то и дело категорически требовавших Витиной крови.
Процесс затянулся – достигнув к полночи консенсуса,
в сопровождении беснующихся жительниц общежития
они торжественно шествовали от туалета к туалету,
Витя, ворча и для вида на каждом шагу упираясь,
выдирал с визгом гвоздодёром из косяков гвозди.
Одна крупногабаритная девушка из финансисток,
алчно глядя на нетрезвого субтильного сантехника,
неожиданно с восхищением резюмировала:
«Вот это мужик! Вот это я понимаю! Сказал – сделал!»
Светало. Степанов вахтёрил, отгоняя сигаретой сон,
«жрицы любви» возвращались с ристалищ страсти,
покупать цветы-конфеты и поздравлять было некого,
девчонкам из группы отдарились какой-то ерундой,
предстоял суматошный день, дежурил свой деканат,
всё должно было происходить на высшем уровне,
где-то в тумбочке валялась недописанная курсовая…
Зевая, появился его напарник, «афганец» Сидоренко,
недавно вернувшийся с боевой медалью из Кандагара,
он служил в десанте и случайно остался в живых —
не полез в БТР, нарушив приказ «всем под броню»,
и когда БТР налетел на мину, весь экипаж погиб,
а Вовку выбросило на камни и тяжело контузило.
Теперь Вовку то и дело приглашали на всякие вечера,
юные прекрасные школьницы дарили герою цветы,
отчего героический Вовка страшно смущался и краснел.
Это поначалу «афганцев» привечали, потом забыли…
– Ты слышал? Вчера у соседей девчонка повесилась!
Сердце замерло в горле, краска ударила в лицо:
«Накликал, напророчил! Дура, ой, дура какая!» —
первым делом Степанов подумал про «бывшую»,
это она шастала на дискотеки в соседнее общежитие.
– Наша?!
– Нет, не наша, с автомобильного факультета…
Приревновала своего жавера к какой-то шмаре, —
по части лексики Вовка был истинным сыном Урала.
Степанов неопределённо махнул рукой: «Потом!» —
в двери уже протискивалась бабушка Иди-ка-ты-на***,
отвечавшая одинаково на все вопросы и комплименты.
Это означало, что наконец-то наступило утро.
Он вышел на крыльцо, чтобы прогнать сонливость —
с неба сыпало и капало, повалил снег с дождём —
вот тебе и Восьмое марта! А он-то думал, уже весна…
На улицу выпорхнули стайкой весёлые первокурсницы,
одна из них подбежала к вахтёру и чмокнула в щёку.
– За что? – опешив, крикнул он ей, убегающей, вслед.
– За туалет, папочка! – донесся в ответ звонкий хохот.
Он вспомнил её, конечно, как такое забудешь —
это была та самая, щипавшая его вечером за бок.
«Папочке» уже месяц как исполнилось девятнадцать.