубежу и одним плавным движением вытащил стрелу из колчана, наложил ее на тетиву и выпустил в цель. Красиво, подумал Рем. Однако стрела ушла достаточно сильно вправо и едва попала в установленную мишень, далеко от ее центра.

– Я же сказал, можешь не спешить, – рявкнул усач.

Вторая стрела ушла выше мишени, зарывшись в стоящий за нею стог, зато третья и четвертая легли практически точно в центр мишени. С разной долей успеха выпустив все десять стрел, лучник отступил с рубежа. В мишень попало семь стрел, и только три из них можно было считать выпущенными успешно.

Наш капитан за такую стрельбу заставил бы полдня чистить конюшни, а потом еще столько же тренироваться на мишенях, усмехнулся про себя Рем. Все-таки жизнь в пограничной крепости сказывалась на подготовке.

– Все ясно, сынок, можешь не продолжать. – Усач покачал головой. – Возвращайся в свои казармы, доложишься командиру и передашь ему, чтобы он побольше занимался твоей подготовкой. Ну а вы? – обратился он к остальным. – Все считаете себя мастерами клинка? – Вопрос явно не предполагал ответа, поэтому строй из оставшихся четырех солдат промолчал. – Тогда выбирайте из этих деревяшек то, что вам больше по вкусу.

Усач махнул рукой в сторону оружейной полки, на которой висели разнообразные деревянные муляжи. Рем выбрал средней длины деревянный меч и вернулся в строй.

– Не надо прыгать выше головы, просто покажите мне, что вы умеете. Если хотите, можете пользоваться щитами. Разбились на пары и начали.

Рему достался противник с двуручным мечом. Поскольку мечи были деревянными, Рем мог себе позволить парировать удары более мощного оружия противника, на что вряд ли бы решился, если бы оба сражались боевым оружием. Но и противник имел свое преимущество – деревянный меч, который он держал в руках, был значительно легче настоящего двуручного и потому его не так заносило. На измор не возьмешь, и следовало ожидать совершенно невозможных с боевым оружием движений.

Если он тренировался с боевым оружием, то не будет ничего выдумывать, попытается просто пробить насквозь мою оборону, подумал Рем. Ему вспомнился капитан, обучавший его мечу с пятнадцати лет.