О гвоздях

В первые несколько месяцев после свадьбы все было хорошо: Венечка и Танечка, казалось, сияли от счастья. Но приближался срок: через два месяца Танечке предстояло родить своего первенца. Впервые в молодой семье появились слезы, капризы и ссоры. Таня кричала, что Венечка ее не понимает и не любит, а он от этих слов буквально сходил с ума, не зная, как еще показать ей свою любовь. Он перестал ходить на пары, постоянно бегал в магазин за новыми капризами жены, истратил все свои накопленные деньги, попросил у меня и матери в долг и отчаянно искал выход из этого финансового тупика. Но выхода не было.

Тогда-то впервые из разговоров с Венечкой я услышал повторенное несколько раз прерывающимся голосом "Голубое пальто".

Наверно, Танечка увидела это пальто в интернете или на каком-то рекламном проспекте. "Голубое пальто" стало ее главным капризом: ей так хотелось иметь это пальто, что она выпрашивала его у Венечки то со слезами, то с угрозами, подключая к делу свое здоровье и здоровье ребенка, восхитительный аргумент "ты меня не любишь" и еще массу других. Венечка и рад был купить это "проклятое голубое пальто", как он сказал однажды в сердцах, но, к сожалению, лишних денег у молодой семьи не было вообще, а на ценнике пальто была обозначена довольно крупная сумма.

Время шло, роды приближались, а голубое пальто так и не было куплено. В конце концов Танечка прибегла к безотказному методу. Грустно потупив свои прекрасные глаза и заламывая изящные тоненькие руки, она, умело всхлипывая, заявила, что уезжает к родителям, потому что Венечка не любит ее и ее ребенка. Танечка говорила, что не хочет навязываться человеку, который ее не любит, что вполне может вырастить ребенка сама и ни в чем не осуждает Венечку. Наверно, глаза, сияющие благородством и гордостью униженной добродетели, обманули бы кого-угодно. Венечка же потерялся совсем. Рыдая, он упал к ногам Тани, поклялся в вечной любви и обещал купить хоть десять голубых пальто, если Танечке они так нужны. На следующий день он занял деньги у меня, у матери и у других приятелей, набрал нужную сумму и купил то самое голубое пальто. Наградой за этот подвиг стали сияющие счастьем и радостью глаза его любимой Танечки. Голубое пальто повесили на почетное место – тоненькую ореховую вешалку в форме креста – подарок на свадьбу: беременная Таня была слишком большой и так и не смогла влезть в пальто. Жаль только, что один из крючков вешалки недавно упал и закатился за тумбочку, поэтому дорогое и красивое голубое пальто пришлось повесить на обыкновенный гвоздь.

Вскоре после этого Танечку увезли в роддом, где она и родила крошечную девочку, которую Венечка тут же назвал Анечкой. Хотел Танечкой, но я и его мать отговорили. Анечка родилась здоровой крепкой девочкой, и уже через несколько дней Таню с ребенком выписали.

Начались суровые семейные будни. Первые месяцы Таня худо-бедно справлялась и терпела постоянный плач Анечки. Девочка не ограничивалась днем и плакала почти всю ночь, так что ни мама, ни отчим не высыпались. Но потом Тане это надоело – она никогда не отличалась долготерпением – и она, оставив ребенка на попечение Венечки (которому, кстати, пришлось бросить университет, что он и сделал без единого сомнения). Таня, надевая свое голубое пальто, с утра уходила из дома и возвращалась поздно вечером, каждый раз находя оправдания своим отлучкам – то она искала работу, то встречалась с подругой, то ходила по магазинам за одеждой для маленькой Анечки, но ничего не нашла. И Венечка самозабвенно верил всему, что бы только не говорила его жена, и лишь кротко заботился об Ане: кормил, менял пеленки, стирал, выходил с ней погулять.

И вроде бы ничего не предвещало последующих происшествий.

Но однажды весенним днем случилось страшное событие.

Любимая, дорогая, добрая и великодушная Танечка просто не пришла домой.

Не пришла она и на следующий день, и через неделю, и даже через месяц Венечка не получил от нее никаких вестей. Его мать обзвонила все городские больницы, морги, ночлежки и тюрьмы – Танечки нигде не было. О ее местонахождении не знали даже ее родители. Таня бесследно исчезла, и только ее красивое голубое пальто сиротливо висело на гвозде тоненькой ореховой вешалки в форме креста.

