cнарк снарк: Чагинск. Книга 1

– Граммов триста, – оценил Хазин. – Если не вода…

– Поэтому хочу произнести тост именно за это – за возрождение и ответственность!

Врио поднял фужер. По залу прокатился дружный стеклянный звон. Присутствующие подняли бокалы и поднялись сами. Я и Хазин тоже. Из-за кулис показался Большак, он растопырил аккордеон и затянул:

– Лю-ю-юбо! Люю-юбо! Лююю-ююбо!

Врио начал пить. Девушка с булавами и парень с цепями не знали, что делать, на всякий случай улыбались. Зинаида Захаровна мелко аплодировала. Врио губернатора допил и протянул в сторону фужер. Зинаида Захаровна подставила поднос.

– С нашим атаманом не приходится тужить! – пропел Большак.

Хазин успел выпить два раза. Я один.

– Ура! – крикнул кто-то из зала.

– Ура! – заорал Хазин. – Ура!

По залу пронеслось «ура», гости свистели, хлопали, вскакивали, воздух пришел в движение, бумажные фонари закружились.

– Долгие-ле-е-ета! – заревел Большак. – Долгие лета!

Я почувствовал, что голова начала кружиться, притянул блюдо с заливным, жадный Хазин начал со мной борьбу за судака.

– Долгие лета!

Врио вернулся в зал. Хазин одержал победу.

Зинаида Захаровна никак не объявила следующее выступление, просто махнула рукой. Зазвучала музыка, девушка стала жонглировать булавами, а юноша рвать цепи. Они торопились, булавы летали суетливо, а цепи силач рвал нервно и легко, как записки от старой подруги.

– Хороший банкет, – похвалил Хазин, гоняя по тарелке кусок желе. – Душевно так, мне нравится. Могу поспорить, сейчас будет петь толстая баба. Из языка еще попробуй, вон то, редко где так умеют…

Я не любил язык. Начали разносить горячее. Отбивную с жареной картошкой.

– Жаль, карты забились. – Хазин жевал язык. – У полярника в лице чрезвычайно художественная тоска. Полярник не хуже сегодняшнего болота…

Я оглянулся. Хазин был прав, полярник тосковал. Медведи, торосы, нарты, пурга и строганина, полярнику снилось белое безмолвие во все стороны, и одиночество, близкое небо, метеориты, запинающиеся за атмосферу и рассыпающиеся над головой кипящими искрами. Полярник хотел к ним, к солнцу, не опускающемуся за горизонт, к макушке мира, с которой так легко ступить на звездную дорогу.

Атлет разорвал последнюю цепь, поклонился, посадил на плечо девушку с булавами, убежал за сцену. Этого никто не заметил. Новые артисты не выходили, возникла пауза.

– Витенька, предлагаю тебе название для книги. «Атлас глазных болезней»…

Полярник с посторонним лицом сидел рядом с открытой дверью, за его спиной промелькнула Кристина; лучше бы он был спелеологом. Показалось…

– А наш праздник продолжается! Жителей Чагинска и наших гостей пришла поздравить талантливая молодежь! Приветствуем!

Зинаида Захаровна поманила рукой. На сцене появилась Аглая. Хазин потер глаза. Нет, Аглая, внучка библиотекаря.

– Приветствуем победительницу районной олимпиады чтецов и декламаторов «Золотое Слово»! Сегодня с вами Аглая Черпакова!

Приветствовали, впрочем, не очень. Аглая была обряжена в независимое черное платье, длинное, до пола. Горло перемотано бинтом. Аглая выглядела изможденно и выразительно, она махнула рукой в зал и сделала презрительный книксен. Зал жидко похлопал. Заведующая библиотекой Нина Сергеевна вскочила, стала пробираться к сцене, но не успела – Аглая дотянулась до микрофона и стала декламировать. Негромко, с трудом выжимая звуки через перемотанное горло. Я не очень слушал или плохо слышал, но потом услышал.

Ты можешь ли Левиафана
На уде вытянуть на брег?
В самой средине Океана
Он быстрый простирает бег;
Копье, и меч, и молот твой
Считает за тростник гнилой.

Голос звучал хрипло и страшно и очень подходил стиху. Зинаида Захаровна поймала Нину Сергеевну на ближних подступах и держала, чтобы та не рушила искусство. Мне поставили тарелку с отбивной, я стал есть. Надо было поскорей закусить, водка на голодный желудок…

Водка на голодный желудок это хорошо.

– А я, между прочим, имею, что сказать, – сообщил Хазин. – Я еще давно написал стихотворение на актуальную тему…

Неожиданно на соседний стул опустился Роман. Он был без шапки, но казачий наряд снять не успел.

– А вот и Шмуля! – обрадовался Хазин и добавил: – Когда пархатое козачество возстало, в Эйлате стал совсем-совсем переворот…

– Я не Шмуля, – ответил Роман.

– Каждый Рома говорит, что он не Шмуля. Но мы же знаем, что это не так…

Хазин немедленно обнял Романа за плечо и налил ему водки.

– И вообще, Шмуля, ты зачем так поздно без сабли ходишь? – продолжал Хазин. – Ты разве не видишь – на нашем славном журфиксе сплошной Хорст Вессель… В кого ни плюнь, все руссико-нацистико и любят верченые почки…

Некоторые обернулись на Хазина.

– Ваше лютейшество, не обессудьте! – Хазин послал им воздушный поцелуй. – Цузаммен видергебурт, что я могу поделать…

Хазину поставили тарелку с горячим, он достал из кофра камеру, снял котлету, затем как бы невзначай направил на стол с врио. Из-за колонны шагнул человек в костюме.

– Извините, у вас есть аккредитация? – человек указал на камеру.

– Федя, прекрати сатрапствовать, – сказал Хазин. – Я же тебя узнал. У меня есть аккредитация, сейчас я тебе покажу…

Хазин достал из кармана сто рублей, протянул человеку. Аглая продолжала со сцены хриплым гипнотическим голосом:

Как верьви сплетены в нем жилы.
Отведай ты своей с ним силы!
В нем ребра как литая медь;
Кто может рог его согреть?

– Я попрошу вас сдать на время аппаратуру, – вежливо попросил человек. – Съемки разрешены исключительно аккредитованным журналистам.

– Так я аккредитованный, – заверил Хазин. – Я пишу историю… Тут где-то был сука Крыков…

– Хазин! – попросил я.