cнарк снарк: Чагинск. Книга 1

– Просто так вы сами скажите про своего магнетизера, – Аглая показала фигу. – А он на спор скажет.

– Я куплю тебе не только фиников, – снова сказал Хазин. – Но еще чебурек.

– Ведро мороженого, – заявила Аглая. – Спорим на ведро мороженого!

– Хорошо, – согласился я. – На ведро.

– Витя, она же лопнет! – Хазин потрогал ухо. – Да пусть лопается…

– Скипи, пожалуйста, – Аглая ткнула кота в бок.

Кот открыл пасть и писклявым голоском произнес: «Мегнетизер».

Я как-то неуютно себя почувствовал. Аглая рассмеялась. Хазин громко икнул. Кот неожиданно взбесился и заметался по отделу, опрокидывая книги, и в конце концов не выдержал и выскочил в окно.

– Вы проспорили! – закричала Аглая. – Проспорили! С вас ведро!

Аглая выбежала из отдела «Справочной литературы».

– Возможно, послышалось, – предположил Хазин.

– Возможно…

– Или она чревовещатель, – продолжал Хазин. – Этому несложно выучиться. Обман же…

– Да ладно, Хазин, плюнь. Тебе что, мороженого жалко? Ее бабушка – директор библиотеки.

– В этой библиотеке ничего нет, это бестолковая библиотека.

– А ваша книга тут, между прочим, есть. – Аглая вернулась с синим пятилитровым ведерком.

Хазин гадко ухмыльнулся.

– С вас ведро, – сказала Аглая и торжествующе вручила его Хазину.

– И где тут ведрами продают? – спросил Хазин.

– В «Растебяке» мороженный автомат поставили. Я люблю, между прочим, шоколадное.

– Где автомат? – не расслышал я.

– Рядом с Казначейством, на Любимова. Кафе «Растебяка».

Аглая показала в сторону Любимова. Хазин и я посмотрели в окно.

Из библиотеки виднелся угол Кудряшова с Шаховской, диким желтым разливалась вдоль забора акация, и чертополох алым под ней, и серая собака с пыльным носом, лежащая на пыльной покрышке. Ирга плотным рядом, и за ней крыша домика с вилами антенны. Тетка с бидоном за водой остановилась и стала выговаривать собаке, та засмущалась и спрятала голову под лапы. Мужик в леспромхозовской робе с рулоном рубероида на плече… я подумал, что этого мужика видел уже много раз, еще в детстве видел, мужик с рубероидом и собака, должны еще пройти к реке мальчишки с удочками, и тетка должна забыть про собаку и переключиться на мальчишек, а потом плюнуть вслед мужику.

Часть настоящего Чагинска, города, который я когда-то любил.

– А не треснешь от ведра-то, деточка? – спросил Хазин.

– Я в библиотеке до вечера буду, – ответила Аглая. – Так что лучше вам сегодня принести, а то обижусь. Так что валяйте-валяйте, дяденьки…

Аглая показала язык и удалилась.

– Какие грубые и невоспитанные дети, – сказал Хазин. – Я надеялся, хоть в провинции сохранилась духовность, но теперь вижу, что ошибался. Зловонное дыхание миллениума теперь и здесь. Остается один путь – в «Растебяку».

Я поглядел в окно. Женщина с бидоном исчезла, мальчишки с удочками не прошли, собака лениво поднялась, потянулась, помотала для собственного утверждения хвостом, гавкнула и скрылась в иргу.

– В «Растебяку», друг мой, в «Растебяку», – повторил Хазин. – На улице Любимова напротив Казначейства. Пойдем, Витя, пробил урочный час.

Я был готов в «Растебяку». Мы спустились на первый этаж. У лестницы нас подстерегала заведующая Нина Сергеевна с виноватой улыбкой.

– Извините, Глаша опять учудила, – заведующая покачала головой. – Я ей столько раз говорила: веди себя по-человечески, веди себя нормально, а она все дурит…

Нина Сергеевна постаралась вырвать из моих рук синее ведерко, но я ухватил его покрепче. Несколько секунд Нина Сергеевна все же старалась добыть ведерко, но я успешно сопротивлялся. Отступила заведующая после того, как Хазин сфотографировал эту сцену.

– Отец сапоги ей купил, так она в них дырки проделала и какие-то цепи вставила! – с болью поведала Нина Сергеевна. – Вот как с ней?!

– Это все от сомнительных книг, – сказал Хазин. – Смотрите за ребенком, а то он еще сам начнет сочинять, а там и до безнравственности недалеко.

– Так давно сочиняет, – вздохнула Нина Сергеевна и посмотрела на ведро. – В тетрадку записывает, а нам не показывает. И все по ночам… А вы ей не покупайте мороженое, глупости все это на самом-то деле…

– У нас в институте была девочка… тоже стихи сочиняла, – сказал Хазин. – В основном лирику, ну и гражданственное немного. Про свободу, про неравенство…

– Про экологию, – добавил я.

Нина Сергеевна солидарно покивала, видимо, и Аглая экологии не чуралась.

– Мы с этой девочкой вместе учились, – пояснил Хазин. – Ее звали Анжеликой. Крупная такая… Но талантливая.

– И что с ней стало? – спросила Нина Сергеевна.

– Ничего. Жива. Иногда пишет про свои похождения в журналах… То есть я хотел сказать, она много ездит по миру.

Нина Сергеевна сбилась, растерянно посмотрела на меня.

Я не знал, что сказать, нащупал в кармане утреннего клопа. Помолчали. Нина Сергеевна очнулась первой.

– А правда, что у нас не бумажный комбинат собираются строить, а атомную электростанцию? – спросила она.

Хазин многозначительно вздохнул, а я отрицательно покачал головой. Нина Сергеевна понимающе улыбнулась.

– Я читала в газете, что если в городе атомная электростанция, то на пенсию можно на пять лет раньше выходить. Как на Севере. И еще к зарплате коэффициенты…

– Совершенно верно, – подтвердил Хазин. – У меня брат живет возле атомной электростанции, у него все повышенное. И раз в три года бесплатный проезд.

– Очень хорошо! А то у нас с безработицей, сами понимаете…