Маяки

Ответ простой: от тщеславия. Но ответ этот настолько же простой, насколько ничего и не объясняющий.

Однажды в ноябре, да что там однажды, прямо сегодня, когда за окном с серого неба шёл дождь, у меня в телефонной трубке раздался звонок с незнакомого номера.

– Да-да, – ответил я.

– Здравствуйте, – сказал незнакомый голос, звонящий с незнакомого номера.

– И вам. Не хворать, – я не очень люблю такие звонки. Как правило, это или реклама, или звонок со старых работ. А может, чего ещё похуже, о чем я старался не думать.

– Это Александр Николаевич? – засомневался голос.

– Это Александр Николаевич, – сразу сознался я.

– Прекрасно, – голос, кажется, обрадовался. – Вам звонит представитель библиотеки Конгресса США в Восточной Европе.

Ага, понял я. Шутка. Так себе шутка, надо сказать. Но поговорим, может, дальше пошутят смешнее.

– Так, – ответил я.

– Мы имели счастье ознакомиться с вашей книгой, – голос сделал паузу.

– Очень хорошо, – подбодрил я.

– И хотели бы приобрести некоторый тираж дополнительно.

– Вы не представляете, как я рад, – ответил я.

– И я, и я рад, Александр Николаевич! Когда я могу подъехать к вам для того, чтобы подписать необходимые бумаги?

Шутка получалась какой-то затянутой и совершенно несмешной. Но нужно было дать шанс неизвестному пока мне юмористу.

– Приезжайте прямо сейчас. Я дома, – мне было интересно, как голос выпутается из этой ситуации.

– Как всё удачно складывается, – к моему удивлению, голос действительно, кажется, был счастлив. – Проспект Притыцкого, 36, квартира 105, правильно?

– Правильно.

– Я могу быть у вас через полчаса.

Тут я в первый раз за разговор немного растерялся. Чем, интересно, это всё должно закончиться?

– Послушайте, – попытался я хоть что-то понять. – А сколько вам нужно экземпляров?

– Так на месте всё и обсудим, Александр Николаевич?

– Ну… – замялся я. Кто это? Не библиотека же Конгресса США приедет сейчас ко мне домой. Даже все моё тщеславие не могло допустить такой мысли. Хотя этот голос откуда-же то знает и про библиотеку… И мой адрес… Неужели? Не может быть. А вдруг?

Моя несбывшаяся надежда на писательскую славу затаила дыхание. Я протянул:

– Эээ… Ну, приезжайте.

После этого я положил трубку.

Меня зовут Александр Николаевич, мне 36 лет, зарабатываю на жизнь я в основном тем, что пишу сценарии для телевизионных сериалов. Работа не очень яркая и вряд ли приносящая пользу обществу. Хотя бы потому, что тех сериалов, для которых я пишу, сам я стараюсь не смотреть.

Но уж как есть, так есть. С детства я хотел быть писателем, но зарабатывать на жизнь писательским трудом у меня не получилось, как не получается у всех Крупных Современных писателей*. Так вот, я выбрал сценарную работу – в конце концов, это тоже буквы, и даже в работе над сериалами есть проблески творчества. Результаты таких проблесков при окончательном монтаже сериального кино, как правило, выкидывают, но в этом я уже никак не виноват. Здесь, в сценарной работе, мне удавалось продавать себя, свой жизненный опыт по капле. Когда же я писал книгу, я выливал туда целый каструль моего опыта, ведро. Было очень обидно, что это никого не интересовало. И что за это никто не хотел платить мне тех страшных миллионов, о которых я мечтал, как мечтает об не весть откуда взявшихся миллионах любой человек с недостаточно развитым уровнем сознания.

Так вот, с детства я хотел быть писателем, поэтому однажды я написал и издал за свои деньги книгу, которая никакого коммерческого успеха не имела. Причин, по которым она не имела успеха, я нашел массу, все они меня одновременно и оправдывали, и делали таким, знаете ли, «писателем не для всех». То есть для себя я решил, что именно этого я и хотел – написать книгу не для массового читателя, а элитарную литературу, которая не всем доступна, но зато идёт от сердца. Без соответствующей раскрутки такая литература продаваться не будет. А так как денег на раскрутку не было, то и продажи были никудышными. Наверняка таким образом себя оправдывает большинство графоманов, которые издают книги за свои деньги. Но что делать, нужно же как-то жить дальше, а не чувствовать себя совершенно бесполезным мудаком.

