История в очередной раз улыбнулась. В Варенне семья планировала добраться до гостиницы «Великий монарх». Там их должны были ждать гусары Буайе… Гостиница находилась на том берегу.
Но до «Великого монарха» Людовик Шестнадцатый никогда не доедет. Обогнавший их Друэ сделал свое дело. Мост через реку, по которому должна была проследовать карета, перегородили перевернутыми телегами и бревнами.
Вскоре в городе загудит набат, и Национальная гвардия выйдет на улицу.
И наступил последний акт знаменитого побега. Король, покончив с постыдным маскарадом, обратился к окружившей их толпе: «Да, я ваш король. Я устал от оскорблений, которым подвергался в моей столице, я решил удалиться в провинцию. Надеюсь здесь снова обрести любовь народа к своему Государю… Надеюсь, мой народ вспомнит свой веселый, счастливый характер».
После чего грозным голосом приказал освободить мост и отвезти их к «Великому монарху».
Ему в лицо расхохотались…
А потом они услышали взрыв – мост был взорван.
Маркиз Буайе, наконец-то прискакавший со своими драгунами, бесполезно стоял на том берегу реки, не смея перейти ее вброд. Весь Варенн уже был заполнен национальными гвардейцами.
В это время прибыли депутаты из Парижа. Они привезли декрет, в котором королю Франции приказали вернуться в Париж.
И король, отбросив бумагу, справедливо сказал: «Во Франции больше нет короля..».
Они очень устали, после безумного дня захотели провести ночь в Варенне. Но им не дали. Приехавшие депутаты потребовали немедленного возвращения в Париж. Их окружала толпа – орали: «В карету их, в карету! Мы засунем в карету этих!.».
Король, королева и их дети вынуждены были слушать ругательства и проклятия.
Они ехали в Париж. В карету вместе с ними сели посланцы Национального собрания – два депутата, конституционный монархист Барнав и якобинец Петион.
Барнав поместился между Людовиком и Марией-Антуанеттой, Петион – между сестрой короля Елизаветой и мадам де Турзель. Никогда королевская семья не была так близка к депутатам Национального собрания, как в той поездке.
Дети весело бегали по карете, играли. Уже вскоре и Барнав, и даже Петион подпали под «скромное обаяние монархии». Оба депутата не увидели никакой надменности, о которой были столько наслышаны. Родители общались с детьми, как и должна общаться обычная семья…
Барнав потом напишет: «Это очень простая семья!»
Но были и неожиданные впечатления. Например, якобинец Петион решил, будто принцесса Елизавета в него влюбилась. Он даже написал: «Если б мы остались одни, я уверен, природа взяла бы свое..».
Карикатура на королевскую семью. Бегство в Варенн. XVIII в.
Вот так они ехали…
Но идиллия была только в карете. Народ встречал их проклятиями.
Около Парижа толпы проклинавших сменились толпами молчавших. Ибо в это время был расклеен декрет Национального собрания: «Те, кто будет приветствовать короля и королеву, достойны презрения. Те, кто будет их поносить, достойны розог». В грозном безмолвии они въехали в Париж.
В Национальном собрании сидели законники. Большинство из них – профессиональные адвокаты. Они понимали, что Конституцию, которая покончит с самодержавием королей, должна утвердить легитимная власть. Пока этой властью являлся король, и ему надлежало быть безупречным. Вот когда он утвердит новую Конституцию, «когда мавр сделает свое дело», тогда…
И Национальное собрание объявило, что никакого побега не было. Королевскую семью попросту похитили, король невиновен. А чтобы пресечь возможные дебаты, собрание признало короля невиновным уже в силу неприкосновенности его особы…
Итак, они снова вернулись в Тюильри.
Именно в это время в Тюильри, плотно окруженном Национальной гвардией, появился необычный посетитель.
Король принял его, но стоя к нему спиной…
Вскоре после революции в Национальном собрании выступил депутат – доктор Гильотен. Он заявил, что происходит недопустимое. В стране, где провозглашено равенство, равенства нет в очень значимом месте – на эшафоте. По существующему закону рубят голову только дворянам. Простых людей вешают. Но этого быть не должно. Долгожданное равенство должно прийти и на эшафот. Депутаты согласились, что это действительно важное упущение…
Их дискуссию с ужасом слушал Шарль Сансон, палач города Парижа. Он понял: депутаты настроены серьезно, и весьма вероятно, что они распространят аристократический способ казни на всех. Уже тогда палач почувствовал, что Революция дама очень решительная. Клиентов на эшафоте явно прибавится. У него рука отвалится рубить головы всем!
Сансон обратился к самому поборнику равенства – депутату Гильотену. Он честно поведал ему о своих страхах. Доктор Гильотен понял, что палач прав. Но проблему можно было решить только с помощью техники. Меч – устаревший способ казни.
Возвращение из Варенна в Париж. Гравюра. 1791 г.
«Мы теперь передовая нация, и казнить нам следует передовым способом. Вместо средневекового меча должен быть изобретен механизм».
Сансон с энтузиазмом поддержал передовые мечты доктора Гильотена и попросил помощи у одного из немногих своих друзей (до революции в Париже мало кто не брезговал дружить с палачом). Другом Сансона был изобретатель музыкальных инструментов немец Шмидт.
Немец славно поработал. Ему выпала кровавая честь – он первым нарисовал лезвие топора для будущих казней и разработал всю механику. Подобный механизм он видел прежде на одной из старинных гравюр.
Правда, дать свое имя изобретению Шмидт отказался наотрез.
Зато доктор Гильотен с радостью дал свое имя этому передовому механизму.
Безвластный король официально продолжал быть главой Нации, и ему следовало утвердить новое изобретение.
Шарль Сансон, палач города Парижа, явился к Людовику в Тюильри.
Согласно Этикету, король принял палача, стоя к нему спиной.
Сансон изобразил на доске лезвие и объяснил устройство механизма. Надо заметить, что Людовик обожал столярничать! В Версале у него даже была мастерская. В столярном деле он был куда искусней, чем в деле управления страной…
Людовик сразу оценил изобретение, ему понравился этот прогрессивный способ.
Однако после некоторого раздумья король сделал существенное замечание. Он спросил:
– Для чего на лезвии выемка?
Действительно, на треугольном лезвии нижняя грань лезвия имела выемку. Сансон объяснил, что эта выемка – для шеи приговоренного. Король заметил, что шеи бывают разные, поэтому выемка может быть хороша для одной шеи, но для другой будет мала.
Сансон посмотрел на шею стоящего спиной короля – она как раз была слишком толстой для выемки – и понял: король прав…
В это время король Франции взял мелок и, убрав выемку, провел сплошную линию – лезвие стало треугольником. Вот так король Франции стал соавтором гильотины.
Доктор Гильотен сделал доклад в Национальном собрании. Он объявил, что изобретен самый передовой, самый гуманный способ казни, достойный Великой Революции. Теперь казнь – «как дуновение приятного ветерка. Он над вами прошелестит, вы потеряете голову и даже не почувствуете».
Жозеф Игнас Гильотен. Жан-Мишель Моро. XVIII в. Музей Карнавале
Национальное собрание задохнулось в хохоте. Долго смеялись и долго аплодировали.
(Три четверти этих весельчаков очень скоро ощутят на себе дуновение приятного ветерка.)
Было решено провести опыты – сначала на мертвецах, потом на овцах.