Волхвы. Исторический спецназ. Тайные коды русских наличников

– Как господин граф почувствовал опасность, я не знаю, – начал свой рассказ Фридрих, – но сначала он начал говорить сам с собой. Потом извинился, что плохо себя чувствует, потом достал из пистолетного ящика свои пистолеты и позвал слугу Ганса. И приказал их зарядить. Затем граф хладнокровно вышел на открытое место и начал ждать.

Польский отряд, развернувшись на дороге, предпринял широкую кавалерийскую атаку. Охрана, тут же спрятавший за бочки, ответила дружным встречным залпом. Все заволокло дымом. Первый же нападающий, выскочивший из клубов дыма, получил пулю в лоб… раньше, чем сам успел нажать на курок. И так каждый раз, как только кто-то вскидывал ружье, чтобы выстрелить в графа, тут же получал пулю от него. Да, это было невероятно, но граф делал выстрел на секунду раньше своего врага. Это было похоже на дуэль с несколькими противниками. И он совершенно не прятался. Не прошло и пяти минут как все закончилось. У нас было убито и ранено около десяти охранников, гусарский же отряд полег полностью прежде чем смог преодолеть расстояние до обоза.

Последним был командир отряда, капитан. Он выбежал из клубов дыма с саблей наголо, обернулся, чтобы что-то закричать, увидел, что за ним никого нет, взмахнул рукой и натолкнулся на суровый взгляд графа, как будто на каменную стену.

Поль перевел дух.

– Затем капитан бессильно выпустил саблю и, развернувшись, побежал от нас с криками: «Боже помоги!»

– И все, – беспристрастный взгляд Корнелиуса Беренберга говорил о том, что он не верил ни одному слову своего сына, но рядом в кресле для почетных гостей, потягивая бокал баварского пива прямо со знаменитого луга Терезы и закусывая баварскими колбасками сидел сам граф Воронцов-Дашков, церемониймейстер двора, действительный тайный советник, который ничего не отрицал, но и не подтверждал. Он просто улыбался, наслаждаясь моментом.

Для Ивана же ситуация напоминала поговорку: «По уса текло, а в рот не попало!». Он попытался проглотить слюну, и не смог.

Все же что происходило под Радомом для него сильно напоминала компьютерную игру-стрелялку, в которые он успел в свое время порядком наиграться. В момент вброса адреналина в мозг графа, у него будто открылось дополнительная опция. Вычислять того, кто собирается нажать на курок, он мог на мгновение раньше выстрела и наводил руку графа, как в виртуальном пространстве. Дело, в общем-то было за Гансом, который оказался ловким малым и успевал перезаряжать пистолеты. А с капитаном получилась вообще странная штука. Когда глаза графа и капитана встретились, капитан настолько был деморализован случившимся, что его действиями руководил животный страх, усиленный религиозным воспитанием. Проникнуть в его сознание и шепнуть «Брось саблю!» было делом одного мгновения. Как щелчок кнута. И все, капитан побежал.

Расспрашивать гостя Корнелиусу Беленбергу, было неудобно, да и к их делу, это не имело теперь отношение. Все закончилось благополучно, а значит надо платить по счетам, поэтому банкир перешел к главной части их встречи.

– Итак, уважаемый граф, на ваше имя, согласно нашей договоренности открыт счет. Деньги переведены также в Banca Monte dei Paschi di Siena в Сиену. Как вы и просили. Естественно счет накопительный, самый высокий процент. Вы можете получать любые необходимые Вам суммы в любом отделение нашего банка в Европе, а также у наших партнеров. Все как мы договаривались. Будут ли у Вас еще какие-то пожелания?

– Да, одно.

– Слушаю Вас.

– Могли бы вы открыть еще один накопительный счет.

– На чье имя?

– Иван Сазиков.

– На какую сумму?

– Ну пусть будет десять тысяч франков.

– Будет исполнено. Но мы не знаем, как выглядит указанный Вами господин.

– Не важно. Когда он придет, то назовет имя и кодовое слово. Вы отдадите ему все, что будет накоплено. Договорились?

– Ваше слово для меня закон, граф. Каким будет код?

– Запишите фразу, она будет звучать на русском языке. Он должен произнести ее точь-в -точь.

Корнелиус Беренберг взял лист бумаги.

– Записываю!

Иван шепнул графу слова из песни, которая играла у него в машине, когда он выходил из нее в последний раз.

Шаланды полные кефали, в Одессу Костя приводил!

И все биндюжники вставали, когда в пивную он входил…

Беренберг невозмутимо записал строчки из песни и повторил. Получилось довольно смешно. Граф оставил на листке свою подпись и написал цифру:10 000, удостоверяя тем самым ее подлинностью.

– Когда ждать нашего нового вкладчика?

– Не знаю. Возможно, он вообще никогда не придет.

Глава 10

Граф прожил беспутную жизнь, тратя деньги направо и налево, не считая их никогда. Умер же через двадцать лет, в возрасте шестидесяти четырех лет в Петергофе по официальной версии от холеры, которую подхватил во время одной из увеселительных мероприятий, организованным им в честь императора. По неофициальной от разрыва сердца, застав свою жену, подарившую ему дочь и сына, в объятиях любовника. Его тело похоронили на кладбище Александро-Невской лавре. Уже через год его жена вышла замуж за своего любовника, парижского лекаря. Граф так и не смог узнать, о чем думает женщина, потому что Ивана среди тех, кто провожал графа в последний путь, уже не было.

