А Президент сидит на полу пилотской кабины, заняв своей тушей весь проход, икает и матерится по-нигерийски, по-русски и по-английски.
Неожиданно самолет выскакивает из черноты грозового фронта в яркий солнечный просвет, и Егор видит самолетные крылья, побитые, словно оспой, ледяным градом.
– Ужас! – говорит Егор Вахтангу. – Смотри!
– Лед! Оледенение! – сообщает Микола. – Зараз будэм падать!
Действительно, то ли от оледенения, то ли из-за нисходящего воздушного потока самолет вдруг начинает стремительно снижаться и вновь оказывается в черноте грозы и светящихся разломах молний. И опять ледяной град расстреливает самолет, штурвал пляшет в руках Егора, и кажется, что это будет продолжаться бесконечно – игра могущественной природы с крохотным самолетом и попытки Егора и Вахтанга вырваться из смертельных воздушных потоков.
А тут еще, при падении в очередную воздушную яму, Президента, не привязанного ремнями, возносит в воздух под потолок кабины, после чего он всей свой тушей шмякается прямо на руки Егора, держащие штурвал. Егор вскрикивает…
И вдруг снова яркое солнце бьет по кабине. Самолет, трясясь от вибрации, выравнивается у самой земли и несется вперед, едва не цепляясь брюхом за верхушки тропического леса. Егор, кривясь от боли, сталкивает Президента с рук и кричит:
– Штурман, мы где?
– Нэ знаю, – бормочет Микола. – Приборы сдохли!
– Аспирант! – через плечо кричит Вахтанг Президенту. – Мы куда летим?
– Кибуни! Кибуни! – отвечает тот.
– Какие, на хрен, Кибуни? – Шумахер роется в бумагах полетного задания. – У меня нет Кибуни в полетном задании!
– Твоя мат! – Президент тычет пистолетом в пах Шумахеру. – Кибуни, я сказал!
– Егор, давай в Кибуни, он меня убьет, – снова просит Шумахер.
Набрав высоту, Вахтанг и Микола крутят головами и вдали, справа, видят зеленую гладь огромного озера.
– Веди машину, вот Кибуни! – сквозь сжатые зубы говорит Вахтангу Егор.
Вахтанг разворачивает самолет в сторону озера и прибрежного аэродрома.
– Микола, – бросает он штурману, – запроси аварийную посадку.
– Да нэма ниякой связи! – в панике кричит Микола. – Уси приборы накрылись!
– Горючка на нуле, осталось на три минуты, – сообщает Шумахер.
Вахтанг почти в пике направляет Ан-26 в сторону аэропорта, выпускает шасси и докладывает:
– Основное шасси вышло, переднее не выходит.
– Пробуй аварийку! – снова сквозь зубы приказывает Егор.
Вахтанг пробует, но передняя опора шасси не выходит из ниши.
Президент, достав тяжелый, как армейская граната, мобильник тех времен, набирает какой-то номер и говорит с кем-то по-нигерийски.
– Горючее на нуле! – кричит Шумахер.
И действительно, внезапно наступает полная тишина – это кончилось горючее, и двигатели смолкли. Только свист ветра в крыльях самолета, резко теряющего высоту. И стрелка альтиметра, бешено вращающаяся по летящим вниз цифрам.
На аэродроме черные служащие видят падающий самолет и в ужасе разбегаются с ВПП.
В трагической тишине планирующе-падающий Ан-26 чудом достигает передней кромки ВПП, садится на основное шасси, стремительно катит по ней с задранным вверх носом… И только когда до конца ВПП остается буквально несколько метров, скорость его уменьшается настолько, что Егор с риском для жизни опускает нос самолета на мокрый после дождя асфальт посадочной полосы.
Треск и хруст днища фюзеляжа, но… У самого конца ВВП самолет все-таки останавливается, задрав к небу хвостовое оперение.
Егор сидит за штурвалом, закрыв в изнеможении глаза.
Пожарные машины, машины «скорой помощи» и пара подъемных кранов с воем мчатся к самолету, окружают его.
Президент достает из кармана чековую книжку, выписывает чек, небрежно швыряет его Шумахеру и выходит из пилотской кабины в грузовой отсек.
Там его черные охранники уже освобождают оба джипа от ремней креплений и загружают в них деревянные ящики с золотом.
Президент снова говорит с кем-то по мобильнику.
Охранники открывают створки в хвосте самолета и опускают грузовой трап.
По асфальтовому шоссе, ведущему через джунгли к аэропорту, летят два роскошных «Бентли» и «Роллс-Ройса» в сопровождении «Хаммеров» и чернокожих мотоциклистов в парадной форме и при оружии.
Эта кавалькада выскакивает на летное поле и подлетает к самолету, из которого по грузовому трапу спускается Президент.
Из «Бентли» и «Роллс-Ройса» выходят три чернокожих генерала, по-братски обнимают Президента и наблюдают, как охранники выкатывают из самолета два его джипа с ящиками золота и алмазов. После чего генералы и Президент садятся в «Бентли» и «Роллс-Ройс». «Хаммеры» и джипы с охранниками пристраиваются им в хвост, и вся кавалькада, окруженная вооруженными мотоциклистами, катит с аэродрома по шоссе, стрелой пересекающему джунгли.
Глядя из кабины Ан-26 на эту удаляющуюся процессию, Шумахер говорит негромко:
– А ведь они его счас кончат.
– С чего ты взял? – спрашивает Вахтанг.
– Ну, когда столько золота в ящиках…
И действительно – там, в кавалькаде авто, один из генералов, сидевший рядом с шофером «Роллс-Ройса», поворачивается к Президенту, сидящему на заднем сиденье рядом с другим генералом, и в упор стреляет ему в лоб. Вооруженные мотоциклисты почетной охраны то ли не слышат этого выстрела, то ли делают вид, что не слышат, и вся кавалькада на громадной скорости уносится от аэродрома в джунгли.
А Егор продолжает сидеть в своем командирском кресле, по-прежнему закрыв глаза и держа руки на штурвале.
– Егор! – говорит Микола. – Эй, командир!
– Егор, проснись! – повторяет Вахтанг. – Мы прилетели.
– У меня руки сломаны, – негромко произносит Егор.
– Шо?! – кричит Микола и, наклонившись к Егору, видит, что рукава Егоровой рубашки намокли, с них капает кровь. – Блин! Этот президент, сука, тебе руки сломал!
– Шумахер, врача! – орет Вахтанг.