Нельзя сказать, что Венечка переживал. Переживание – слишком мягкое слово для обозначения чувств, которые испытывал тогда мой друг. Слезы, истерика, полное безумие в лице и боль, плескающаяся в глазах – таким я увидел Венечку, когда пришел навестить его через три дня после исчезновения Танечки. Он, кинувшись мне на шею, и обильно поливая мое плечо слезами, исступленно бормотал, что он во всем виноват, что он не уберег Танечку, и что теперь его жизнь не имеет смысла. Через неделю его буйные истерики и рыдания перешли в полнейшую апатию: весь день Венечка мог недвижимо просидеть на кресле, уставившись в одну точку. Анечкой все это время занималась его мать.

Откровенно говоря, я отлично понимал, что случилось с Танечкой – она просто сбежала от мужа, оставив ему своего ребенка. Как, зачем, почему – наверно, я мог ответить на эти вопросы: такие люди, как Танечка, легко поддаются анализу и поиску тенденций и закономерностей поведения. Скорее всего, думал я, она ушла искать более хорошую партию для себя, одновременно отделавшись от ненужного груза – Анечки. Конечно же, ничего из своих мыслей я не открывал Венечке – не хотел расстраивать его еще больше. Он же, казалось, думал, что Танечка исчезла, просто растворилась в воздухе, ему даже и в голову не пришло обвинить в чем-то его любимую жену.

Несколько месяцев не отпускала Венечку апатия. Доходило до того, что Венечка неделями не выходил на улицу, молча страдал и лил слезы ведрами, все время задавая себе одни и те же вопросы. Но ответов, как и вестей о Тане, не было.

Однако потом Венечка вдруг взял себя в руки. Собрался, отбросил слезы и апатию в самый дальний уголок души и вернулся в мир. Вспомнил о своей неродной полугодовалой дочке Анечке и всерьез занялся ее воспитанием. Венечка при помощи матери устроился на хорошую работу и через некоторое время смог вернуть все деньги. Чуть позже он оформил над Анечкой опекунство, и вот неродной ребенок стал родным. Венечка души не чаял в Ане, задаривал ее сладостями и игрушками.

Казалось, привычный оборот жизни стал восстанавливаться. Венечка уже не грезил мыслями и мечтами о Танечке, перестал надеяться на ее возвращение, но, по-видимому, любил ее, как и прежде, если не больше.

Из всех Таниных вещей, после того, как его мать устроила капитальную уборку и выбросила все ненужное, осталось только то самое красивое голубое пальто, как и прежде висевшее на гвоздике ореховой вешалки в форме креста. Именно на нем теперь и сосредоточилась великая любовь Венечки к Таньке, ведь эта вещь хранила в себе ее тепло, последние ее прикосновения, ее энергетику. Не знаю, как так получилось, что Танечка забыла прихватить свое любимое пальто, но оно висело, своим видом напоминая о потерянном Венечкином счастье, о днях, которые они провели вместе, о свадьбе – самом счастливом дне, о всех ссорах и спорах – в общем, обо всем, что связано с Таней.

Стоит ли говорить, что со временем похожая на крест вешалка с гвоздем и висящим на нем голубым пальто стала в маленькой квартире святым местом, местом паломничества, которое каждое утро и каждый вечер совершал Венечка. Сначала иногда, раз в несколько дней, потом чаще, потом несколько раз в день, а потом и в соответствии с негласным расписанием он прикладывался губами к успевшему покрыться пылью пальто. Теперь Венечкин день обязательно включал в себя несколько минут, проведенных в молчании, грусти и страстных мечтах перед пальто, а иногда и в разговорах с ним. Наверно, немного странно это слышать, но теперь неизрасходованная Венечкина любовь нашла для себя три объекта: маленькую дочку Анечку, мать, всегда помогающую ему, и голубое пальто.

Никогда не замечал за Венечкой привязанности к вещам – наоборот, восхищался им, когда видел, что он с радостью отдаст последнюю рубашку нуждающемуся человеку. Я-то так точно не умел, последняя рубашка, деньги, другие вещи становились для меня родными, когда оставались последними. Венечка же был человеком щедрой души, не привязывающимся к вещам. Но тогда… Тогда в Венечке словно бы что-то изменилось или надорвалось. Ничем другим я не могу объяснить этот индивидуальный культ голубого пальто. "Что ж, – думал я, – наверно, такая любовь не проходит бесследно, и душе нужно некоторое время, чтобы вернуться к своим привычкам и найти новый объект для привязанности". Я успокаивал себя этой мыслью, но видел, что с каждым днем пальто занимает все больше места в душе Венечки.

