Большая Игра. Антивирус

Тем временем рабочий день тянулся с большим трудом. Несмотря на то, что уже к обеду последствия вчерашнего возлияния покинули мое тело, в душе все еще оставалась некая ментальная шероховатость, основанная на чувстве вины за содеянное. Зачем было напиваться с малознакомым человеком, да еще и вываливать на него свои странные теории? Вроде ничего в них особенного нет, обычные фантазии, тем непонятнее реакция на них собеседника. Ладно бы он по пьяни присудил мне «уникальную структуру психики», в этом состоянии и не до такого додуматься можно. Так ведь он реально позвонил какому-то психологу, который действительно заинтересовался моей этой «структурой». Весь остаток рабочего дня я постоянно возвращался к этим мыслям, как будто языком нащупывал дырку от выпавшей недавно пломбы. Со всякими выходящими за обычное течение жизни вещами всегда так: нет-нет да и свернет разум проведать, как они там, эти необычности. И не важно, о хороших вещах идет речь или о плохих, невозможно выбросить их по желанию из головы на длительный срок – все время возвращаются. Спасает лишь то, что со временем все они сами уходят, и часто безвозвратно. Если бы не так, то наша голова давно бы превратилась в этакую банку со шпротами, в которой битком были бы набиты мысли о всякой всячине, да так плотно, что и пошевелиться бы не могли. Лежали бы себе неподвижно и не давали бы образоваться ни одной новой мысли.

За десять минут до конца рабочего дня я достал бумажку с адресом психолога, для того, чтобы определить, где я обещал быть сегодня вечером.

Оказалось, что место назначения находится прямо на моем пути домой. Мне следовало посетить новое офисное здание, мимо которого я проезжал два раза в день. С появлением этой информации последняя причина, по которой я мог бы отказаться от этой встречи, отступила, и ее место заняла уверенность окончательного решения.

Спустя примерно час я уже подъезжал к тому самому зданию. Расположенное отдельно от других домов, оно представляло из себя достаточно оригинальное зрелище. Начиналось все, как египетская пирамида: скошенные стены были оформлены и покрашены соответствующим образом. Однако пирамида эта была лишена большей части положенной ей по классическим канонам вершины, тем самым имея возможность быть основанием продолжающемуся вверх зданию. К этому основанию посередине создатели приделали подъезд, а сверху водрузили два круглых блиндажа. На каждый блиндаж поставили по зачехленному в сплошное темное стекло корпусу сложной многоугольной формы. Дополнительную экстравагантность всей конструкции придавало еще и то, что поперечные габариты верхних корпусов были значительно шире основания-пирамиды. В общем, полное торжество современной архитектуры над здравым смыслом. По своему опыту я знал, что подобные здания причудливой формы наряду со своей выдающейся внешностью причиняют массу неудобств своим обитателям. Причина в том, что все эти смелые формы снаружи держатся на основании крайне неудобного расположения стен и углов внутри. Порой попытки вменяемо расставить столы и офисное оборудование вдоль всех этих неадекватных изгибов сжигают не один миллион нервных клеток административного персонала.

Шлагбаум отделял подъезд к зданию, что в условиях московских трудностей с парковкой было более чем логично. Рядом со шлагбаумом располагалась будка охраны, гораздо более солидного вида, чем обычно довольствуется офисный сторож-парковщик. По размерам это даже была скорее не будка, а небольшой дот. Сооружение было выполнено в том же стиле, что и офис, к которому принадлежало. Такое же пирамидальное основание и такое же темное остекление сверху. Если бы меня теперь попросили сфантазировать блок-пост будущего, то лучше этого образа мне навряд ли удалось бы что-то из себя выжать.

Решив, что, как гость обитателя здания, я имею полное право воспользоваться местной стоянкой, особенно с учетом уже наступившего окончания рабочего дня, я подъехал вплотную к самому шлагбауму и стал ждать. Некоторое время ничего не происходило. Я было уже подумал, что блок-пост пуст, когда из-за него показался охранник. Его вид меня привел в замешательство. Воинственный образ будки парковщика я еще мог отнести на фантазию архитектора самого здания, поскольку у него ее явно было с избытком. Но вид самого «парковщика» я объяснить никак не мог. К моей машине шел реальный боевик из кино. Здоровый мужик в диковинной черной форме выглядел слишком внушительно для окружающей действительности. Берцы, портупея, бронежилет, наушник рации в ухе и особенно короткий автомат делали его таким же чуждым элементов этого мира, каким мог бы стать спортивный болид формулы, один на разбитом асфальте провинциального российского города.

