Грааль клана Кеннеди

– Привет, Марго! – Корольков-старший приветственно поднял руку.

– Добрый день!

– Давай посмотрю, кого ты привела. – И он устремил на Марусю цепкий взгляд, от которого мурашки побежали по коже и словно камень в горле встал, который Маруся постаралась поспешно сглотнуть.

– Хороший специалист. Все сделает как надо. Новые силы в нашей команде нужны, – торопливо говорила Маргарита. В ее голосе слышались заискивающие нотки. Маруся удивилась, Марго ей казалась надменной, знающей себе цену, и такой тон с ней не вязался. И вправду старик – крутой перец, раз с ним так носятся.

– Силы да, нужны. А что ты умеешь? – обратился он к Марусе.

– Разрабатывать стратегию. Исполнять ее, предлагать конкретные решения и способы реализации. Все зависит от конкретных задач.

– Исполнять… стратегию… – он задумался. – Марго! Оставь нас одних. Слышишь?

Позади Маруси зацокали каблуки Маргариты.

– Теперь лучше. Садись поближе. Сейчас Петя чай принесет. Или ты хочешь кофе?

Маруся опустилась в кресло и едва не утонула в нем – такое глубокое.

– Мне все равно.

– Уже неплохо, – пробормотал старик. – Покладистая…

Перед ними вырос Петя с подносом, на котором стояли чашки чая и маленькое блюдце с сухими печеньями. Бутылка коньяка и две рюмки.

Петя поставил поднос на столик на колесиках и подкатил к хозяину. Теперь столик был между ними.

– Все, Петя, свободен. Сейчас мы с девушкой почаевничаем. – Корольков-старший подмигнул Марусе. – Наедине. Я тебя позову, когда понадобишься. Будь рядом.

Петя немедленно исчез. Маруся уже поняла, что этот старый перец Повелитель бурь или кто-то в этом роде – все появляются и исчезают по одному его знаку. Он имеет влияние на людей, даже если сам и не замечает этого. Или все-таки замечает? Власть – она сродни наркотику. Эту мысль ее начальник всегда любил повторять: власть – самая сильная эмоция и зависимость. Это еще хуже, чем самая сильная наркота…

Корольков наполнил рюмки коньяком и протянул одну Марусе.

– За успех! Мой сын должен стать мэром этого гребаного городишки. И точка.

Маруся удивилась: почему городок «гребаный»? Ведь это очень красивый город, удивительно красивый, он нравится с первого взгляда. Но промолчала, вдруг сообразив, что люди в политике отрешены от эмоций и оценок, они мыслят отвлеченными категориями. Полезность – бесполезность. А красота – слишком эфемерна и не нужна. И городишко – гребаный, потому что трамплин для других широт и просторов. Она чуть не рассмеялась. Потому что работать с предсказуемыми людьми очень просто, как говорил ее шеф. Все как на ладони: алчность, жадность, торопливость. Они как дети: праздник сию минуту, здесь и сейчас, вынь да положь им на блюдечке. «Найдите ключ к человеческим эмоциям, – неоднократно повторял шеф, – и вы сможете управлять людьми».

– Этот город – первый этап. – Старик словно озвучивал Марусины мысли. – Потом пойдем дальше. Мой сын достоин большего… В России сейчас нет молодых политиков, способных придать стране динамизм, скорость… Мы, старики, уже мало на что годимся. – Он помрачнел. – Я бы сам поучаствовал в выборах, но ноги… И возраст… А ты толковая и умная… Далеко пойдешь!

– Я еще и слова не сказала, – с иронией проговорила Маруся.

– А я по глазам вижу. И читаю по ним. Как старая и умная собака. Старые люди обычно очень умные и хитрые, только многие об этом не догадываются. Думают, если старые, то дураки, выжившие из ума. Но это не так. Даже, я бы сказал, совсем наоборот. Как коньяк?

– Уверена, что хороший. Я мало пью.

– Молодец! А вот Марго хлещет бутылками, – и снова смешок-карканье. – Хорошая она баба, но отъявленная дрянь, – произнес он с некоторым, как показалось Марусе, удовлетворением. – Уже освоилась в городе? Город хорош. Купцы его обустраивали. – Корольков-старший, видимо, забыл, что несколько минут назад отзывался о городе по-другому. – Главное – начать. Дальше – больше… – Он задумался.