Прошло несколько лет в слепом почитании голубого пальто и без единой весточки от Тани. Тем временем Анечке исполнилось 4 года. Венечка и его мать души не чаяли в ребенке: спокойная, веселая, не по годам умная и сообразительная девочка была так похожа на Таню, что казалось, что это маленькая Танечка стоит перед ним, улыбается и протягивает к нему свои маленькие ручки. Анечка хорошо знала, что ее папа сделает все, что она попросит. А если не сделает, то можно чуть-чуть поплакать, и уж тогда точно сделает. Но также Анечка знала, что во всем доме есть место, где ей нельзя играть и баловаться – угол прихожей, где стояла ореховая вешалка с гвоздем, на котором висело голубое пальто. Однажды, когда Анечка случайно оборвала петельку Пальто, ей сильно досталось от Венечки и некоторое время пришлось стоять в углу. В остальном Венечка был просто идеальным папой: его ставили в пример соседи, воспитательница в детском саду и даже местный журналист, который как-то пришел к отцу-одиночке и взял у него интервью.

Но вот, через четыре с половиной года после исчезновения Танечки случилось событие, которое опять подкосило Венечку на несколько месяцев. Его квартиру ограбили неизвестные, которых так и не нашли. Забрать успели немного, возможно, кто-то спугнул грабителей: дорогой телевизор, компьютер, деньги, украшения – почти все было на месте. Кроме микроволновой плиты, пары фарфоровых статуэток и… голубого пальто. Грабители, сами того не сознавая, забрали самую дорогую вещь в этом доме. Думаю, если бы Венечка случайно застал воров в квартире, он сам бы предложил им телевизор и все деньги, лишь бы они оставили ему пальто. Но не случилось, Венечка зашел в подъезд ровно через 5 минут после того, как воры, со слов соседки, с тканевым свертком выбежали из двери и скрылись за углом. Последнее воспоминание о Татьяне бесследно исчезло, как и она сама.

Венечка слег с сердечным приступом. Слабым голосом он, лежа в больнице, говорил мне, что больше не видит смысла жить, что его единственная любовь исчезла насовсем и он не знает что делать. Он боится возвращаться домой и смотреть на ставший пустым угол. Он проклинает себя за то, что в тот злополучный день задержался на работе и упустил грабителей. Он не проклинает воров, но просит у провидения вернуть ему пальто, больше не надо ничего. Но нет никакой надежды, что красивое голубое Танечкино пальто когда-нибудь займет свое место на гвозде ореховой тоненькой вешалки, похожей на крест.

Он поднимал на меня полные мольбы глаза, как будто думал, что я пришел для того, чтобы с видом профессионального фокусника неожиданно достать пальто из-за спины. Но у меня его не было, и я даже не знал, как утешить Венечку. Не знал, хотя бы потому что не понимал: причина болезни казалась мне надуманной и нелепой. Но, с другой стороны, я никогда не замечал за Венечкой такого артистизма. Что ж, наверно, он не притворялся и глубоко страдал, но мне была непонятна причина его страданий.

Венечку выписали из больницы, и он вернулся к матери и Анечке. Угол прихожей так и оставался пустым. Погоревав еще несколько месяцев по утраченному пальто, Венечка нашел себе новый объект для своей великой любви – гвоздь, приколоченный к ореховой вешалке в форме креста. Ведь до этого гвоздя когда-то дотрагивались тонкие Танечкины пальчики, на этом гвозде висело красивое Танечкино голубое пальто, которое сохранило в себе Танечкино тепло и которое теперь потеряно навсегда.

Итак, предмет ежедневных молений, разговоров и паломничеств снова нашелся. Кто бы мог подумать, что им станет обыкновенный гвоздь. Но Венечку уже ничего не смущало: почти обезумев из-за тоски по Танечке, он обклеил вешалку розовыми и алыми лентами, любимыми оттенками Тани и поставил рядом огромную вазу с букетом роз, который периодически менял. Вскоре вся квартира наполнилась нежным ароматом роз.

И снова жизнь начала возвращаться на круги своя. Да, Венечка сильно тосковал по Танечке и по Танечкиному пальто и, по его словам, любил Танечку так же сильно, как и прежде. Но что же делать, когда любовь переполняет душу, а человека, который стал причиной ее, нет рядом? Венечка нашел свой путь.

