Стратегия. Логика войны и мира

Возрастающая нехватка боеприпасов на линии фронта заставляла умолкнуть артиллерию, даже пехота испытывала нехватку во всем необходимом, поскольку расстояния между железнодорожными станциями снабжения и фронтом были слишком велики для кругового движения гужевого транспорта и немногих грузовиков в наличии. Железные дороги не справлялись с удовлетворением потребностей снабжения из-за острой нехватки подвижного состава, рассчитанного на русскую ширину колеи. В итоге зимнее обмундирование и смазочные материалы для холодной погоды остались в глубоком тылу, на отдаленных сортировочных станциях, потому что наивысший приоритет отдавался предметам первой необходимости – провианту, топливу и боеприпасам. В механизированных частях количество действующих танков, полугусеничных транспортеров и артиллерийских тягачей продолжало снижаться вследствие износа и отставания полевых ремонтных мастерских. К тому времени реквизированные у русских крестьян телеги сделались жизненно важным транспортным средством даже для панцер-дивизионов. В тылу между тем нарастало активное сопротивление партизан и советских солдат, поэтому полицейские задачи в тылу, сопровождаемые истреблением населения и конфискацией имущества, пришлось поручать тем подразделениям, которые могли бы помочь на фронте.

Приток свежей живой силы неуклонно снижался, а количество жертв возрастало. Прежде всего, немецкие солдаты на передовой все сильнее страдали от холода, испытывали все большее физическое утомление и были деморализованы собственными успехами. С 22 июня они постоянно наступали, миля за милей, к ноябрю взяли в плен около трех миллионов советских солдат и истребили еще десятки тысяч в одном сражении за другим, но казалось, что впереди столько же миль непокоренного пространства и столько же советских бойцов, готовых сопротивляться, что конца этому не предвидится. Гитлер и его генералы не желали останавливаться ввиду столь соблазнительной близости Москвы. Было приложено еще одно неимоверное усилие: 1 декабря 1941 года, в стужу, когда самые передовые немецкие части стояли всего в 20 милях от Красной площади, началось финальное наступление, но последние силы немцев быстро иссякли[21 - Фактически всего два корпуса из состава двух армий могли атаковать противника. См. Albert Seaton, The Battle for Moscow (1983), стр. 165.]. Через четыре дня, рано утром в пятницу, 5 декабря, первое свое наступление в эту войну предприняла Красная армия. Советские солдаты в белом зимнем обмундировании отбросили немцев на расстояние, вдвое превышавшее глубину их последнего, пагубно-успешного продвижения. Когда это советское наступление окончательно остановило неудержимое продвижение немецких войск, последовали три года войны с переменным успехом, причем победы и поражения чередовались, и все дальнейшие поразительные летние наступления немцев завершались все более паническими отступлениями под ударами советских войск, набиравших силу.

После эпической победы под Сталинградом последовало слишком глубокое наступление русских, растянувшее силы и подготовившее почву для немецкого контрнаступления в марте 1943 года[22 - Речь об атаке группы армий «Юг» 25 февраля – 18 марта 1943 г. в направлении реки Донец и Харькова; эта атака вписала имя Эриха фон Манштейна в анналы военной истории. Шесть советских танковых корпусов «группы Попова», зашедшие слишком далеко на юг, удалось окружить и разбить, а еще два советских соединения разгромили в ходе немецкой операции у Харькова. См. Earl F. Ziemke, Stalingrad to Berlin (1968), стр. 90—105. Также Erich von Manstein, Lost Victories (1958), стр. 367–442.], Сталин и советское Верховное командование усвоили, что нужно чередовать каждое успешное наступление с тщательно продуманными перерывами, чтобы удерживать войска на надежном расстоянии от кульминационной точки победы.

