Подросток Савенко, или Автопортрет бандита в отрочестве

Вообще-то они заранее сговорились, как будут себя вести. Сам Саня не мог выпить столько, сколько выпивал безобидный на вид Эди-бэби.

– Этот? – переспросил, ухмыляясь, Шамиль и оглядел Эди. – Да ему два дня до смерти осталось и без водки!

Азербайджанцы, или черножопые, как их за глаза называл Саня, расхохотались.

– Этот парень выпивает литр, – сказал Саня. Хладнокровно сказал.

– Не пизди, Красный, – сказал Шамиль, начиная злиться. – Он умрет, выпив литр.

Эди-бэби подумал про себя, что какие все же наглые эти черножопые. Наглые и заебистые хари. Однако денег у них очень много. Они привозят свои фрукты в Харьков и продают их тут втридорога. Витька Косой, приехав недавно в отпуск из Москвы, где он служит, повезло человеку, раскололся как-то по пьянке, рассказал, что, уходя в армию (терять ему особенно было нечего, все равно забреют, а попался бы, ну дали бы семь лет, вместо трех в армии, и освободили бы ввиду первой судимости по половинке), он и еще двое ребят грабанули азербайджанцев, сев с ними в поезд, идущий в Баку. Чемодан денег взяли. Косой смеялся и говорил, что дело было не очень опасное, потому что в милицию заявлять азербайджанцы все равно не пошли бы: мандарины, которые они продают как колхозные, на самом деле частные, и такие деньги, какие есть у азербайджанцев, у нас в Союзе иметь не разрешается. Главное, что они, суки, всегда вооружены, когда деньги везут. Убить могут.

Эди-бэби очень спокойный внешне, он себя тренирует. «Ебаные азербайджанцы!» – только и подумал он, а вслух сказал:

– Четыре двухсотпятидесятиграммовых стакана за час, каждый с перерывом в пятнадцать минут.

Азербайджанцы затихли. Ни один из них не может выпить столько водки, Эди-бэби знал. Редко кто может. Научил его пить дядя Жора из их дома, только из другого подъезда, – Ванькин отец. Дядя Жора был во время войны в плену в Германии, а потом ездил с его хозяином-немцем во Францию.

Вначале дядю Жору загнали на шахту в Руре, Рурский угольный бассейн – как у нас Донбасс, – и дядя Жора там работал. Немцы на его шахте были ничего ребята, как раз хуже всех были свои, русские – бригадиры и надзиратели, немцы же даже в шахту спускаться не любили, считали, что для этого достаточно иностранных рабочих. Дядю Жору заметил немец-инженер, Стефаном его звали, – заметил однажды, что дядя Жора водку пьет и не пьянеет. И немец этот придумал идею. Он стал забирать дядю Жору с шахты, вначале на пару дней, и возить его в город. Эди-бэби не помнит, какой там немецкий город был поблизости, – вечером дядя Жора пил водку в их кабаке, удивлял немецкий народ. Стефан все это удивление очень драматически обставил – били в барабан тревожную дробь и на столе рядом с дядей Жорой выстраивали ряд больших граненых русских стаканов. Дядя Жора был одет в якобы русский национальный костюм – костюм Стефан купил для дяди Жоры в театре. На самом деле костюм был венгерский.

В конце концов, так как дяди-Жорино всенародное поглощение водки стало пользоваться большой популярностью, Стефан ушел с шахты, забрав дядю Жору, якобы дядя Жора поступил к нему в личное услужение. На самом деле оба они преспокойно добывали себе деньги и в конце концов добрались даже до Парижа.

«В Париже, – говорил дядя Жора с удовольствием, вспоминая свое славное прошлое, – я выступал в знаменитом “Фоли-Бержер”. Афиши висели по всему городу: “Сегодня русский медведь пьет у нас водку!”»

