Авторы судеб

– Нет. А знаете, он не со стороны дороги вообще подошел. Я как-то и не обратила внимания.

– А откуда?

– Да вон со стороны парка. – и она показала рукой в сторону рощицы, которая так же была отделена забором. – Кстати, там тоже калитка. Она не закрывается никогда. А от нее тропинка в парк. Наверное он по ней пришел. Почему – не спрашивайте, я не знаю. Не спросили бы вы об этом обо всем, я бы и не вспомнила.

– А другие выходы с территории есть, кроме главного и этой калитки?

– Нет. Вы как будто расследование ведете. – впервые улыбнулась она.

– Получается, что так. А можно я туда прогуляюсь? Калитка точно не закрыта?

– А как хотите, это общественный парк. Калитку не закрываем на замок, у нас не концлагерь, так что просто ее толкните и все.

Я поблагодарил ее и пошел в указанном направлении. Калитку от того места, где мы разговаривали, видно не было, но подойдя к забору ближе, я ее обнаружил. Выйди за нее, я оказался на тропинке в окружении деревьев, которые подступали вплотную к забору. Эта часть забора, отгораживающая парк, была уже из профлиста, и с территории приюта густота деревьев была незаметна. А вот за забором напротив, я попал как будто сразу в лес. Я пошел по тропинке, все больше углубляясь в лесопосадку. То, что это искусственный лесок, было понятно по ровным рядкам деревьев. Деревья были достаточно молоды, кустарника было немного, так что парк хорошо проглядывался.

Я шел неспешно, особо не понимая цели своего путешествия. Но другого пути с территории приюта не было. Если машина ждала час, нужно отбросить около получаса на занос мебели, и получается, что у Олега Аркадьевича с «сыном» было так же около получаса куда-то отлучиться. За полчаса туда-обратно можно уйти на километр-полтора максимум. Достаточно далеко.

Я был погружен в свои мысли и расчеты, но осматривал тропинку и парк, насколько хватало взгляда. И тут взгляд зацепился за что-то яркое в стороне. Я свернул и подошел к заинтересовавшему меня предмету. Это были остатки клеенки. С нашего стола. А рядом остатки костра. Не ходили они на километр, они просто отошли в сторонку и сожгли стол. Причем, клеенку даже дожечь не удосужились. А вот от стола вообще ничего не осталось. Значит я был прав. Во-первых, они охотились именно за столом с надписями. Во-вторых, они действительно его вытащили отдельно. В-третьих, ну хоть на этом спасибо, а том ведь могли спалить весь дом, кто их знает. И в этом направлении, как говорится, концы в воду. Дальше можно и не ходить.

Я вернулся по тропинке, прошел через территорию приюта к своей машине. Меня никто не видел, так что не было необходимости что-то объяснять воспитателю Ольге Сергеевне.

Вернувшись домой вечером, я снов засел за рассматривания фотографии столешницы. Больше свидетельств не оставалось. И стол этот был центром странной истории.

Что можно выудить из самого списка, что могло бы мне помочь в поиске ответов? Список начинался с того времени, когда бабуле было 22 года, и началом списка событий был переезд бабули из другой деревни в наше Калинкино. Переезжала одна, деда она встретила уже на новом месте, а про родителей бабушки я ничего не знаю. Следующей была запись про то, что дед заболел. Вернее, это я так прочитал, так как указывалась «болезнь Миши», а Михаил Анатольевич – это мой дед, бабушкин муж. Третьей была запись о рождении мамы, дочери бабушки. Но не день рождения, а месяц и год – май 1950 года. Я сравнил с другими записями – дни рождения моего старшего брата и мой, а так же день смерти старшей бабушкиной сестры Ирины Ивановны были записаны полными датами. Больше полных дат не было. Как так, день рождения собственной дочери записать без числа месяца? Есть запись о годе свадьбы мамы и папы, а вот о собственной свадьбе бабуля не записала ничего. А когда она была?

Я опять позвонил маме, спросил про дату свадьбы бабушки. Долго пришлось отнекиваться от объяснений такого нелепого вопроса, но мама пообещала поискать в документах и перезвонить. Перезвонила она через час:

– Поженились они 13 августа 1949 года, нашла свидетельство. Хорошо, что есть привычка все документы складывать в одно место. Знаешь, Егор, я еще такой момент вспомнила. Вот ты меня все расспрашивал про отношение мамы, про то, как она относилась к жизни. Так вот я после института должна была уехать в другую область работать по распределению, но она меня вернула домой. Даже письмо в институт писала, что бы меня распределили в наш район, мол мать нуждается в уходе. Распределения не нашлось, тогда она сама договорилась о моем трудоустройстве. Так я сразу в нашу «Родину» и попала. А в другую область не уехала, хотя собиралась.

Я нашел в списке это событие, оно было записано как «Аня возвращается» и год 1973. Получается, бабуля устроила возвращение своей дочери домой. Скучала, или так надо было?

