ВРЕМЯ ЛАСТОЧЕК. Роман о первой любви

Молодой дембель Дроныч не слышал ее слов, он спал в кухне, уютно подложив руку под щеку, уже больше не знающую уставного бритья.

Лиза выдохнула и выпила. Горячий глоток прошел через все тело, оказавшись внезапно в каждом его уголке, пожег, защекотал, и где-то внутри стало тепло.

– Ну, как тебе наша херша? – укатывалась Лелька, разнося куски курицы на блюде. – Не бойся, не на кирзе! Не вштырит!

Лиза неподвижно сидела, обозревая исподлобья гостей, человек десять-двенадцать, в основном молодых парней и нестарых мужиков, но у всех были такие непростые лица, а у большинства такая дремучая и синяя щетина, что нельзя было понять их возраст. Девок было меньше, они все смотрели на Лизу с осторожностью и немного даже с вызовом.

Лиза уткнулась в тарелку с салатом, пытаясь поймать накромсанную капусту, потому что все остальное выглядело очень не по-свойски. Какой-то воняющий потом парень, подняв перед ней заросшую подмышку, перехватил словно бы летающую над столом бутылку и, громко двинув стул, отчего Лиза подскочила, бодро налил в ее граненый стакан чего-то светло-желтого.

– Пей! А я Сергей! Зови меня Сергей! – и чмокнул губами воздух. – Давай-ка с тобою выпьем на этот, будершафт.

– На брудершафт. Но только потом целуются обязательно. Троекратно. А от вас несет алкоголем, – ответила Лиза бесстрашно.

– Ладно… я вижу, что ты не дура. Ясно уже.

Лиза кивнула несколько раз, обреченно толкнула вилкой картошку и поняла, что пора линять.

– Ты с Москвы, кукла? – спросил Сергей, отхрущивая от редиски красную голову. – Учишься?

– Школу закончила.

– И что, прям девять классов?

Лиза взглянула на Сергея бледными глазами.

– Нет, двенадцать. У нас в Москве позакрывали все школы-девятилетки. Теперь только двенадцатилетнее обучение, а потом ты сразу в президенты идешь.

Сергей развел руки и скосил глаза, силясь уловить ход мысли, но ход мысли никак не ловился.

Он что-то хотел еще спросить, но Лиза выпалила:

– Мой папа прокурор, если что – обращайтесь. Он вас всегда посадит.

Теперь в глазах курносого Сергея отобразился вопрос и недоумение.

– А в клуб пойдешь со мной? – спросил он трогательно.

– В клуб? Нет. Не пойду.

– А почему?

– Потому что я не танцую.

– А! Ты не умеешь? Я тя научу! – и Сергей, подтаскивая стул поближе, плеснул в стакан еще чего-то прозрачного.

Лиза точно поняла, что ей уже пора, ловко вывернулась из-за стола и побежала прочь, на воздух, почуяв муть в горле.

Она вскочила в свои босоножки, сделала, приподняв сарафан, несколько прыжков по двору, к распахнутой калитке, как ей неожиданно перерезал путь стройный светловолосый парень в майке, полубрезентовых, словно рабочих, штанах и сапогах. Он залихватски курил, дымя папиросой, и, увидев Лизу, расставил руки.

– О-о-о… мадам… уже падают листья… – сказал он и шагнул вправо и влево, стараясь ее пропустить, но она тоже шагнула и вправо и влево, толкнулась о его фактурное плечо с сильно накаченным бицепсом и, стукнувшись о верею, выбежала прочь, пряча глаза и краснея через пудру.

Узнав того, кто воровал цветы в палисаднике, Глеба, Лиза совсем смешалась. Ей резко захотелось в Москву.

Глеб с минуту постоял во дворе, соображая, что за девка, и крикнул в разверстую пасть дома:

– Лель, а Лель! А что это за краля проскочила мимо меня?

– Иди сюда, Горемыкин! Иди, черт с рогами! Я тебя заобниму!

И парень нырнул в тяжелый мрак хаты, не выпуская папиросу изо рта.

Глава третья

«Ты красивая»

Лиза лежала на тахте, вытянув руки. Она натянула треники и кофту, но не могла согреться. Странно красивое для этого места лицо Глеба стояло у нее перед глазами, папироска так и пыхала в ослепительных зубах.

Зачем она это выпила, думалось ей. Мерзко. Ничем не заешь. Мать сварила ей кофе, но в глазах все равно тошнило.

– Они такие, да… местные-то. Гляди, больше не пей с ними.

– В Обуховке с нашими бабушками и с мелкими было безопаснее. И там никто не пил. Даже ладно, пили, но я же в этом не участвовала! Я представляю, как у них тут в клубе. Наверное, похищают, – простонала Лиза, поднимая хмельную голову. – Максимум, что было страшного, это когда моя кума гуляла, и ее хахаль подкатил к нам с парнями… Я сразу сделала вид, что я мелкая и мне пора домой, и мы ушли.

– Не вздумай ходить. А то как завезут на мотоциклах… изнасилуют и бросят в Сейм.

– Я хочу домой, в Москву. Они тут все такие страшные… Представь себе, два самых страшных – это брат Лельки, такой краснорожий, да и солдатик, тоже его можно на огороде ставить. Нет, тот, что мне наливал, вроде бы еще ничего, курносенький…

В ворота постучали. Лиза вскочила.

– Мам… если эти…

– Лежи, лежи… я скажу, что ты заболела.

– Мам… ну что сразу: заболела. Нет, я сама скажу.

И Лиза, поднявшись и охнув, пошла открывать.

За воротами покачивался тот самый блондинистый Глеб с висящей на нем совершенно туманной Лелькой, похожей на одетого во взрослую одежду резинового немецкого пупса в полный человеческий рост.

Глеб проговорил, чуть заплетаясь. Вид его был наглым и одновременно каким-то интригующим:

– Привет, соседка… не хочешь с нами пройтись? Покажем тебе пляж… наш…

– Иди ты! – засмеялась Лелька. – Лизк, правда, мы пойдем до Шубышкина, там надо кое-что взять. Идем? Не! Мы могли бы поехать на велосипеде!

– На медведе! С кручи – вниз! – фыркнул Глеб и по-свойски отвел с Лелькиного узкого лба прядь замусоленных волос.

Лиза пожала плечами.