– Недавно купил, – пояснил Светлов. – Не успел разносить.
– Разносить? – удивился я.
– Ну да. Не люблю разношенные покупать. После этих итальяшек, знаете ли, всегда душок остается, как ни проветривай…
Светлов еще несколько раз стиснул туфли и вовсе закопал их в песке.
– Старые методы – самые надежные, – сказал Светлов. – Вы знаете, что раньше туфли разнашивали семинаристы из бедных? Хорошие туфли требовалось носить неделю. Или их отдавали кузнецам. Подмастерья заполняли туфли прокаленным песком и тискали их руками…
Светлов снял и носки, зарыл пальцы ног в песок, с удовольствием зажмурился.
– На вершине холмов тишина и покой, и горят, и вертя?тся… – Светлов почесал лоб. – И горят, и вертя?тся… вроде как созвездия. А вы здесь что делаете, Виктор?
– Я к археологам хотел… и решил посмотреть, как тут все… сверху.
Алексей Степанович посмотрел из-под ладони в сторону археологической палатки.
– Я, кстати, тоже, – сказал он, пошевелив в песке пальцами. – За археологом нужен глаз, пасти их не перепасти… Песок отличный, мелкий, из такого пляжи отсыпать.
– Здесь раньше санаторий, кажется, был, – напомнил я.
– Да, знаю, то ли после войны, то ли до. Где-то там, – Светлов указал вверх по течению. – Кедровая роща, горячие источники… Да, все давно уже заглохло, но мы постепенно восстановим, нам понадобится санаторий… Вы, кажется, по санаториям специалист?
Я смутился.
– А мне понравилось, – успокоил Алексей Степанович. – Иногда парадоксальные решения срабатывают. Мне понравилось, как вы работаете. Хороший пиарщик отталкивается от архетипа, гениальный этот архетип подменяет. А иногда и создает, задним числом фактически. Поэтому у меня, кстати, к вам предложение…
– Какое? – насторожился я.
– Думаю, выгодное.
Светлов нагреб над ступнями пирамиды песка.
– Понимаете, Виктор, насколько я понял, на сегодняшний день здесь существует некоторое… общее недопонимание…
Светлов оглянулся на город. Со стороны молочного завода к мосту спускался велосипед с моторчиком, за ним на веревке тащилась старенькая «Кама». Великом с моторчиком управлял мальчишка, «Камой» рулила девчонка.
– Кстати, как у вас дела с адмиралом?
Земснаряд на реке загудел громче, рявкнула сирена, платформа развернулась и воткнулась в берег. Земснаряд принялся с азартом загребать в реку то, что добыл с утра.
– Не, какие натуральные идиоты! – рассмеялся Светлов.
Драга заглохла, завязнув в пласте прибрежной глины, теперь она напоминала не каракатицу, а скорее дохлого рака. Хазину бы понравилось. Я сфотографировал.
– Гремучая с Чичагиным идея. – Светлов выкопал туфли. – Я как услышал…
Светлов высыпал из туфель песок.
– Долго смеялся, – продолжил он. – Ну и плакал, разумеется… С другой стороны, как раз для вас работа. Провинция… Провинция абсурдна и дика везде, Виктор, вам ли этого не знать? Это не только у нас, это везде. Вспомните фильмы – Гигантский Пончик в Калифорнии, Самый Большой Бургер… не помню где, труселя Микки-Мауса… они опять в Калифорнии. А на Северо-Западе статуя Пола Баньяна, Годзилла… они почему-то любят Годзиллу… Зона Пятьдесят Один, там одной сувенирки на полтора миллиарда каждый год продают! «Ай эм вонт белив!» – капитализация этой фразы больше, чем всего Чагинска вместе с районом!
Застрявшая драга ожила, рыкала дизелем и гудела сиреной, пытаясь высвободиться из берега, получалось не очень.
– Думаю, с Годзиллой было бы легче, – заметил я. – Чичагин… Мало места для маневра.
Велосипедисты прокатили мимо, и я узнал Аглаю, библиотечную дочь и вредину. Дырчиком управлял незнакомый мальчишка с серьезным лицом.
– Я понимаю ваши сомнения, – сказал Светлов. – Чичагин, безусловно, герой, к тому же… достойный муж… Больше скажу, Чичагин для нас гораздо лучше Годзиллы. Годзилла, он же в сущности японский кадавр, смесь бульдога с Белоснежкой…
– Она, – поправил я.
– Что она?
– Годзилла – она. То есть самка фактически. Женская особь.
– Тем более! – хмыкнул Светлов. – Куда их Годзилле против нашего адмирала? К тому же…
Аглая и мопедист вовсю карабкались по песку на соседний песчаный холм, хотя он был и круче и выше. Светлов оглянулся.
– А их песок еще держит, – сказал он. – Недолгая привилегия детства. Впрочем, вернемся к нашим. Вы бывали… Ну… хотя бы в Дивеево?
– Нет…
– Съездите, это поучительно. Там вполне успешно этим промышляют – ковчежцы, медок, маслице, медь златогласная. Собственно, это в устойчивой традиции… Так что ваши, Виктор, рефлексии… я бы сказал, безадресны.
Алексей Степанович улыбнулся.
– Но… – я пожал плечами. – Собственно, это не моя…
Я хотел сказать, что это не я. Не я придумал Чичагина, Крыков. Мне бы лучше Гигантский Пончик, и вообще, при чем здесь рефлексии, я книгу пишу. Почему он это со мной обсуждает?
– Рассматривайте Чичагина сквозь широкоугольную оптику, – Светлов кивнул на камеру. – В сущности, он государственник, строитель империи. А империя – это перспективно всегда. Думаю, вскоре Чичагин и подобные ему займут свое место в парадигме новой праведности…
– Как вы сказали? – не расслышал я. – Новая праведность?
– А вы не читали?
Я отрицательно помотал головой.
– Ах да, интернета нет… Забавная статья была, автора я, кстати, так и не выяснил… Впрочем, можно не усложнять…
Светлов замолчал.
Аглая и мальчишка забрались на верхушку соседнего холма и принялись разводить костер из сушняка. Если подбросить в огонь ивняка, то получится отличный дымовой сигнал, вспомнил я. А еще из лопухов. Лучше всего покрышку. Как-то Федька спер у отца две лысые покрышки, мы откатили их на реку и сожгли на пляже.
Или кусок смолы в костер кинуть.
Или рубероид.