На следующий день я сделал то, что следовало сделать давно, а именно – позвонил бабушкиной младшей сестре Вере Ивановне в Питер. Номер телефона у меня был, она жила со своей дочерью – моей теткой – с которой я периодически общался. Я долго думал, что ее спросить. Тревожить память человека об ушедшем близком – не лучшее занятие. Я позвонил тетке, поболтал немного и спросил, как дела у бабушки Веры. Узнав, что у нее все хорошо, спросил, а нельзя ли с ней поговорить, мол давно не виделись, ей будет приятно, наверное. Баба Вера взяла трубку телефона, узнала меня, мы поговорили о ее здоровье, о том, что я уже совсем взрослый. И я спросил:

– Баб Вер, а я тут дома у бабы Раи был.

– Молодец, Егорушка, что не забываешь. Как она там?

– Баб Вер, эээ… так все так же… – я не знал, что ответить. Бабушка Рая, ее сестра, на кладбище. Как она там может быть? – Баб Вер, а я спросить хотел. Я на их столе кое-что нашел. Список.

– Егорушка, а сам ты как? Когда женишься-то? Уже пора. Список это хорошо, он давно там. А ты женись лучше. И вообще, давно у нас не был. Приехал бы в гости, а?

– Баб Вер, ну я постараюсь…

– Алло, Егор. Это я. – трубку снова взяла тетка. – Мама прилечь пошла.

– Утомил я ее?

– Да нет конечно, когда бы успел. Вон улыбается лежит. Опять говорит, что бы я тебя в гости звала. Ты на самом деле приезжай, ни разу же не был. – как-то смущенно закончила тетка.

Я попрощался, обещав приехать. Обдумал все, что услышал и решил: а ведь бабуля-то Вера что-то знает. Ведь как про список ответила. Может это и старческое что-то уже, но интуиция подсказывала (или мне хотелось так верить), что не зря она сказала «он давно там».

Через три дня я уже был в Санкт-Петербурге. С работой решилось без проблем, собираться мне было не долго. Поэтому я взял билет на ближайший поезд и помчал в северную столицу. Заодно и развеяться, давно не был в Питере, да по работе дел подкинули в этом городе.

По прибытию я сразу поехал к родственникам. О своем визите я их предупредил сразу после покупки билета. На вокзале не стал заморачиваться с общественным транспортом, а взял такси и через полчаса был уже у них. С собой я на всякий случай вез распечатанную фотографию списка со стола.

Шумная встреча перешла в застолье. Вроде я и не такой близкий и дружественный родственник, но меня приняли, как делегата от нашей «Калинкинской ветви семьи», как выразилась тетка. Буквально на полчаса заглянула ее дочь Валерия, с которой мы иногда виделись в детстве, когда она приезжала погостить в деревню. Меня уговаривали остаться на ночь, но я сказал, что у меня уже забронирована гостиница, а завтра утром пару дел на другом конце города, ведь я решил совместить поездку с рабочими вопросами. С бабушкой Верой все не получалось поговорить, потому что я не очень желал внимания к нашему разговору со стороны всех родственников. Но как-то так получилось, что когда все разошлись по домам, а тетка мыла посуду, баба Вера поманила меня в комнату, а дочери своей сказала:

– Мы с Егорушкой в комнатке пока посидим.

И мы пошли в комнату. Баба Вера села в кресло, я хотел сесть в соседнее, но она показала мне на пуфик, а потом на место возле себя. Я все понял, придвинул пуфик поближе и уселся.

– Долго рассказывать не смогу, годы уже не те. Я все ждала, когда ты приедешь.

Я хотел что-то спросить, уточнить, но баба Вера подняла руку.

– Ты слушай пока, может потом и вопросов не останется. Да и пока доча посуду моет, поговорим, ибо потом не получится. Рая моя завещала мне это. И уехала я тогда не сама, она настояла. Память моя уже не та, но помню хорошо, что она сказала тогда: приедет к тебе младший на закате лет, ты ему расскажешь а пока молчи и храни, завещаю тебе. Я знаю, какой ты список нашел. Я его тоже нашла, и полезла тогда к Рае с расспросами. А она меня ругать. Месяц не разговаривала. Потом сама подошла. Говорит, я знала, что младший найдет, но не думала, что это про тебя. Я же младшая сестра. Я ей говорю, расскажи. А она давай выпытывать – кому рассказала про то, что видела? Я конечно никому, видела же как она тогда злилась. Даже не думала еще раз смотреть. Да говорю, что там такого написано, что ты такая злая на меня? Но годы были в том списке уже после наших. А она заставила поклясться, что никому и никогда не расскажу. А потом рассказала. Ей же когда было 15, она чуть не утонула, ты знал? Даже наверное мама твоя не знает до сих пор. Так вот, Рае было 15, она купаться пошла с подругами. Меня там не было, сама не видела. Говорят, пропала под водой, а потом ее вдруг в траве на берегу нашли. Живую, но без сознания. Выходили. Но с того дня она по другому жить стала. Никто не удивился, ведь при смерти побывала. А жизнь у нее правильная пошла какая-то. Она всегда знала, что нужно сделать, всегда правильно принимала решения. И ей слова поперек не скажи. Со временем привыкли. Когда советы давала, как жить, всегда строго говорила – или так исполнишь, или больше не скажу ничего. Люди делали, а потом снова за советом шли. Ибо получалось так, как она сказала.