Поскольку Советский Союз полностью мобилизовал свои население и промышленность, а также получал значительную помощь от США и Великобритании (включая не менее 409 526 джипов и грузовиков)[23 - См. Ziemke, Stalingrad to Berlin, p. 501.], он выставлял на поле боя силы, намного превосходившие немецкие, и этими силами все искуснее командовало новое поколение офицеров, взращенное войной. С ростом дисбаланса основных источников военной силы чередование немецких и советских наступлений в 1942 и 1943 годах сменилось непрерывной последовательностью советских побед – вплоть до последнего рывка на Берлин. Но все же до самого конца, несмотря на то, что немецкие части на востоке к исходу войны состояли из утомленных ветеранов, неумелых новобранцев, моряков и летчиков, внезапно переведенных в ряды пехоты и никогда не проходивших подготовки к сухопутной войне, юнцов, стариков и полуинвалидов, каждое победоносное советское наступление преднамеренно останавливалось у порога избыточности: любые признаки «авантюризма» вызывали сильное недовольство Сталина[24 - См. Raymond L. Garthoff, Soviet Military Doctrine (1953), стр. 18–19, где процесс разработки доктрины описывается подробно.].

В одиннадцатимесячной войне на Западном фронте, с высадки в Нормандии 6 июня 1944 года и до немецкой капитуляции, тоже хватало эпизодов, когда обе стороны переходили кульминационную точку победы, но на деле только одна сторона смогла по-настоящему оправиться от последствий чрезмерного продвижения. Война в Северной Африке, которая велась перемежающимися наступлениями и отступлениями на пространстве пустыни протяженностью в тысячу двести миль между Триполи и дельтой Нила, также состояла из целого ряда подобных эпизодов. К 23 октября 1942 года, когда подавляющее материальное превосходство британских войск в конце концов сделало возможным медленное, но неотвратимое наступление от Эль-Аламейна, военные действия в романтическо-авантюристическом стиле, которые два года вели сначала британцы, а потом немцы и итальянцы Эрвина Роммеля, полно и наглядно продемонстрировали действие этого принципа. Победоносные наступления заходили настолько далеко, что за стрелками на карте могла в действительности скрываться жалкая горстка танков без горючего, – словом, все подталкивало к контратаке тех, кто ранее потерпел поражение, а теперь шел вперед, к столь же хрупким победам[25 - В отсутствие в Ливии железной дороги и при использовании гужевого транспорта в безводной и бесплодной пустыне только организация движения грузовиков из порта Триполи на фронт могла поддержать силы Роммеля. Имевшиеся в наличии на апрель 1941 г., на начало немецкой операции, 6000 тонн грузоподъемности могли обеспечивать части Африканского корпуса на глубину не более 300 миль, поэтому Роммелю запретили наступать. Когда он, в нарушение приказа, предпринял свое первое наступление и прорвал британский фронт (силы британцев чрезмерно растянулись после недавней победы над итальянцами), его стремительный, не имевший аналогов в истории тысячемильный поход позволил немцам захватить всю Ливию и вторгнуться в Египет – но вынудил Роммеля обосноваться в пустыне, где его части едва выживали за счет захваченных припасов; в итоге им пришлось отступить. См. Van Creveld, Supplying War, стр. 186.].

Так же развивалась и война в Корее, в ходе которой каждая из сторон доводила свои наступления до пределов, за которыми сама навлекала на себя поражение. Быстрым наступлением, начавшимся 25 июня 1950 года, северокорейцы к августу покорили почти весь полуостров, за исключением анклава Тэгу – Пусан на южной оконечности. При этом они пешком преодолели расстояние в триста миль или даже больше и пересекли кульминационную точку своего успеха. Когда генерал Дуглас Макартур предпринял контрнаступление 15 сентября, совершив дерзкую высадку десанта в Инчхоне, в глубоком тылу северокорейцев, зашедших слишком далеко, их спешное отступление превратилось в паническое бегство. Но блистательная победа, добытая ценой внезапной атаки, чреватой огромным риском, почти немедленно обернулась поражением вследствие неосмотрительно быстрого наступления. К 26 октября 1950 года тонкий клин передовых сил американско-южнокорейского наступления рассек всю Северную Корею и достиг реки Ялуцзян и китайской границы.