Вернёмся к книге.

С книгой дело обстояло так.

Однажды до меня дошло, что взрослые точно так же, как и я, ровным счетом ничего не понимают в происходящем вокруг. И что разбираться во всем придется самому.

В результате проведенных изысканий я решил, что любовь – это как будто бы самое главное, что может быть в жизни. Самое важное.

Уж не знаю, убедили меня в этом просмотренные кинофильмы, прочитанные книги, ребята с школьного двора или реклама по телевизору – но как-то стало понятно, что энергия любви – это то, что выше энергии денег, энергии власти, энергии алкоголя и любых наркотиков.

Сам я любить умел очень плохо. Никудышно.

Максимум, что я на этом поле мог отыграть – это полюбить девочку одного со мной возраста, да и то, уверенности, что это именно любовь, а не самое обыкновенное сексуальное влечение не было никакой. А любить хотелось всё без разбору – и травинку, и лесок, в поле каждый колосок. Тотальной хотелось любви. Христовой. Всеобъемлющей. Я видел, что «любить» вот так вот, тотально – это очень полезный (если не самый важный) навык для того, чтобы жить счастливо. А кто же не хочет быть счастливым? Мне кажется, таких людей вовсе и нет.

И я стал думать, что же это такое со мной не так. Продумал я таким образом несколько лет, и пришел к выводу, что главное препятствие в проистечении из меня любви – это моё «я». Не моё «я» даже – а страх того, что это моё я можно кто-то испортить. Лишить пищи или воздуха, избить, покалечить. На моё это «я» может напасть какая-нибудь неприятная болезнь. Моё «я» могут посадить в тюрьму. Ну и самое главное – моё «я» вполне может взять и вообще помереть.

И я решил, что для того, чтобы научиться любить, для того, чтобы ничто не мешало движению потока энергии моей любви, нужно избавляться сразу от гвоздя программы, от ферзя – от страха смерти. Ведь если о болезнях и тюрьме вспоминаешь как о чем-то разновероятностном, то страх смерти намертво зашит куда-то в мыслительный процесс – смерть наступит с вероятностью сто процентов. И мысль о смерти постоянно, назойливо, докучливо навещает тебя, а вместе с этой мыслью в душу приходит страх. И съеживает всё в твоей душе. Леденит. А какая энергия может двигаться в таких условиях? Да никакая. И уж тем более в таких условиях не может двигаться энергия любви.

Так как времени у меня было сколько угодно, ещё несколько лет я продумал над тем, как же избавиться от него – от этого самого страха смерти.

Конечно, я занимался также тем, что жил, я жил налево и направо, жил так, как живут молодые активные люди в двадцать пять лет, но вместе с этим я все-таки ещё думал. Каждый, кажется, день. Я думал, думал, думал…

Михаил Веллер писал, что если думать добросовестно – додуматься можно до чего угодно.

Мне кажется, он был прав.

Потому что в результате этих своих многолетних размышлений я взял и придумал Маяки.

Маяки – это такая штука, которая избавляет любого человека от страха смерти, я расскажу о Маяках позже.

Сейчас важно то, что когда я придумал Маяки, мне страшно захотелось поделиться мыслями о Маяках с окружающими.

Я ходил и рассказывал про Маяки знакомым и друзьям.

Рассказывал, объяснял.

Однако на пальцах, на ходу, рассказать человеку, который спешит на работу, про Маяки почти невозможно. А вокруг не было никого, кто бы не спешил на работу. Я ещё какое —то время походил и пообъяснял окружающим меня людям. Но, когда понял, что дело это совершенно бессмысленное и таким образом я ничего ни до кого не донесу, я решил написать книгу.

За три года я написал книгу, написал, издал и получил на руки тираж.