На место едем молча. Все настраиваются на бой, понимая, что кто-то сегодня может не вернуться домой. Работа у нас такая, никто не жалуется, но к жизни и смерти относятся по-особенному.
Тачки бросаем на подъезде к промзоне. Дальше пешком, прислоняясь к стенам и рассыпаясь по территории согласно плану. Связь в ухе, слышим друг друга отлично.
Первые выстрелы и хриплый стон прорезаются уже через десять секунд.
Начинается обратный отсчёт зачистки.
Крадусь вдоль одной из бетонных безликих стен, удерживая оружие в боевой готовности. Замираю, прислушиваюсь к приближающимся шагам. Действую на опережение, производя два точных выстрела. В стену недалеко от моего уха влетает пуля.
Ну говорил же, мне всегда целятся в голову!
– Ах ты ж, сука, – шиплю, ныряя в нишу между постройками.
Ещё один выстрел в мою сторону.
Быстро прикидываю, из какого угла стреляют. Перекатываюсь и снимаю стрелка с колена. Темно уже. Эхо быстрых шагов, хрипов, выстрелов заполняет пространство. Ориентироваться становится сложнее.
– Сколько их? – спрашиваю в гарнитуру.
Тех, что мы насчитали, уже давно убрали, но перестрелка продолжается и только набирает обороты. Значит, моё чутьё снова меня не подвело и здесь люди не только по поводу земли, но и по мою душу. Это своеобразная охота. За годы службы я накопил связи, деньги на своих счетах и ещё информацию, а кто владеет информацией, как известно, владеет миром. Я не претендую, но некоторые этого не понимают.
– А хер его знает, – раздаётся в ответ.
– Ворон, послушай, – зовёт Мирный. – Сегодня ты останешься здесь, – предсмертный хрип от «чужого».
Оглядываюсь на шаги. На меня выскакивает «тело», стреляю в него и тут же задыхаюсь от резкой боли, пронзившей меня. Я знаю эту боль. Так в живую плоть входит пуля.
– Крыша! – орёт Мирный, уже не шифруясь.
– Ворон! Блядь, Ворон! – с другой стороны.
– Ложись! – прикладываю ладонь к ране.
Рывок вперёд, роняю своего бойца, закрывая собой, и ловлю ещё одну пулю.
В глазах темнеет, дышать становится не просто больно, каждая попытка вдохнуть ощущается невыносимым жжением. Футболка стремительно пропитывается моей кровью. Я откатываюсь на спину и понимаю, что встать больше не могу.
Всё, пиздец птичке?
Из горла свист, во рту привкус металла, и темнота вокруг становится ещё гуще. Фоном голоса.
– Зачистили. Как он?
– Хуёво, – отвечает кто-то из моих.
– Скорую надо, – Мирный.
– Нель-зя, – едва слышно говорю ему. – С-сами в-выт-тас-скив…
Темнота…
Боль…
Сдохнуть, конечно, хотелось не так. Промзона – далеко не предел моих мечтаний. Мозг ещё пытается что-то соображать в привычной цинично-ироничной манере. Прямо как шестнадцать лет назад, когда нас подставили на тот момент ещё свои, и я на пару месяцев застрял в тёмном подвале, где всегда было холодно, пахло моей кровью, сыростью и день перепутался с ночью. Тогда выжить мне помогли как раз чёрный юмор, цинизм и злость. Сидишь ты без сил, липкий весь, потный, вонючий, привязанный с стулу. Тебя пиздят и режут всем, что попадается под руку, а ты шлёшь их нахуй и улыбаешься, ведь теперь есть ради чего цепляться за эту чёртову жизнь зубами. Теперь дома ждут. Маленькая уютная ведьмочка…
Когда все уходили, я представлял, как она хозяйничает в моей холостяцкой квартире, как та пахнет простой домашней едой, как любимая девочка греет ставшую нашей постель и, наверное, скучает. И я скучал.
Мля, как я по ней скучал!
Темнота становится ещё гуще. И боли уже почти нет. Я себя не чувствую.
Уплываю без надежды увидеть свет в конце тоннеля.
И тут снова резкая боль. Кажется, она обжигает мне мозг, но ни заорать, ни пошевелиться я не могу. Веки приоткрываются. Передо мной расплывчатый силуэт, но всё равно такой узнаваемый.
Так выглядит агония?
Можно выключить? Перемотать дальше и уже сдохнуть?
– И-ра… – произношу, отдавая на эти три буквы последние силы.
Глава 3
Ирина
Тяжёлый вдох и мучительный выдох. Сквозь боль и слёзы, которым не суждено пролиться. Никогда больше. Мгновение слабости, и пелена сползает с глаз, а сознание проясняется. С ума сошла? Так и хочется отвесить себе подзатыльник. Я всего лишь врач, а не господь бог.
Откидываю эмоции в сторону и приближаюсь к Ворону. Его имя я забыла, вычеркнула из своей памяти, как ненужный элемент. Титаническим усилием воли заставляю себя не смотреть на него, абстрагироваться от личности и заняться прямыми обязанностями. Задираю футболку и вижу два пулевых ранения. Одно задело по касательной, второе оставило малоприятную дыру в правом боку. Кровит сильно, и просто так остановить не получится. Но я всё равно прижимаю к ране тампон и оборачиваюсь к мужчине, чьё присутствие до сих пор ощущаю.
– Надо срочно в больницу.
– Исключено, – тот хмурится и качает головой.
Но я же не волшебник. Перевожу взгляд на Ворона. И судорожно пытаюсь что-то придумать. Проверяю зрачки – он утекает. Пульс на сонной артерии не прощупывается.
– Не дышит, – шепчу в ужасе.
Только не это. Нет, пожалуйста. Не надо. Я не хочу.
– Помогите!
– Чем?
– Вниз его, на пол, срочно.
Мужчина одним рывком перекладывает Ворона и разрывает футболку. Падаю на колени, складываю руки на груди Ворона и начинаю ритмично качать.
– Срочно в машину, – кричу я. – Дефибриллятор мне и кислород.