Я тебя не предавал

– Очнулся, – знакомый выдох облегчения.

Медленно поворачиваю голову на звук. Крупный силуэт, явно мужской, становится чётче. А я видел другой… Голове моей слишком не нравится думать, она сопротивляется, мозгом выдавая сигналы для усиления боли в теле.

Кайф, кончу сейчас!

Даже стон получается эротически-хриплый.

– Щас обезбол дам, потерпи.

– Мир-ный, – отыскав в себе силы, узнаю друга из другой стихии – боевого. Мы с ним шестнадцать лет назад прошли через адскую мясорубку, сбились со счёта, кто кому сколько жизней должен теперь. Сошлись на ничьей.

– Я, Ворон, – подтверждает он.

Повернув голову, смотрю, как он ловко шприцем вводит лекарство прямо в пакет с другим. Или что там такое?

– Рассказывай, – хриплю я. – И… воды дай.

Всё, силы опять заканчиваются. Мирон подносит к моим губам стакан с пластиковой трубочкой.

– Пару глотков.

«Да, мамочка» – хочется съязвить, но я пью. Вода кажется слишком холодной, противной, сладкой, так что больше пары глотков в меня и не влезает.

– В общем, одна пуля по касательной, – отчитывается Мирон, – вторая в тебя вошла, но повезло, что печень не задета. Вынули, зашили, крови в тебя влили. Обезбол действует?

– Да. Кто шил? Где? – сейчас мы у меня в квартире, у Мирного есть ключ на экстренный случай.

– Да баба какая-то. Мне не до знакомства было, знаешь ли! В скорой оперировали, я в больницу не пустил. Всё по инструкции. Ну и по-человечески, – усмехается он. – Не хотелось бы тебя потом из морга забирать.

– Трупов боишься? – нахожу силы для усмешки.

– Раз язвишь, значит легче, – лыбится Мирон.

– Она же будет молчать? – спрашиваю уже серьёзно. Хорошо под обезболивающим. В голове прояснилось и даже почти не качает уже.

Прошу ещё воды. Трубочка неприятно царапает пересохшие губы, а жидкость всё ещё холодная и противная. Организм искажает вкусы и восприятие температур. Благо, это скоро пройдёт. Проходили.

– Само собой. Ты много не говори пока. Нельзя тебе. И старайся особо не двигаться, порвёшься, я так аккуратно, как она, не зашью.

– Мирный, стой, – зову, пока он не свалил с моим стаканом куда-то.

– М? – притормаживает.

– Капельницу кто ставил?

– Я. Врач расписала всё, а втыкать иголки в тебя даже приятно, – снова ржёт и уходит.

А я закрываю глаза, стараясь детально вспомнить вчерашний вечер. Это была засада. И, вероятно, тендером просто прикрывались. Конкуренты так бабки решили отбить? Потом с ними разберусь. Это не страшный враг. А вот те, кто в меня стрелял…

Мирный возвращается, ставит рядом со мной стакан и уходит в кресло. Там телек работает, я теперь легко его идентифицирую.

Отключаюсь от него и выстраиваю картинку дальше. Боль от первой пули была сильнее, фантомная отдаётся в боку и тут же отпускает. Значит, она была той самой, что чуть не унесла меня на тот свет. Вторую я вообще не ощущаю.

– Мирный, вторая пуля куда вошла? – уточняю у друга.

– По касательной.

– Ты забрал?

– Ту, что из тебя вытащили? Да, забрал. Отдам потом.

– Хорошо.

Надо самому на неё посмотрю.

Снова напрягаю память, но дальше всё плывет. Я помню боль, голоса, запах лекарств и ещё один, очень знакомый.

– Ссххх, – втягиваю воздух через сжатые зубы.

– Паш? – подрывается Мирон.

– Нормально всё, не мешай, – прошу его.

Тонкий аромат цветочного масла, тёмные волосы, болотные глаза, голос… Ира.

Это может быть она?

Блядь, это была бы самая жёсткая насмешка надо мной. Я слишком долго её любил и ненавидел, чтобы мы встретились вот так! Но она сделала выбор. И даже не соизволила сообщить мне об этом лично. Что это была за игра в любовь тогда, я так и не понял. Настолько не понравился наш первый секс? С ним понравилось больше?!

– Ммм, – от вспыхнувшей злости всё тело напрягается и взрывается болью.

– Ворон, ты чё! – подскакивает Мирный.

Часто дышу, приложив ладонь к плотной повязке.

– Обезбол нельзя больше, – говорит друг. – Сильный очень.

– Переживу, – сдавленно сиплю я, пытаясь просто перетерпеть приступ и начать снова дышать.

С этой зеленоглазой ведьмой было так же хорошо, как сейчас больно.

Выдыхаю, делаю несколько глотков воды.

– Мирный, как выглядела баба, которая меня шила? – сморгнув пелену перед глазами, смотрю на друга.

– Да я помню, что ли? – отмазывается он.

– Мирный! – рявкаю громче и снова морщусь от боли.