Пока он приближался к моей машине, я активно сожалел о той череде собственных умозаключений, которая ввела меня в заблуждение относительно возможности парковки внутри охраняемого этим человеком периметра. Я прекрасно представлял ту унизительную сцену, которая произойдет через несколько секунд. Что бы ни сказал мне сейчас этот вооруженный товарищ, речь его будет определенно нелицеприятная, а результатом ее станет то, что я дрожащими руками буду крутить руль, выгоняя машину задним ходом на проезжую часть.

Но видимо в Игре есть такие механизмы, которые, запустив ход событий нестандартным образом, оказывают влияние не только на основную сюжетную линию, но и на второстепенные процессы. Вместо того, чтобы совершить со мной положенный по стандартному сюжету комплекс моральных насилий, боевик подошел к водительской двери, широко улыбнулся ласковой гостеприимной улыбкой и назвал мое имя с вопросительной интонацией. Я подтвердил свою принадлежность к названной личности, после чего охранник, продолжая лучезарно улыбаться, сообщил, что «меня ожидают», и предложил припарковать автомобиль на свободное место рядом со входом в офис. Последнее предложение он снабдил широким приглашающим жестом, который, судя по всему, послужил сигналом его напарнику, поскольку спустя секунду шлагбаум поднялся. Совершенно очарованный проявленным гостеприимством, я припарковал машину в предложенном месте и в наилучшем расположении духа вошел в здание.

В холле меня ждала более предсказуемая, хотя тоже вполне себе выдающаяся картина. Огромный зал со всех сторон блестел светлым отполированным мрамором. Колонны, кожаные диваны, стеклянные стены и другой пафосный офисный минимализм.

Посреди всего этого великолепия располагалась стойка рецепции. За нею сидел человек. После того, как я подошел ближе, мне открылось, что человеком была ослепительной красоты девушка, которая расцветала в обворожительной улыбке, способной поднять самооценку мужчине практически любого возраста. Я не был исключением, а с учетом наслоения на положительные эмоции от обращения со мной охранника, к тому моменту, как я оказался напротив рецепции, я был на седьмом небе от ощущения собственной значимости.

– Добрый вечер, – сообщила мне девушка. Тембр голоса полностью соответствовал внешней красоте. – Могу я чем-то вам помочь?

Еще как, подумал я про себя, и очень даже во многом. Например, поехать прямо сейчас ко мне домой и остаться там навсегда. Вот только это мне не светит, причем никогда. Пропасть между моим миром и тем, в котором эта девушка ездит к кому-то домой, настолько огромна, что с одного ее края другого даже не видно. Мне вообще не понятно, зачем такие девушки существуют внутри моей Игры. Это же просто издевательство! Зачем нужен вызов, который невозможно достойно принять? Ведь ежу понятно, что она улыбается мне сейчас, во-первых, из профессиональной вежливости, а во-вторых, потому что меня совершенно не знает. Знала бы она, что я из себя представляю, скорее всего, предпочла бы меня вообще не заметить. Тем временем девушка продолжала улыбаться и смотреть на меня, не подозревая о моих мыслях и о том, что «я из себя представляю», усиливая тем самым когнитивный диссонанс моих чувств.

– У меня встреча со Станиславом Олеговичем, – не в силах сдержать ответную улыбку, сообщил я.

– Значит, вы – Андрей, – сообщила мне собеседница, грациозно поднялась, вышла из-за стойки и добавила: – Следуйте за мной.

