– Ты чего?! – Я просто обалдел. – Раньше не мог, что ли, сказать?
– Я же тебе говорил. А боец должен быть всегда наготове.
Во, блин, уродец! Я даже онемел немножко от таких разворотов.
– Я револьверы не взял…
– Зато я взял. – Перец распахнул полушубок.
На поясе у него красовались Берта и Дырокол. И два патронташа. Один резиновый, другой урановый. Перец расстегнул пряжку и швырнул оружие мне, ухмыльнулся:
– Мудрый вождь позаботился о своих глупых вассалах.
Вот как. Позаботился.
– Говоришь, мы летим за Ракитченко? А ты хоть знаешь, где он?
– Примерно. Найдем.
– Найдем… Я вот не думаю, что мы так легко его найдем…
– Ты изменился, – усмехнулся Перец. – Год назад был настоящий Рэмбо Шварценеггер, а теперь какой-то рефлексирующий гимназист…
– А ты тоже…
Я тоже хотел сказать, что он не в лучшую сторону поменялся, но сказал по-другому:
– Нытик ты. Стал нытиком.
– Сам ты нытик, – капризно огрызнулся Перец. – Ладно, не будем… Ты готов или сбегаешь за подгузниками?
– Готов, – ответил я.
– Никогда в тебе не сомневался.
– А может, по пути в Деспотат еще заскочим? – предложил я. – Поговорим там со старыми товарищами, свергнем кого-нибудь… Ну так, чисто для торжества сил света над силами тьмы? Поглядим, что там да как там. Этот Застенкер…
– В другой раз. Для начала…
Перец замолчал.
– Вообще-то хорошая идея, – сказал он через минуту. – Весьма. Только не в Деспотат, а к Ляжке, мы еще успеем… Надо нам к гномам заглянуть, к инфекционным.
Я поглядел на него вопросительно.
– Ну, к тем, которые смеялись все время, смехотун где. Там, где Кипчак остался за старшего.
– Кипчак? – удивленно переспросил я.
– Да, Кипчак, сын Робера. Да ладно, не прикидывайся, что забыл все. Такое ведь не забудешь! Ты там еще показал себя во всей мощи, прямо сражение при Фермопилах устроил.
Перец подмигнул.
Я покраснел. Хорошо, хоть маска на мне была. Да, слишком уж я там героически себя показал. Прямо не знаю, царь Леонид какой-то на самом деле, правильно Перец подметил. Сначала вроде приятно было героем себя чувствовать, а потом стыдно стало. Неудобно, что ли… Я не любил тот эпизод вспоминать, а если вспоминал, то вздрагивал от неприятности. Если же он мне снился, то я просыпался.
Перец продолжал:
– Ты тогда всю нашу дорогу лопушком прикидывался, типа, ничего не могу, ничего не понимаю, а как пришел урочный час, так ты и вышел… Весь такой блистающий, весь такой ослепительный, аж отслоением сетчатки грозило!
Злобненько.
– Не надоело придуриваться? – нахмурился я.
– Пух, пух, – Перец изобразил перестрелку, – и жесточайше почикал негодяев! Как там говорится… Беспрекословной рукой, во! Так их отбеспрекословил, что у них всякая охота на добрых людей нападать и отпала. И вообще все отпало, они все померли враз. Знаешь, в честь такого выдающегося события мой друг Поленов, ты его не знаешь… мог бы сделать тебе отличную татуировку. Вытатуировать у тебя на груди тебя самого! Или нет, лучше не тебя самого, лучше Мамина-Сибиряка.
– При чем здесь Мамин-Сибиряк?
– А ни при чем, – хохотнул Перец. – Фамилия просто такая… Величественная. Не знаю, как тебе, а мне на ум приходят простые, но в то же время волнующие строки. Допустим, такие:
Лошадка хмурая
Бредет скрозь лес
А я прицелился
Достал обрез…
– Погнал ты что-то… – осторожно сказал я.
Перец часто стал гнать. Гнать и стишки сочинять. Какая-то в нем нервозность ни с того ни с сего прорезалась, я уже говорил. Не знаю, мне кажется, его лечить надо. Комплексными методами. Но он лечиться не будет, он упертый. Будет веселиться.
– Почему это погнал? – напрягся Перец.
– Ну вот что это значит – «а я прицелился, достал обрез…»? Обычно наоборот бывает. Обычно сначала обрез достают, а потом уже прицеливаются.
– Верно, – кивнул он, – я не заметил. Я вообще такой невнимательный, ничего не вижу. Вернее, вижу, но понимаю, что именно видел, только потом. Вижу – сволочь какая-то, но не понимаю…
Перец сбросил полушубок, выхватил меч. Я же говорю, заносит его. Юноша на грани нервного срыва.
– Лариска на тебя так тогда смотрела… – Перец игриво пошевелил бровями. – С восхищением.
Он подошел и принялся тыкать меня рукояткой в бок, снова подмигивать, щурить глаз и вообще натужно веселиться.
– С таким восхищением… Прямо, ну не знаю… Ты ее поразил!
Перец начал медленно вертеть мечом над головой. Над своей. Ну и над моей заодно. Не очень приятно.
– Ты имел бы у нее успех, – сказал Перец. – Настоящий герой…
– Да какая Лариска-то?
– Ты бы имел успех… – талдычил Перец. – Большой успех. Еще бы – такой могучий, защитил женщин, больных, детей, больных женщин и детей, сирых, убогих, одноногих…