Еще в Польше, испугав капитана, он понял, что может спокойно переходить в сознание от одного человека к другому. Может пользоваться телами людей, как пересадочными станциям, иногда даже не входя с ними в контакт. Все еще уверенный в том, что ключ к его свободе находится в наличнике, он перебрался поближе к нему и начал ждать.

Старую деревянную раму долго хранили на конюшне, затем молодой граф продал усадьбу помещику, владельцу Казанской железной дороги. Новый хозяин не оценил мастерство резчика и приказал избавиться от нее, как от ненужного хлама.

Но раму не выбросили, ее пристроил к себе на дом местный купец. Покрасил в желтый цвет и добавил в верхнюю часть солнечный рунический знак. Еще его называли «знак Быка», такие были почти у всех в селе. Когда купец разорился и пустил дом с молотка, рама перекочевал в дом крестьянина села Становое под Бронницами. Крестьянин подрабатывал извозом, поэтому вырезал из дерева два колеса, и прикрепил их на наличник в нижней части. С дороги всегда было видно, что в доме живет извозчик. Сразу после семнадцатого года, крестьянин продал свой дом. Его разобрали и перевезли в деревню Пятница, что под Каширой. Там в нем поселился председатель колхоза, бывший партизан и сотрудник НКВД. Чтобы была понятна принадлежность к советской власти, он налепил по бокам рамы деревянные звезды и покрасил их красной краской…

Все это время Иван был рядом. Он следил, как изменяется структура дерева наличника, как на него влияет солнце, луна, дождь, снег, жара. Как меняются тени от узоров в зависимости от времени суток. Как раскрываются и закрываются трещины на досках в зависимости от времени года. Как темнеет рама от дождя. Как покрывается пылью все горизонтальные поверхности, и ветер сдувает ее. Как отваливаются детали резьбы, добавляя индивидуальности в рисунке, как выцветает и шелушится краска. Иногда он вспоминал, еще какую-то деталь и являлся к хозяину дома, кто бы он ни бы, чаще всего во сне, давил на него до тех пор, пока наличник не обновлялся.

Однажды, в окно дома заглянул волк. Это было студеная зима. Волк был голоден, искал еду и совсем потерял чувство страха. Ивану оказалось этого достаточно. В одно мгновение он решил, а пропади все пропадом.

И вот он уже мчался по заснеженному полю, убегая от мужиков с дубьем. Убежал и долго выл на луну. Но в шкуре волка ему было тесно. Тогда он вставал на задние лапы и драл когтями стволы деревьев в лесу. Выбраться наружу он не мог, ему было некуда. Его тела не было рядом. И тогда он вернулся. И больше не отходил от окна.

Шли годы. Годы сливались в десятилетия. Сменялись эпохи и люди. Мимо окна проезжали люди на телегах, потом на каретах, потом на машинах. Хлопали двери. Разбивались стекла. Вставлялись двойные рамы. В доме гуляли свадьбы, справляли поминки. Рожали и провожали на войну, первую мировую, потом гражданскую, финскую. Иван уходил вместе с мужиками воевать, а потом возвращался. Их встречали с войны. Провожали на учебу в город. Иван уходил вместе с детьми учиться и снова возвращался. Иван смотрел на все это глазами хозяина дома и через призму окна. Окно стало ему настолько родным, что казалось, он сам стал окном.

Так продолжалось почти век… Иван не сдавался. Он ждал и верил, что наступит момент, когда проход в раме обязательно откроется.

***

Грохнул пушечный выстрел. Снаряд просвистел над домом и упал где-то в поле, оставив глубокую воронку. Председатель выглянул в окно и закричал.

– Черт побери, что это такое?

Подбежал к телефонному аппарату и начал крутить ручку.

– Девушка, девушка соедините меня со штабом обороны города…

В трубке была полнейшая тишина. Он покрутил ручку еще раз, потом подул в трубку и повесил ее на рычаги. Посмотрел на свою молодую жену и ребенка.

– Ох, не доглядел я. Не доглядел. Быстро в подвал. Как же так, ведь не было здесь немцев. Проморгала разведка, что ли…

– Что там, Антон? – спросила его жена, прижимая годовалого ребенка к груди.

– Танки, Таня, танки, – ответил он надевая на свой пиджак ремень с патронташем и затягивая его потуже. Из-под стола достал бутылки с зажигательной смесью. Распихал их по карманам. Подслеповато прочитал инструкцию на этикетке. Снова выглянул в окно. По улице пробежало несколько красноармейцев и ребят из отряда самообороны. Они стреляли куда-то вдоль улицы. Один из них упал, раскинув руки.

– Какие еще танки, – женщина недоумевала.

– Немецкие, твою мать, Таня, – он сорвался на крик. – Ты что расселась как наседка. В подвал живо я сказал. Жи – во. Отсидишься, потом огородами в Каширу к матери и если сможешь еще дальше, уходи. Все, не реви, я сказал. Не поминай лихом.