Город

– Тайфун! – сказала я.

– Землетрясение и переезд.

– Как ты все эти годы справлялся, бедняга?

– У неё после Москвы всегда так. Действует на неё столица, сам не знаю, почему.

– Вась, а ты в Москве бывал?

– Конечно. У нас же там тётя Паша живёт, мамина сестра. Мы со Светкой поочерёдно у неё бываем, она одинокая совсем.

– Значит, у вас в Москве, можно сказать, жильё своё есть?

– Ну вроде того, – он почему-то напрягся.

– А ты никогда не думал туда перебраться? – я спросила это спокойно, без каких-либо намёков.

– В Москву? А… почему ты спрашиваешь, Ида?

– Ну так… просто. Многие стремятся уехать из провинции, особенно если есть квартира, тем более в Москве… Что ты на меня так смотришь, Вася? – не выдержала я его странного взгляда. – Разве я истину для тебя открываю?

– Я не пойму, зачем ты… – он помолчал. – Знаешь что, давай спать! Я устал, у меня разболелась голова, и вообще…

– Я обидела тебя, Васенька? – растерялась я.

– Не называй меня так! – он вскочил. – Слышишь? Не называй меня так никогда!!

– Хорошо, – оторопела я. – Извини, пожалуйста… Я не знала, что тебе это неприятно. Спокойной ночи, Василий!

– Спокойной ночи, Изольда!

Выходя из кухни, я постаралась не сильно хлопать дверью. И ещё долго, пока сон не закрыл мои веки, мне вспоминалось Васино лицо, а в ушах продолжал звучать отчаянный возглас:

– Не называй меня так никогда!!

Глава 13

Следующее утро началось с невероятного запаха, который проник, кажется, в каждую щёлочку моей комнаты. Что это? Отдалённо похоже на кофе, но в нём я чувствовала и жар прерий, и свежесть зимнего утра… Голова кружилась и безумно тянуло туда, к источнику блаженного аромата…

Ну да, как я и думала, – хозяин квартиры стоял возле плиты, босой, в ярко-зелёных шортах и, помешивая что-то на плите, напевал себе под нос весёлую мелодию.

– Шаманишь?

– Ида! – из руки его выскользнула ложка и, разбрызгивая запах по всей       кухне, замерла на полу.

– Приворотное зелье, небось? Считай, что тебе удалось. Я уже приворотилась! А если ты дашь мне попробовать малю-ю-сенькую капельку – буду вечно твоя!

– Ида, прости меня! – мне показалось, что он хотел упасть на колени. Ну и фантазии у вас, госпожа художница!

– Что, не дашь? – расстроилась я.

– Я всю ночь не спал, Ида! Переживал, что обидел тебя… Прости!

– Да ладно, я уже забыла! Нашёл из-за чего волноваться!

– Правда?

– Совершеннейшая правда! А мне за искренность воздастся, а?

– Ещё как! Садись за стол!

Он засуетился, поднял с пола ложку, бросил её в раковину, схватил другую, чистую, тоже уронил…

– Василий Батькович, расслабьтесь уже. Я здесь и больше ничего плохого не случится. Кстати, я ведь тебе своё мнение о Лике не сказала! Ты знаешь, она мне понравилась, вот честное слово! Деловая, заботливая, не глупая, и, кажется, любит тебя!

– Значит, можно делать предложение? – его неуклюжие движения разом сошли, как ненужная шелуха, и передо мной вдруг предстал собранный и весьма суровый мужчина. – Ты разрешаешь?

– Я, кажется, опять что-то не то сказала?

– Ну почему же…

Он снял с плиты турку, не спеша разлил по чашечкам густой напиток, подвинул ко мне плетёную корзинку с хлебом, вытащил из холодильника сыр – и всё это совершал так спокойно, так размеренно и мрачно, что я даже испугалась. Это был не Вася, а «другой какой-то мальчик» – сказал бы сейчас маленький индеец Лев, и оказался бы прав.

– Василий, что происходит?

– Позволь мне не отвечать на твой вопрос. Ида, и вот ещё что – мы больше не будем говорить о Лидии. Никогда.

– Никогда? – эхом отозвалась я.

– Никогда. Как тебе кофе?

– Божественно.

– Я рад.

Весь день, пока я перебегала из одного дворика в другой, ожесточённо грея собственным дыханием озябшие пальцы – с утра на Арбузов обрушился снегопад, – я вспоминала о Васе. Мне отчего-то страшно было за него, и никак от этого страха я не могла отделаться. Даже частые звонки Матвея, который с утра опять куда-то уехал, не могли унять сосущую тревогу. Я выводила линии на листе, а сама анализировала вчерашний вечер и в который уже раз пыталась понять причину Васиного мрачного настроения. Что было в той записке, которую он держал в руке и которую так неуклюже пытался спрятать? Да и в ней ли дело? Я понимала, отчего так волнуюсь за парня, – за эти несколько дней, проведённых под одной крышей, во мне родилось нежное, похожее на сестринское, чувство, и это чувство накладывало на меня ответственность, хотела я этого или нет. Наверное, мы со Светланой чем-то схожи, если так одинаково и так неистово желаем счастья чудесному, но чересчур мягкому человеку.

Но как бы вывести его на разговор? Я помнила его фразу о вмешательстве в дела постороннего человека, но разве можно меня теперь назвать посторонней?

– Извините, вы не видели, автобус давно ушёл?

– Н-нет…

Я оглянулась, с удивлением обнаружив себя стоящей около остановки – как я тут очутилась? – но ещё большее изумление у меня вызвал тот факт, что вопрос задавала та самая девушка, о которой я только что вспоминала! Девушка, поссорившаяся со своим парнем в автобусе!

– Вы знаете, я сама недавно подошла…

– А-а-а! – протянула она. – Ну ладно. Простите за беспокойство!