Все шло своим чередом: Анечка ходила в детский сад, играла с подружками, с криками бегала по двору и каталась с горок, Венечка упорно работал и по утрам и вечерам, поцеловав маму и Аню, уходил в прихожую и некоторое время молча смотрел на гвоздь. Незаметно появилось, казалось бы, ушедшее в прошлое негласное расписание, Венечка с каждым днем чувствовал себя увереннее, а Анечка, умная девочка, поняла, что в углу прихожей снова нельзя играть.

Дни и месяцы бежали так быстро, что я даже не заметил, как Анечка доросла до старшей группы детского сада и уже мечтала о школе. Но до школы был еще целый год, а Анечка уже научилась читать по слогам и писать большими кривыми буквами. Аня, за исключением внешности, оказалась удивительно не похожей на свою мать: по моему глубокому убеждению, Танькой страсть к нарядам, косметике и безмозглой болтовне была впитана с молоком матери, в то время как стремлением учиться, узнавать что-то новое и шевелить мозгами бог ее обделил. Анечка же любила читать книжки вместе с папой, любила рисовать, любила заваливать вопросами и нетерпеливо прыгая рядом, ждала ответов.

Анечка была очень любознательной, любопытной и упрямой. Сочетание всех этих качеств для ребенка – это непременная причина получения многочисленных ссадин и синяков, для родителей же – основа для постоянных тревог, беспокойства, плохого сна и стресса. Возможно, то самое любопытство однажды и сослужило Ане плохую службу.

Еще одно событие, потрясшее уютный мир, Венечки, случилось по вине Ани.

Аня часто видела, как ее папа стоит перед деревянной вешалкой и подолгу смотрит на странный кривой гвоздь. Она не понимала, что делает Венечка, но, как каждый маленький ребенок, хотела узнать, что же такого странного в этом гвозде. Венечка не отвечал на ее наивные вопросы или ограничивался стандартным взрослым "Ты еще маленькая!" и этим, наверное, сам спровоцировал то, что случилось потом. Я не знаю, сколько времени, сил и упрямства понадобилось Анечкиным маленьким ручкам и сколько раз она бегала на кухню за табуретом, но будущее и новый поворот судьбы для Венечки наступили очень скоро: Аня расковыряла гвоздь, разворотив при этом часть вешалки.

Она мило сидела на полу и внимательно осматривала гвоздь со всех сторон, когда с работы пришел Венечка, увидел святой гвоздь в маленьких ручках, развороченную вешалку и упавшие ленты, обомлел, скатился по стене. Аня испуганно отшвырнула гвоздь в сторону (увидев это, Венечка окончательно потерял сознание) и побежала будить бабушку, которая так некстати уснула два часа назад, оставив деятельного ребенка смотреть мультики.

Некоторое время Анечке пришлось постоять в углу, понурив голову и глотая слезы. Я уверен, что девочке так и не объяснили, за что ее наказали. Кривой гвоздь нашли и вставили на свое прежнее место, ленты заклеили, в вазу добавили воды, букет роз поменяли. Постепенно все успокоились, и только Анечка теперь боялась подходить к злополучной вешалке и каждый раз, выходя на улицу, обходила ее, прилипнув спиной к противоположной стенке. Одно только тревожило Венечку: гвоздь в развороченной части вешалки держался плохо и его можно было с легкостью оттуда вытянуть. Но Венечка понадеялся (и был прав), что Аня – девочка понятливая, и одного строгого наказания ей вполне достаточно, чтобы больше не расстраивать папу.

И снова привычный уклад жизни стал восстанавливаться. Опять поклоны и молитвы гвоздю, вечная любовь к Танечке, забота об Ане и матери и работа заняли свои места в жизни Венечки. Похоже было, что теперь уже больше ничего не омрачит счастье этой маленькой, неполной, но такой полноценной семьи. И даже ореховая вешалка с кривым гвоздем, похожая на крест, кажется, расцвела: пестрые розовые и алые ленты оживляли мертвое дерево, а розы в вазе наполняли все вокруг нежным ароматом.

Потянулись приятные и спокойные дни, совсем неожиданно наступил май. Венечка работал, его мать сидела дома, а Анечка исправно ходила в детский сад и же хорошо умела считать, писать и читать.