Участившиеся предупреждения о том, что китайцы могут отреагировать вступлением в войну, побудили всего-навсего тактически отступить недалеко от реки Ялуцзян. В ноябре 1950 года «фронт» Макартура, растянувшийся по широкому основанию Северной Кореи от моря до моря, существовал большей частью только на картах. Вместо прочной цепи подразделений, развернутых плечом к плечу и поддержанных еще более мощными силами в тылу, налицо были значительные разрывы между передовыми частями американско-южнокорейских колонн: они выдвинулись по нескольким ущельям, разделенным широкими массивами гор, которые даже не патрулировались, не говоря уже о полном контроле над ними. Передвигайся китайцы только по дорогам, как армия США, которая зависела от грузовиков, доставлявших солдат и все необходимое, явная географическая уязвимость отделенных друг от друга наступательных сил Макартура была бы сугубо теоретической, поскольку горы непроходимы для моторизованной техники. Но китайцы форсировали горы пешком, а все припасы доставляли носильщики; так они внедрились в промежутки между американско-южнокорейскими частями. Продвигаясь по ночам и скрываясь днем, они сумели остаться незамеченными. Менее очевидная уязвимость войск Макартура (не считая частей морской пехоты США на восточной стороне полуострова) заключалась в том, что подразделения были дезорганизованы спешным наступлением, а большинство новоприбывших солдат не прошли надлежащей подготовки (южнокорейцы и вовсе обучены не были). Важно и то, что американцы и южнокорейцы были морально ослаблены широко распространившимся мнением, будто война уже закончилась – победой.

Пользуясь незащищенными горными перевалами, китайцы получили преимущество – возможность глубоко просочиться во вражеский тыл до начала атаки. Когда 26 ноября началось открытое китайское наступление (с обстрела из минометов и ударов пехоты на фланги армии США и южнокорейских сил, растянувшихся вдоль узких горных дорог), никто не мог ни контратаковать вверх по крутым склонам, ни удерживать свои позиции. Дальнейшее отступление превратилось в катастрофу: дезорганизованные и деморализованные части не могли отступать по тем же дорогам, по которым прибыли на грузовиках; им приходилось пробиваться сквозь цепь засад и блокпостов, чтобы не попасть в плен. Нет ничего сложнее упорядоченного отступления при нападении противника, но морская пехота США в своем секторе в восточной части полуострова справилась настолько удачно, что ее отступление обернулось в итоге контрнаступлением. А вот многие другие части армии США и почти все южнокорейские подразделения распались на массу беглецов-одиночек.

К концу января 1951 года китайцы нанесли серьезное поражение силам Макартура, освободили всю Северную Корею и вторглись в Южную, пройдя около 40 миль за Сеул, но, как оказалось, они двигались слишком далеко и слишком быстро. Идти пешком через горы – отличный способ избежать обнаружения, но припасов, доставляемых носильщиками, было недостаточно для поддержания боеспособности крупной армии вдалеке от ее баз. По сути, поражение китайцев было хорошо подготовлено их чрезмерными усилиями, и в ходе контрнаступления сил США в феврале, марте и апреле 1951 года Сеул (а также большая часть Южной Кореи) был освобожден во второй раз за шесть месяцев.

В анналах военной истории можно найти множество подобных примеров. Но приводить все новые и новые значит попросту затемнять универсальную применимость парадоксальной логики стратегии, динамическая форма которой представляет собой совпадение и взаимообращение противоположностей. Ведь полномасштабная сухопутная война – лишь самый очевидный пример гораздо более широкого явления. Сугубо механические аспекты чрезмерного распыления сил важны, когда театр военных действий достаточно обширен, а командующие войсками не проявляют должного благоразумия, но точно такое же взаимодействие между успехом и неудачей свойственно всем разновидностям военных действий. Это верно даже в том случае, если фактор чрезмерного распыления сил полностью отсутствует. Всякий раз, когда действие длится достаточно долго, допуская ходы и ответные ходы, тот же самый динамический парадокс непременно проявляет себя.