В полный рост она выглядела так же безупречно. Покачивая бедрами, моя провожатая пошла через зал. Радуясь появлению удачного ракурса обзора обтянутых деловым платьем девичьих форм, я поплелся следом. В углу зала оказалась не заметная случайному взгляду перегородка, за которой пряталась дверь лифта. Девушка завела меня за нее и нажала кнопку вызова. После этого она сообщила, опять же наградив окружающее пространство своей потрясающей улыбкой, что мне необходимо подняться на восьмой этаж и направиться в комнату 832, направо по коридору. Причем она сказала именно комнату, а не кабинет, что меня слегка озадачило, но не настолько, чтобы что-либо уточнять.

К моему облегчению, девушка развернулась и скрылась за стеной, отгораживающей лифт от холла. Возможно, это только моя индивидуальная особенность, которая не свойственна остальным мужчинам, но я чувствую себя неуютно в подобном обществе. Где-то внутри постоянно присутствует ощущение упущенного шанса, причем как прошлого, так и настоящего и даже будущего. Прошлого – потому что до сих пор никогда не был с такой девушкой, настоящего – потому что сейчас нет смелости даже попробовать это изменить, и будущего – потому что осознаю, что и в грядущем ситуация никак не изменится. Единственный способ избавления от дискомфорта – это выведение раздражителя сначала из поля зрения, а потом и памяти. Вот и мучаюсь так, пока очередная красавица сама собой не покинет мое жизненное пространство.

Тем временем со стороны лифта раздался мелодичный звонок, свидетельствующий о появлении кабины. Я вошел и нажал на кнопку восьмого этажа.

Лифт был совсем маленький, максимум человека на четыре, что было странно, учитывая размер здания. Объяснение было только одно – меня отвели к какому-то запасному лифту. В подтверждение этой догадки лифт был совершенно обычный: обитые металлическими листами стены, пластмассовый квадратный светильник под потолком, невнятное покрытие пола, и все это на фоне пафосности самого здания.

По окончании короткой поездки двери открылись и выпустили меня в коридор.

Выйдя из лифта, я остановился в недоумении, поскольку оказался в самом что ни на есть стандартном гостиничном коридоре. Направо и налево уходил узкий холл, в стенах которого через равные промежутки располагались двери номеров. Гостиница выглядела дорогой: ноги утопали в высоком ворсе ковра, картины на стенах очень эффектно смотрелись в мягком свете встроенных светильников. Теперь мне стало ясно, почему встретившая меня девушка назвала помещение, в которое я должен был проследовать, комнатой, а не офисом. Я решил, что видимо часть здания было отдана под гостиничные номера, в которых селились иногородние сотрудники во время командировок в столицу. Объяснение выглядело вполне логичным, в связи с чем я решил вычеркнуть представшую передо мной картину из реестра странных событий сегодняшнего дня и внести ее в реестр всего лишь любопытных.

Руководствуясь полученными указаниями, я повернул направо и стал искать номер 832 на дверях комнат. Желанная цифра была обнаружена в самом конце коридора. Не найдя никаких приспособлений для оповещения о своем присутствии, я просто тихонько постучал костяшками пальцев по двери.

– Войдите, – ответили мне из номера. И я вошел.

Сразу за дверью, без какого-либо предупреждения в виде коридора, начиналась большая комната, которая представляла собой самый настоящий, по-голливудски типичный кабинет психолога. Половина всех стен до самого потолка была заставлена стеллажами с книгами. По центру располагался большой рабочий стол из дорогого дерева и типичного вида кушетка. Такие всегда показывают в популярных фильмах, когда по сюжету герой ходит к психологу. Но все бы было ничего, если бы не внешность самого обитателя кабинета. Из-за стола навстречу мне встал настоящий Зигмунд Фрейд. В возрасте, с бородой, в жилетке, с умным серьезным лицом немецкого мыслителя, точь-в-точь как на черно-белых портретах. Я с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Это мне удалось не до конца, в связи с чем я стал очень активно по-идиотски улыбаться.

На мой физиономический посыл Станислав Олегович ответил гораздо более умной и очень приятной улыбкой. Затем он пожал мою руку, тоже очень интеллигентно, снабдив приветствие простыми, но, как мне захотелось думать, искренними словами:

– Здравствуйте, Андрей, спасибо, что пришли. Прошу вас, присаживайтесь, – указав на одно из кресел напротив своего стола, добавил он.