Вера Ивановна сделал паузу. Передохнула. А у меня мурашки по коже от услышанного. Она продолжила:

– Рассказала она мне после клятвы. Говорит, когда утонула – умерла. Это, говорит, я точно знаю. И саму себя там встретила. И сама себе рассказала, как жизнь дальше проживет. Что-то прямо сказала, что-то в общих чертах. И сама себе велела прожить именно так, тогда все, кто ей дороги, счастливы будут. А иначе начнет жить – то ничего не получится. Сказала, лучше мол жить так, как уже проверенно было, а не ждать удачи по новому. И на столе записала в задумчивости. Стирать не стала, накрыла скатертью и все. Я, говорит, точно знала, что надписи найдет только кто-то младший. Даже Мишка, твой дед, ни разу этого не видел, хотя всю жизнь в этом доме прожил. Я так понимаю, думала про тебя Егор, знала, что ты появишься. А за год до твоего рождения попросила меня уехать. Настойчиво попросила. Я тогда с этой тайной уже много лет жила, понимала, что если она скажет – надо именно так делать. Всем вокруг только лучше было от ее слов. Но никто не подозревал, что она знает. Все думали, что просто баба умная. Я не стала перечить, поехала сюда жить. И не пожалела, сам видишь. Теперь вот убедилась, что младший нашел то, что она прятала всю жизнь. Ты же младший внук из всех. А еще стол этот она привезла с собой при переезде. Только стол и одежду. Когда приехала, сразу знала, кто муж будет. Он заболел тогда, Мишка-то еённый. А она же медсестрой в войну была. Вот и выходила его, он после войны почти не дышал уже. Мужику 25 лет было, а он уже не дышал почти. А она вылечила. Вот так Егорушка. Больше не знаю, так что можешь не спрашивать. Что она меня просила, я исполнила – тебе рассказала. Ей же тоже тяжело было, жить а никому не рассказывать.

– А почему никому нельзя было?

– Видимо так положено было ей в этой жизни. Все ее и так слушали и почитали, зачем было о себе такую историю рассказывать. Она на исповеди только и поведала это, да мне ранее. Священник, кстати, тот быстро уехал после того. Не знаю, с этим ли связано.

– Баб Вер, и что мне теперь с этой тайной делать?

– А вот тут я тебе точно скажу – держи в себе. Я тебе ее отдала и скоро уйду. Мне моя сестра ее отдала, велела хранить. И я тебе эту тайну отдаю, велю хранить и никому не отдавать. Поклясться не прошу, вы молодые сейчас, силе слова клятвенного не верите. Но хотя бы пообещай.

– Обещаю. – сказал я, не задумываясь.

– И еще, Егор. Тайна эта может и не тайна для других. Сестра говорила, что если с этим просто жить, то ничего не изменится. А если копаться в ней начнешь, да искать ответы – может и тайна сама тебя найдет, но к добру это или нет, она не сказала. Думаю, что не совсем добрые это знания, когда кто-то знает наперед свою судьбу и других по ней ведет. Все, Егорушка, я спать, прости старушку.

Она поцеловала меня в лоб и удалилась к себе. Теперь я понял, что действительно баба Вера звала меня к себе и именно для этого. Исполнить последнюю волю Раисы Ивановны, моей бабули, мамы моей мамы.

Я добирался до гостинцы пешком. Погода был хорошая, а для Питера так вообще великолепная. Да и мне нужно было подумать. А пешие прогулки в одиночестве весьма к этому располагают. И я пошагал в гостиницу, посматривая на названия улиц и маленькую карту в кармане, которую специально для этого и захватил. На следующий день я намеревался погулять по городу, для чего собственно и печатал уменьшенную копию карты некоторых районов. Туристическая привычка.

– Огоньку не найдется? – окликнули меня сзади.

Приплыли. Я обернулся, ожидая увидеть каких-то хулиганов или бандитов. Правда я не осознавал принципиальную разницу визуализации этих терминов. Но то, что сейчас будут проблемы, я ощутил. Не по интонации голоса, голос как раз был спокойный и может даже слегка вежливый. А просто исходя из классического сюжета – ночь, улица, «фонарь» под глазом, потом аптека…

Я обернулся, мысленно прикидывая, куда можно будет рвануть в случае необходимости. Трусостью я не болел, но всегда предпочитал реально оценивать свои силы, а лучшим боем – несостоявшийся, как говорил один известный человек. Но все оказалось проще. Передо мной стоял интеллигентного вида мужчина, не броско, но со вкусом одетый и держал в руках сигарету. Его внешний вид весьма гармонировал с окружающей питерской архитектурой, погодой и тембром голоса. Этакий искусствовед из Питера, с бородкой и шейным платком.

– Я не курю, так что извините.

– Да ничего страшного, Егор, это так, для повода.

– Откуда вы меня знаете?