Вспомним, к примеру, шестилетнее противостояние британских бомбардировщиков и немецкой противовоздушной обороны в годы Второй мировой войны. Это противостояние отмечено резкими перепадами фортуны, несмотря на отсутствие внезапно возросших расстояний, превосходящих возможности транспортировки, на отсутствие износа грузовиков, истощения лошадей, утомительных пеших переходов или иных физических затруднений подобного рода. Взамен циклы побед и поражений в воздухе над Германией определялись (замедленной) реакцией обеих сторон на успехи друг друга.

Командование люфтваффе в начале войны считало, что немецкие истребители, пусть обученные для поддержки наземных войск[26 - То есть для схватки с истребителями противника, а также для атаки наземных сил при свете дня. См. Williamson Murray, Strategy for Defeat (1983), pp. 1—25.], смогут обеспечить противовоздушную оборону Германии вместе с зенитками в населенных пунктах и не позволят ни одной бомбе упасть на немецкие города. Но уже летом 1940 года обнаружилось, что немецкое командование ошибалось.

Именно тогда командование британской авиации приказало приступить к ночным бомбежкам Германии. Исходно успехи были скромными, но рейды показали потенциальную неуязвимость бомбардировщиков: истребители люфтваффе не могли эффективно атаковать вражеские самолеты ночью, даже если те засекали и (приблизительно) отслеживали радары дальнего действия на земле[27 - Первая бомбардировка немецких объектов в Рурской области состоялась 15 мая 1940 г.; первый налет на Берлин совершили в ночь на 25 августа 1940 г. С начала войны в сентябре 1939 г. и по март 1940 г. британские бомбардировщики сбросили на врага всего 64 тонны бомб, причем целенаправленно воздерживались от бомбежки немецких городов, которые взамен засыпали пропагандистскими листовками. Со стороны громкое хвастовство Геринга казалось обоснованным, но после завершения «мнимой войны» и вторжения немцев во Францию, когда премьер-министром стал Черчилль, британцы увеличили размах бомбежек: 1668 тонн бомб в мае 1940 г., 2300 тонн в июне, 1257 тонн в июле (сокращение из-за потери передовых аэродромов), 1365 тонн в августе, 2339 тонн в сентябре 1940 г. См. Charles Webster and Noble Frankland, The Strategic Air Offensive against Germany (1961), I, 144, 152, и IV, 455; далее этот источник обозначается как SAO.]. Лишь из-за малой бомбовой нагрузки английских бомбардировщиков немецкие города не понесли тяжелого ущерба в ходе этих налетов.

Поэтому к лету 1942 года британское командование пребывало в убеждении, что требуется всего-навсего обучение достаточного числа экипажей и производство достаточного числа бомбардировщиков для нанесения невосполнимого урона войскам Германии: ВВС одни способны обеспечить победу и не нуждаются ни в армии, ни во флоте. Увы, вместо сравнительно легкого проникновения в немецкое воздушное пространство, к концу 1942 года британцы столкнулись с запоздалой немецкой реакцией на свои прежние успехи. Значительно модернизированная система ПВО с большим количеством радаров лучшего качества, с новыми прожекторными барьерами, с первыми ночными истребителями (с радарами на борту) и большим числом зенитных орудий дала такой отпор, от которого британцы толком не оправились[28 - В мае 1942 г. британские бомбардировщики совершили 2702 самолето-вылета, потеряв 114 самолетов и получив 256 серьезных повреждений; в июне – 4801 самолето-вылет с 199 потерянными и 442 поврежденными машинами; в июле количество вылетов сократилось до 3914, а потери составили 171 самолет при 315 поврежденных; в августе состоялось всего 2454 самолето-вылета (против 4242 в августе 1941 г.), 142 самолета было потеряно и 233 машины повреждено. См. SAO, IV, приложение 40, стр. 432; и Alfred Price, Instruments of Darkness (1977), стр. 55 и далее.].