Я сел. Кресло оказалось гораздо удобнее, чем выглядело на вид. Бывает такая сидячая мебель, которую можно оценить, лишь воспользовавшись по назначению. Выглядит она частенько неказисто, кажется, что сидеть будет крайне неудобно, поскольку сочетание всех этих кожаных подушек, деревянных резных подлокотников и спинок не дает даже намека на эргономичность конструкции. Но после того, как на это чудо мебельного ремесла случается сесть, на ум сразу же приходит банальность про то самое золото, которое не блестит. Напротив стола стояли два таких кресла, и после того, как я, воспользовавшись предложением, уселся на одно из них, хозяин устроился на другом. Поскольку стол был огромных размеров, а кресла стояли по краям, мы оказались друг напротив друга, на достаточно почтительном для первой беседы расстоянии.

– Итак, – начал Станислав Олегович. – Расскажите о себе.

При этом он взял со стола не менее классический, чем вся остальная обстановка, блокнот в кожаном переплете и приготовился делать пометки. Польщенный настолько глубоким интересом к своей персоне, я принялся рассказывать. Причем все подряд. Где родился, как жил, где работал. Собеседник старательно что-то писал в своем блокноте. Уложился я минут в тридцать. В течение всего моего монолога Станислав Олегович продолжал проявлять живейшей интерес к моей персоне, в некоторых местах даже вставлял восхищенные междометья.

После того как я закончил свою устную автобиографию, психолог довольно долго молчал и что-то писал в блокноте. Мне всегда было интересно, что психологи там пишут. Наверно, что-то типа «пациент такой-то, при первой встрече проведен стандартный опрос, автобиография тридцать минут, в процессе рассказа выявлены нестандартные реакции» и тому подобное. Еще мне было интересно, конспектировал ли он мой рассказ, если да, то не проще ли было воспользоваться диктофоном. С другой стороны, если бы я был психологом, для меня было бы главной проблемой в принципе запомнить всех своих пациентов. Ведь их, наверное, не меньше нескольких десятков, и у каждого свой сдвиг. Так что я бы записывал в блокнот сразу под именем пациента, что с ним стряслось и что я ему наобещал, чтобы при следующей встрече не попасть впросак. Чтобы скоротать время, я стал высчитывать в уме, сколько может быть пациентов у среднего психолога, с учетом сорокачасовой рабочей недели, длительности одного сеанса час, плюс обед. Получалось, что много и без блокнота никак не запомнить.

– Итак, – прервал мои мысли Станислав Олегович. – Теперь, если позволите, я задам вас несколько вопросов.

– Позволю, – согласился я.

– У вас бывают осознанные сновидения?

– Это когда во сне я понимаю, что сплю, но продолжаю видеть сон и даже управлять им? – уточнил я.

– Именно так, крайне точное определение, – обрадовался собеседник.

– Да, регулярно.

– И как вы к этому относитесь? Вас это пугает, радует, приводит в замешательство, вы делаете все, чтобы продлить это состояние или, напротив, прервать его как можно скорее?

– Это очень интересно, не могу сказать, что я его стараюсь продлить, но только потому, что не знаю, как это делать. В общем, я отношусь к таким сновидениям крайне положительно, – ответил я.

Честно говоря, раньше я думал, что такого рода сны бывают у всех. Теперь же, поскольку из вопроса психолога следовало обратное, у меня появился еще один пункт в перечне признаков собственной уникальности. Кто бы мог подумать, что после тридцати еще могут остаться неизученные факты, касающиеся особенностей собственной персоны.

– Прекрасно, – озвучил свое заключение Станислав Олегович и сделал какие-то пометки в блокноте.

– Насколько я осведомлен, вы обладаете весьма ярким и оригинальным представлением об окружающей действительности, – продолжил он. – Не могли бы вы мне его хотя бы в общих чертах изложить, причем, если возможно, с момента его появления в вашем сознании.

– Давайте попробую, – согласился я. Внимание специалиста к моей теории льстило мне еще больше, чем внимание к моей личности, поскольку представляло из себя фактически признание моих интеллектуальных достижений.

