Разбитые часы Гипербореи

Петроград. 1917. Март

– Послушайте, – Алексей Васильевич Кумарин смотрел на своего визави, не скрывая презрения. – Но вы же офицер, присягали царю и отечеству, как вы можете служить этим… – он кивнул на окно, за которым слышался неясный, но вместе с тем четкий гул…

– Попрошу! Не выражаться! – с холодным бешенством ответил Скандаровский. – Да, я с этими…

– Позвольте спросить – почему? – Кумарин уже пришел в себя и смотрел на Скандаровского с нескрываемым любопытством. – Ведь казалось, что ничего не предвещало…

– Здесь вы не правы… – теперь Скандаровский смотрел на Кумарина с плохо скрываемым чувством превосходства. – Вы думаете, это грязные лапотники, которые ворвались во дворцы и будут крушить все подряд? Нет, вы ошибаетесь. Да, на первый план вылезли эти самые… как вы их называете, лапотники, но на самом деле за ними стоит огромная витальная энергия. Вы же знаете, что такое слово «вита» – жизнь, – он прикрыл глаза. – И эти люди, точнее, те, кто стоит за ними, знают, чего они хотят. А вы знаете – чего?

Кумарин посмотрел на своего собеседника с некоторым страхом.

– Помилуйте, Лев Степанович, вы, кажется, уже оправдываете их.

– Я? Ни в коем случае. Я просто вижу то, что, может быть, упускают другие… Я, с вашего позволения… продолжу мою мысль… – Скандаровский вальяжно раскинулся в кресле, в нем было что-то от сытого льва – добродушного и настроенного миролюбиво.

– Да-да, конечно, – Кумарин встал и подбросил полено в камин. – Холодно, – произнес он с расстановкой. Его собеседник сверкнул глазами, но ничего не ответил.

– И эти лапотники думают овладеть миром. Не с помощью завоевательных походов. Хотя возможно все. Но прежде всего они намерены завоевать мир с помощью нового невиданного взрыва энергии. Они придумают новые формы в искусстве – в живописи, в литературе. Они собираются потрясти этот наш старый изнеженный мир… Разве вы не находите? Этот, как его, в желтой блузе – громогласный великан Маяковский, разве он по-своему не прекрасен?

– Помилуйте, Лев Степанович! Этот негодяй Маяковский…

– Почему же сразу негодяй!

– Потому что нашу прекрасную тонкую поэзию он уродует вот этими своими виршами, – последнее слово Кумарин сказал как выплюнул.

– Ничуть! Не надо быть излишне брезгливым… Все новое всегда рождается из старого. В России прежнее уже порядком сгнило, превратилось в труху… Все пришло в некий упадок и загнивание. И эти хулиганы, эти громилы смогут привнести новое вино в старые мехи.

– Категорически не согласен! – воскликнул Кумарин. – Абсолютно. Что может быть лучше…

Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

– Ну, Алексей Васильевич, Северянин тоже по-своему авангарден. Не находите?

– Тогда вот это, – не отступал Кумарин:

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

– Пушкин, конечно, вечен… но и современные поэты замечательны. «А вы сыграть ноктюрн смогли бы на флейте водосточных труб?» – теперь Лев Семенович откровенно смеялся над Кумариным. Он встал со стула, собираясь уходить. – Сочно, ярко… вы не находите?

– Нет! – отрезал Кумарин. – Вы куда-то торопитесь?

– Тороплюсь… у меня одна важная встреча, – сказал Скандаровский, обнажив красивые крупные зубы.

«А ведь красив, сволочь, – с неожиданной злостью подумал Кумарин. – Женщины ему на шею вешаются. И супруга красавица. Правда, говорят, что он ей изменяет порядком. Но Наталья – настоящий ангел, – Кумарин вспомнил, как он бывал в небольшой усадьбе Борисово, доставшейся Скандаровскому от жены. Он помнил Наталью Александровну – среднего роста шатенку с прекрасным цветом лица и прелестными голубыми глазами, которыми она с обожанием смотрела на мужа. А он ее не стоит, неожиданно подумал Кумарин – бонвиван, женщин меняет как перчатки. При том весьма низкого пошиба – певички варьете, куртизанки полусвета. И это несмотря на прелестную жену и дочку. Кажется, малышку зовут Верочка – тоже очаровательное дитя. В мать».

Кумарин вдруг подумал, что он, похоже, завидует Скандаровскому. И это чувство трудно отнести к христианским добродетелям. Но Кумарин ничего не мог с собой поделать. Он был беден, неродовит, за ним тянулся шлейф первой несчастной любви, из-за которой он хотел в свое время даже стреляться. А вот Скандаровскому во всем просто фантастически везет, причем его заслуг в этом никаких нет. Он просто плывет по течению, и оно предоставляет ему самые лучшие виды и возможности…

Кумарин почувствовал, что его чуть ли не трясет от злости. Он отвел взгляд в сторону, чтобы его состояние было не заметно. «Господи, помилуй, – взмолился он про себя. – Завидовать ближнему нехорошо. Хотя какой он мне ближний, зашептал кто-то внутри него, так – знакомый… и то – случайный…»

– Война! – перекрестился он. – Скорей бы кончилась.

При этих словах глаза Скандаровского как-то странно блеснули.

– Она закончится, и самым странным образом, – и он многозначительно хмыкнул.

– Откуда у вас такая информация? – прищурился Кумарин.

– Ну, есть. Имеются в разных слоях общества источники верные, преданные. Информацию мне поставляют исправно…

– И кто это? – вырвалось у Кумарина.

– Ах, ну к чему такое пристрастие…

Кумарин уже чувствовал себя настоящим дураком. Что делать, подумал он. Рвать с ним или подождать? Чем-то Скандаровский его безумно раздражал. И он никак не мог понять – чем.

– Что ждет нас теперь? – Кумарин смотрел на Скандаровского с суеверным ужасом и страхом. – Вы в прошлый раз сказали, что нас ждут потрясения – и вот… Признайтесь, у вас дьявольски точные источники информации? Откуда? Лев Семенович? Вы меня пугаете…

– Слухами земля полнится.

– Я таких слухов не знаю… – Кумарин прикрыл глаза. – Вы лукавите?

– Я? Лукавлю? Ничуть! Наслаждайтесь дивным вечером, этой красотой. Чувствуете нежный запах тубероз, от которого кружится голова, слышите мелодию танго? Завтра ничего этого может не быть. Наслаждайтесь! Послушайте, как поет наша певица Матильда Французская.

Теперь раздались звуки музыки. Женщина низким чувственным голосом пела популярный романс.

Как хороши те очи,
Как звезды среди ночи,
Ваш блеск меня чарует
И сердце мне волнует.
Вас пред собою вижу…

– Божественная, правда? – расплылся в улыбке Скандаровский.

– Да, – с трудом выдавил Кумарин. – И правда хороша!

Через некоторое время та, которую назвали «божественной», проскользнула в кабинет, куда заглянул Скандаровский, и прильнула к нему, взволнованно дыша.

– Завтра вечером. Как всегда? – шепнула она. – Правда?

– Конечно… Жди.

– У меня для тебя есть информация…