– Нечего с нас взять. Калмыки были!
Олонец стиснул зубы, сжал кулаки:
– Учинил злодейство – ответь!
– Великое дело! – хмыкнул Зоб, – инородцы! И то предлагал по-хорошему. Близ Маковского соболь испромышлился весь. Так что мне как жить? Промышленникам моим что, с лыка уху варить?
– По закону жить! Не государева закона, так божеского побойся!
– Смехом зовешь! Что мне закон? – гордо надулся Зоб, – на меня в Москве уже грамота писана, жалуют меня сыном боярским! Подо мной теперь и Маковская, и Ямышская волость будут с тобой вместе! Убирайся, убогий, делай чего ты там делаешь? Молись, постись, быват, полегчает.
Аким за спиной Игната дал знак еще двоим подобраться поближе.
– Ступай, болезный, – посоветовал Плаха.
Однако взбешенного Олонца было уже не остановить:
– Добром тебе говорю!..
– А не то что? – зарычал Зоб, – Грозить?! Мне?!
Он сжал кулак и дернул головой, давая знак Плахе. Тот уже давно держал дубинку наготове и тут же ударил Игната по голове. Олонец, измученный тяжелой и бессонной дорогой, колодой свалился наземь. Двое других, Естафьев и Пронька Бобыль, подобравшиеся ближе тут же подскочили и принялись ожесточенно избивать Игната ногами. Слободские смотрели молча.
Зоб тихо подозвал Зубова:
– Натешатся, везите с Потапкой его подале. Бери свою да имлякову ветку, где-то тут он должен был оставить, прежде чем через волок идти с ябедой. Там его ветку и оставите. Гляди, чтобы Потапка своей рукой Имлякова зарезал. Сповяжи его кровью. Пора уже.
Пришел в себя Олонец уже в челноке-ветке. Все тело болело, один глаз заплыл вовсе, ныли ребра, отдавало в почках, все лицо саднило. Руки были сложены за спиной одна к другой и надежно связаны. Попробовал пошевелить ими и понял, что нечего и думать расшатать узлы и освободиться.
Он лежал в середке челнока. На корме перекидывая весло с боку на бок греб Зубов, на носу сидел Потапка Жмых с луком, держа стрелу наготове.
– Лежи, болезный, уж скоро, – участливо сказал он и обратился к Глебу, – как его отходили! Неделю будет кровью мочиться!
– Ужа-ты! Не будет, – качнул головой Зубов, – дак резать то станем, един раз оммочицца тако. После совсем не сможет.
Жмых хохотнул. Снова глянул на Олонца:
– Может, не надо его резать? И так увечный. Бросим в лесу, сам помрет.
– Пошто не помрет? – уточнил Зубов.
– Все одно снова не сунется! – решил парень. – Можно же так?
– Можно, – кивнул Глеб, – Дак, твое дело холопско – нать наказ блюсти, нечего самому то решать.
Потапка вздохнул, покивал.
Скоро и впрямь подошли к берегу. Ветка зашуршала по дну, нос выскочил на песок.
– Вылазь, да отойди, – приказал парню Глеб. – Быват, побегёт, стрельни его. Да отойди стороной то, не то его стрелять станешь, меня попадешь.
Потапка вылез, попятился по песку к опушке леса на несколько шагов, подняв лук. Зубов ткнул веслом Олонца:
– Слазь, лешшой!
Олонец тяжко заворочался, попытался встать в неустойчивой ветке, но снова повалился.
– Тут кончу, – пригрозил Глеб.
Олонец на коленях подполз ближе к носу, кое-как перевалился за борт. На песке поднялся. Ноги держали, но он решил не подавать вида, сделал неуверенный шаг и снова упал.
– Отходи! – дернул луком Потапка, показывая концом стрелы вдоль уреза воды в сторону от лодки, – И не балуй! Я соболя в глаз бью слету!
Олонец послушался. Пару раз притворно упав, отошел на несколько шагов. Остановился, пошатываясь. Зубов выдернул челнок на берег, вытащил нож.
– Дородно! Крешшон, молицца от будешь?
Олонец поднял голову, с трудом пошевелил разбитыми губами:
– Что, православные, руку перекреститься не развяжете?
Зубов, наслышанный рассказов о прежних подвигах Ослопа, покачал головой:
– Так от молись!
Олонец опустил голову.
– А как его? С лука стрелить? – тихо проговорил Жмых, пока тот стоял молча, – Может и не помрет сразу, а стрелу потрачу.
– Как хочешь, – качнул головой Зубов. – Хоць ножом по горлу. Быстро.
Парень поежился:
– По горлу живой будет, пока кровь не стечет? Мука какая. Может как свинью? В сердце заколоть?
Зубов пожал плечом:
– Делай уже!
Потапка кивнул:
– Тогда лучше в сердце.
Глеб двинулся к Олонцу, зашел Игнату за спину, левой рукой взял его за левый локоть и потянул вниз, правую поднял к горлу пленника:
– Тихо! Не то полосну по горлу, мучицца будешь.
Потапка, решив, что больше караулить не надо, опустил лук, сделал шаг вперед. Больше ждать нечего, решил Олонец и резко ударил головой назад, метя затылком в переносицу Зубова. От удара что-то хрустнуло сзади, но Игнат не разбирал, куда попал. Он тут же согнулся в поясе, лягнул ногой в пах Глеба и прыгнул к Жмыху.