– Итак, все началось еще в институте, – начал я с самого начала.

Дальше я самозабвенно пустился в изложение своей теории Большой Игры, причем в исторической ретроспективе моей собственной жизни. И то, как я лежал в далекие студенческие годы на раскладушке под впечатлением от сделанного открытия. И то, как я изнывал от вынужденного безделья на первой своей работе, и как это подвигло меня на продолжение исследовательской деятельности. И про все те доказательства, которые попадались мне затем на каждом шагу, формируя во мне уверенность в состоятельности моей теории. Ближе к концу своего рассказа я даже выдвинул теорию об особенностях собственного мозга, позволяющих делать неожиданные выводы из большого количества накопленной информации.

Говорил я достаточно долго и, на мой взгляд, на удивление хорошо. Я вообще заметил, что окружающая здесь обстановка как-то располагала к обстоятельным рассказам. Мысли получались стройные, красивые и завершенные. Я был просто в восторге от своих ораторских способностей, поэтому не спешил закругляться, с наслаждением обрисовывая каждую деталь эволюции моей удивительной, как мне теперь казалось, теории.

В течение этого рассказа Станислав Олегович выглядел еще более заинтересованным, чем при изложении моей биографии, а в конце взял гораздо большую паузу на писание в блокноте, в течение которой у меня снова появилась возможность что-нибудь обдумать в тишине.

На этот раз мои мысли стали скользить по поверхности составленного мною только что рассказа в попытке спрогнозировать впечатление, сформировавшееся у психолога. И тут у меня произошло очередное озарение, из тех, происхождением которых я так гордился в своем рассказе. Я понял, что совершенно очевидный вывод, который должен сделать после моего повествования специалист, так это то, что меня следует как можно скорее сдать в дурку. Ведь по сути, если откинуть всякую философскую шелуху, я только что признался в том, что уверен, что живу в Игре! И ведь самое страшное, что это, похоже, действительно так. Просто до этого момента эта уверенность была у меня внутри, была моим личным делом, а следовательно, как бы не влияла на мою «нормальность». Но только что я ее сделал публичной, подробно изложив все факты, причем не кому-нибудь, а специалисту по отклонениям. И теперь она уже не может быть кусочком моего внутреннего мира, теперь это захватит меня всего, и я стану официально чокнутым. Зачем я это сделал? Зачем я вообще сюда пришел? Неужели я не мог спрогнозировать заранее последствия? Все эти мысли множество раз прошли в моей голове за те несколько минут, которые мой собеседник потратил на записи в блокнот, и привели меня в полное замешательство. Настолько сильное, что на лбу выступил холодный пот, а все силы стеклись в центр груди и сжались там в испуганный комок. Последний раз нечто подобное я испытывал еще в школе, когда в процессе обычной диспансеризации зубной врач не только обнаружил две дырки у меня в зубах, но и решил их тут же вылечить. Тогда мне удалось избежать болезненной процедуры, пообещав, что у меня есть знакомый дантист и я непременно к нему обращусь. Но что я могу сделать сейчас? Сказать, что пошутил и как можно скорее сбежать отсюда, пока этот врач не вызвал санитаров?

В следующий момент Станислав Олегович поднял взгляд от своих записей и посмотрел на меня очень пристально. Его лицо не выглядело озабоченным, поэтому я немного успокоился. Комок в груди стал медленно таять, отдавая силы обратно в тело. Волна замешательства схлынула, но не до конца. Ведь сохранялась еще вероятность того, что для опытного специалиста сталкиваться с психами и сдавать их в лечебницу настолько обычное дело, что оно не отражается на лице в виде каких-либо сильных эмоций. Но через секунду Станислав Олегович улыбнулся своей мудрой доброжелательной улыбкой и развеял ей остатки моих опасений. Не то чтобы я был уверен, что психам врачи не улыбаются, скорее наоборот, но его улыбка мне показалась искренне доброй, не предвещающей никакого насилия.

– Как вы относитесь к гипнозу? – спросил меня он, продолжая улыбаться.

– Никак, – ответил я. – Ничего особо про него не знаю, никогда под ним не был.

– Как смотрите на то, чтобы побывать?