Молчал Эдуард Николаевич долго, Маруся хотела уже кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание, но наконец старик отвлекся от своих мыслей и посмотрел на нее. Но таким взглядом – как сквозь стены.

«Он меня не видит, – констатировала Маруся. – Он весь в себе, в своих раздумьях».

– Приведи моего сына к победе, и я… – он снова замолчал. – Сделаю для тебя все. Квартира? Вилла в Испании? Карьера в Лондоне… Выбирай!

У Маруси пересохло во рту. Она поняла, что старик говорит абсолютно серьезно, и эта серьезность… пугает. Как неизбежность, с которой до поры до времени не хочется сталкиваться. Эта неизбежность может раздавить катком, если не отойти вовремя в сторону. И какой тон! Какая уверенность! А если она не справится? То что? Что с ней будет?

– Ты справишься! – заверил Корольков, вновь угадывая ее мысли.

Она даже поежилась от такой проницательности. Было здорово не по себе.

– И я не шучу, – добавил Эдуард Николаевич. – Еще по стопочке?

– Спасибо. Не буду.

– Я хочу видеть в моем сыне новую политическую силу. В Москве сейчас все выдохлись. Свежие люди придут из провинции. Хотя не люблю я это слово «провинция». – Повелитель бурь, как назвала его про себя Маруся, поморщился. – Глупое слово какое-то. Для меня Москва – провинция. Суматошный город с хамскими жителями.

– Вы жили в Москве? – брякнула Маруся наобум и тут же покраснела.

– Учился, – поправил ее Эдуард Николаевич. – В высшей партийной школе. Была в свое время такая. Вы не застали.

– Зато слышала.

– И то хорошо. Сейчас для многих коммунизм – как замшелый пиджак. А в то время это была отличная кузница кадров. Выходили оттуда люди, готовые к работе и прежде всего к управлению. – Возникла пауза. – Мысли разные одолевают. – Он вздохнул и посмотрел на Марусю. – Вот поживешь с мое, тогда поймешь, как это тяжело, погружаться в воспоминания. Говорят, есть даже молитва, которая избавляет от них. В воспоминаниях нет ничего хорошего, поверь, – чуть ли не сердито сказал Эдуард Николаевич, взял кусочек черного хлеба с тарелки и понюхал его. – Люди, которые, например, жили в Америке, говорят, что так одолевает иногда тоска по черному хлебу, сил нет. Там наш хлебушек черный буквально на вес золота ценится. Тех, кто приезжает в Америку, просят с собой в качестве сувенира захватить черный хлеб. Как особо ценный подарок.

– Вы жили в Америке?

– Нет, – отрубил он.

– А в партийной школе учились давно?

– Давно. А почему тебя это интересует?

– Просто спросила, а что, нельзя? – И уже, в свою очередь, уставилась на Эдуарда Николаевича.

«Ответный удар» – так называлось «зеркальное действие» на сленге их фирмы. «Хочешь, чтобы тебя уважали, – учил ее босс, – умей держать ответку. Причем симметрично зеркальную. Не умеешь – учись, а то заклюют».

– Почему нельзя? Можно. Со мной все можно. – Он усмехнулся. – Можно, но лучше – осторожно.

– Буду иметь в виду.

– А ты мне нравишься, – с расстановкой произнес Эдуард Николаевич. – Давненько я с такими умными не беседовал. А то все: глазки, губки и хлопанье ресницами… Пустота, – сказал, как отчеканил, он. – А ты другая.

И снова глазами зырк. Марусю даже в жар бросило. Еще немного, и она такого рентгена не выдержит. Архисложный мужичок, как они называли между собой трудных клиентов, с которыми приходилось работать.

– Спасибо.

– Взаимно говорить не буду. Спасибо я тебе скажу, когда Пашка победит, а он должен победить. Иначе…

«Иначе, – продолжила Маруся, – ты меня сотрешь с лица земли, уничтожишь на счет раз. Тебе нужна победа сына любой ценой. И нужна я, потому что тебе кажется, что столичная штучка может многое. Ты внимательно посмотрел все рекомендации, может быть, даже навел справки по своим каналам. И выяснил, что я тебе подхожу».