Казалось бы, ничто не предвещало трагедии, и Венечка, приходя ко мне в гости был на удивление оптимистичен и весел. Он с гордостью рассказывал мне про успехи Ани, про свою работу, донимал меня вопросом, когда я женюсь и сам создам семью. Я лишь ухмылялся и переводил тему.

В тот день, в середине мая, по словам Венечки, его мать и Анечка отправились гулять по городу. Девочка очень любила такие прогулки, потому что они предполагали много мороженого и сладкой ваты. Венечке же в голову пришла светлая мысль – попытаться починить ореховую вешалку в прихожей и укрепить наконец столь шаткое положение гвоздя. Несколько недель назад он повесил рядом с гвоздем фотографию юной Танечки и хотел, чтобы последнее воспоминание о ней соответствовало ее милому личику.

Венечка со свойственной ему аккуратностью и последовательностью убрался в прихожей, протер везде пыль, поменял цветы в вазе и только тогда приступил к своему ответственному делу. Он принес маленький, но тяжелый чемодан с инструментами, положил тумбочку рядом с вешалкой. Слегка покряхтел, настраиваясь, вздохнул и с замиранием сердца протянул руку к гвоздю. Но не дотронулся, а резко вскрикнув, отдернул руку и побежал в ванную мыть руки с мылом – еще бы, хотел грязными руками дотронуться до святого! Вымыл, опять подошел к вешалке и, еле сдерживая дрожь волнения в ногах, снова протянул руку за гвоздем, уже предвкушая, как холодная сталь нальется теплом в его руках.

Но не успел. В дверь тоненько постучали. Так робко и тихо, как может только изящная женская ручка. Потом еще раз и еще. Рука застыла в воздухе на полпути. Венечка оглянулся на дверь, а внутри тоскливо заныло сердце. Что-то безумно знакомое, то, что хочется забыть, но забыть никак не получается. Венечка выпрямился и весь неестественно прямой медленно подошел к двери тяжелыми шагами. Замок открылся со щелчком, похожим на свист падающего лезвия гильотины. Венечка никогда не слышал, как именно свистит падающее лезвие, но в ту минуту был уверен, что именно так.

Дверь открылась с легким скрипом. На пороге стояла Она – повзрослевшая, чуть пополневшая, чуть загоревшая, но все такая же прекрасная и родная, как и всегда. Заглянула в лицо своими красивыми глазами, робко улыбнулась одними губами и перешагнула порог. Венечка как во сне смотрел на свою Танечке и не мог вымолвить ни слова. Он застыл столбом в дверях, так что Тане пришлось немного его подтолкнуть, чтобы протиснуться между ним и дверным косяком. Некоторое время они молчали и смотрели в разные стороны: Венечка – бессмысленным и безумным взглядом на Танечку, Танечка – прямым, чуть смущенным и одновременно резким взглядом в пол.

– Ну привет, – наконец нарушила молчание Таня.

Венечка лишь промычал что-то неразборчивое.

– А я в город недавно приехала, сил нет, как захотела тебя повидать, – продолжила она.

Венечка все молчал.

Таня еще чуть-чуть помолчала и пошла в наступление.

– Знаю, ты, наверное, каких только плохих вещей обо мне не думаешь. Но ты ведь меня любишь, да? – робко, по-щенячьи, заглянула она в его глаза, и Венечка остался беспристрастным, только потому, что все еще не отошел от изумления, шока и урагана чувств внутри.

Танечка же растолковала его молчание по-другому.

– Понимаешь… Я вдруг влюбилась! Влюбилась так сильно, как никогда в жизни не любила! – с романтичными завываниями начала Таня, которая никогда не была артистичной. – Я забыла обо всех любимых людях, о тебе, об Анечке… А все из-за него, он окрутил меня, увез в другой город и заставлял жить с ним столько лет! Не жалел меня, издевался надо мной, а потом бросил! Не то, что ты, мой дорогой, мой любимый… – она попыталась обнять Венечку, но тот лишь безмолвно отодвинулся в сторону.

И тут милую, добрую и заботливую Танечку прорвало:

– Да виновата я, виновата, доволен? – с перекосившимся лицом истерично заорала она на Венечку. Ушла от тебя к другому, а от него к третьему, он меня и выгнал! Опять к тебе вернулась, буду тут жить, больше мне негде! Вот теперь и радуйся, что я, вся такая прекрасная, вернулась снова к тебе, Венечка! – злобно закончила она.

Венечка опять что-то пробормотал.