Удовлетворившись успехами своей радарной ПВО и не желая заимствовать дополнительную живую силу, самолеты и зенитки у фронтов, командование люфтваффе, в свою очередь, оказалось неготовым к реакции британцев, а именно к внедрению эффективных мер радиоэлектронной борьбы (РЭБ) против радаров – как наземных, так и воздушных. Итогом стало резкое возрастание эффективности ночных бомбардировок весной и летом 1943 года[29 - Ежемесячное количество бомб, сброшенных бомбардировщиками, снизилось до 2714 тонн к декабрю 1942 г. после пикового уровня в 6845 тонн в июне; в 1943 г., напротив, за январскими 4345 тоннами последовали 10 959 тонн бомб в феврале, и далее тоннаж постоянно возрастал, а пик пришелся на август (20 149 тонн); в том же месяце общий тоннаж Восьмой армии ВВС США составил 3999 тонн. См. SAO, IV, приложение 44, стр. 456.].

Проигрывая все больше и больше, немцы с их ночными истребителями, зачастую способными лишь к визуальному обнаружению цели, совершенно растерялись, когда британцы стали полностью слепить немецкие радары, применив в качестве контрмеры «оконные» отражатели (ныне – «мякина»), полоски из отражающей фольги, которые выбрасывались пачками в воздушный поток, чтобы создать иллюзорное изображение групп самолетов[30 - «Окошками» в британском военном коде назывались металлические полоски, отражавшие лучи радара; американский термин появился позднее, но был принят повсеместно.].

Примененные впервые в широких масштабах, чтобы усилить эффект неожиданности, «оконные» отражатели проложили дорогу к объединенным налетам ВВС Великобритании и США 24 июля – 3 августа 1943 года налеты на Гамбург. Великий город подвергся разрушению из-за первого в истории человечества рукотворного «огненного смерча»[31 - Эффект «огненного смерча» впервые описан в знаменитом докладе главы полиции Гамбурга от 1 декабря 1943 г. См. SAO, IV, приложение 30, стр. 310–315; и Martin Middlebrook, The Battle of Hamburg (1981), стр. 214–240.].

Уверенное на тот момент в постоянном возрастании своей силы, поскольку в каждом следующем налете участвовало все больше лучших по качеству бомбардировщиков, в ноябре 1943 года британское командование отдало приказ уничтожить Берлин так же, как был разрушен Гамбург. Но вместо очередной крупной победы британцы в рейдах на Берлин столкнулись с реакцией немцев на свои прежние успехи: командование люфтваффе предприняло ряд эффективных контрмер – использование радаров с более высокой частотой на ночных истребителях, хорошо защищенные от постановки помех, новая тактика дневных истребителей, пилоты которых использовали наземные пожары как фон, более совершенные радары обнаружения и слежения, а также значительно улучшенная методика «радионаведения» перехватчиков с земли.

Немецкие силы ПВО сделались опять настолько эффективными, что лишь привлечение бомбардировочных соединений союзников для ударов по французским железным дорогам в ходе подготовки ко «Дню Д» сумело замаскировать поражение британцев в «битве за Берлин», хотя шла уже весна 1944 года и Германия явно проигрывала войну. Причиненный налетами ущерб оказался незначительным, тогда как потери британских бомбардировщиков превышали приток новых самолетов и пилотов[32 - Британцы потеряли 314 самолетов (еще 416 были повреждены) в январе 1944 г., 199 машин – в феврале (264 повреждено) и 283 машины в марте (402 повреждено). Этот уровень потерь был откровенно неприемлемым: в марте средняя доступность самолетов составляла 974 единицы. См. SAO, IV, приложение 40, стр. 433, и приложение 39, стр. 428.]. Важно и то, что боевой дух экипажей стал слабеть: все больше пилотов возвращались обратно после взлета, докладывая о загадочных технических проблемах; одни сбрасывали бомбы, не долетев до Берлина, другие скидывали половину бомбовой нагрузки в море, чтобы увеличить высоту и скорость полета перед встречей с немецкими истребителями.

В британско-немецкой воздушной борьбе в ходе Второй мировой войны следствия парадоксальной логики стратегии в ее динамической форме проявлялись как на техническом уровне, так и на уровне большой стратегии – в которой всегда господствуют политические решения и политические интересы.