Дядя Жора говорил, что пить научиться невозможно. С луженой глоткой и желудком нужно родиться. «Но, – говорил дядя Жора, – даже хороший выпивоха должен знать, когда и сколько можно выпить. Бывали периоды, – говорил дядя Жора, – когда я отказывался от “выступлений”, потому что чувствовал, что в эти дни мой желудок не может работать с водкой так хорошо, как обычно. Как ни ругал меня Стефан, обвиняя меня в том, что срываю прекрасный ангажемент, что мы теряем деньги, я никогда не соглашался. И поэтому до сих пор жив», – говорил назидательно дядя Жора.

Эди-бэби подозревает, что дядя Жора подвирал чуть-чуть. Например, действительно ли он мог «выступать» в «Фоли-Бержер»? Да и был ли он вообще в Париже?

Как бы там ни было, сам Эди-бэби открыл, что он тоже родился с луженым желудком, не так давно. Позже это открыл и Саня Красный. Несколько советов дяди Жоры, впрочем, пригодились Эди-бэби в его жизни: «Перед большой выпивкой прими стаканчик постного масла – смажь желудок, если боишься опьянеть, – учил дядя Жора. – После выступления, даже если ты не пьян, положи себе за правило пойти в туалет и, заложив два пальца в рот, вырви, не стесняйся. Правда, старайся делать это так, чтобы никто не видел и не слышал, – береги свою честь бойца. И еще не закусывай – между стаканами можешь сжевать соленый помидор или огурец или хватить чуть-чуть рассолу, но и только. Закуска с большой выпивкой не идут. От закуски пьянеешь больше».

Вооруженный этими знаниями и луженым желудком, бледнолицый, 57 килограммов при 1 метре 74 сантиметрах роста, Эди-бэби сидел против орды загорелых черножопых. Они галдели между собой по-азербайджански. Азербайджанцы – они же турки, знал Эди-бэби. Эди-бэби частью татарин, мама его татарка, стоит посмотреть на ее скулы, к тому же она из Казани. Отец в шутку называет мать «татаро-монгольское иго». Но серьезно и украинец-отец, и русско-татарская мать считают себя русскими. Что и есть правда. Кто же они еще? В их классе даже настоящие украинцы стесняются говорить по-украински, это считается деревенским. Все ребята называют себя русскими. Даже евреи Яшка Славуцкий, Сашка Ляхович, Людка Рохман…

Эди-бэби сидел против черножопых и ждал, что они решат.

– Пятьсот рублей ставлю, что выпьет, – сказал Саня, дотянув свое пиво.

Эди-бэби знал, что у Сани в кармане, может быть, наберется пару рублей мелочью. Но Конный рынок был его территорией – даже если бы они проиграли, он бы вывернулся как-нибудь. Но они не проиграют – это исключено, Эди-бэби до этого выпивал литр.

– Хорошо! – сказал наконец Шамиль, отвлекшись от своего варварского языка. – Азербайджанский народ не любит водку. Мы пьем вино и чача. Но я ставлю пятьсот рублей и отдам их ему, если этот малчык действительно выпьет четыре стакана и не умрет.

«Сука! – подумал Эди. – Решил унизить. Ну и хуй с ним. За пятьсот рублей рабочие с Салтовки вкалывают по полмесяца. А тут за один вечер. Конечно, придется поделиться с Саней, но без Сани азербайджанцы не стали бы с ним и разговаривать. Саню знают все, и Сане они отдадут деньги. Ему бы, будь он один, хуй бы отдали…»

Красный еще немного поторговался с азербайджанцами, чтобы они заплатили за литр водки и полкило соленых помидоров. В кафе пить водку официально не разрешалось, но мало ли что не разрешается. Водка и помидоры появились через пару минут. И стакан – двухсотпятидесятиграммовый. Один.

Помня заветы дяди Жоры, Эди-бэби потребовал еще три стакана. Повысить драматизм ситуации. Открыв обе бутыли, Саня Красный разлил их до капли в выстроенные в ряд четыре граненых сосуда. Толпа стала собираться вокруг столика. Саня Красный снял с руки золотые часы и положил на стол. «Начали?» – спросил он тревожно, поглядывая вопросительно на Эди-бэби. Это был первый раз, и он тревожился. Эди-бэби кивнул и протянул руку за стаканом…