Мама для Совенка

– А у вас неплохой словарный запас, барышня, – насмешливо озвучили на русском у нее за спиной. Юля обернулась. Вскинула брови. Человек в обычном мужском костюме смотрелся среди воинов в доспехах, как чиновник, заглянувший на реконструкцию. Короткая стрижка ежиком, темные очки, убранные наверх – встреть она его на улице, не обратила бы внимания. Но взгляд уже выцеплял знакомый оттенок волос, разрез глаз – незнакомец точно был местный, хоть и говорил по-русски без акцента.

Из окружавших девушку мужчин к нему шагнул один, обменялся парой фраз. Юля мельком отметила, что у этого золотой выгравированный узор на антрацитовых пластинах доспеха, кожаные перчатки и явно пошитые вручную высокие сапоги, а не грубые ботинки. Перед ней был кто-то из начальства.

– Так-так, – «русский» заглянул в ее сумку, выпотрошил содержимое на стол. Юля только зубами скрипнула, когда мобильник стукнулся об металл стола. Мужчина откопал кредитку, поднес к глазам. Девушка могла поклясться – он знал, что это такое, – Юлия Никольская. Приятно, – словно издеваясь, поклонился, – познакомиться.

Его сосед что-то сказал, и приветливое выражение лица «русского» сменила застывшая маска. Мужчина шагнул ближе, навис над девушкой. Жесткий голос давил, прижимая к полу:

– Кто вы? На кого работаете? Кто вам заплатил за похищение шестого принца?

Япона мама! Совенок – принц. Пусть шестой, но принц!

– Никто, – замотала головой, стараясь не поддаваться панике.

Перевода не требовалось, потому как второй из начальства в одно движение оказался рядом, вздернул ее наверх, впечатал в стену так, что в спине хрустнуло, а затылок стрельнул болью. Сдавил многострадальное горло.

Непонятные слова стегали по лицу, но хуже был огонь безумия, горящий в глазах мужчины. Черный зрачок расширился, серая радужка налилась золотом. Юля могла поклясться, что смотрит в глаза собственной смерти, но оторвать взгляд не могла – настолько дико и притягательно смотрелись ярко-оранжевые с черным зрачком глаза. В них хотелось погрузиться, им хотелось рассказать все. Эти глаза обещали покой.

Юля моргнула, стряхивая дурман. Мужчина чуть ослабил хватку, а мерцание в глазах снизило интенсивность.

– Лучше признайтесь, – устало посоветовали сбоку, – здесь знают толк в пытках.

Долбаное средневековье. Долбаное сострадание. Надо было пройти мимо, но Совенок… Нет, пройти мимо было нельзя. Надо было просто оставить малыша у себя, а не возвращать в семью убийц, которая еще и в пытках знает толк!

– Не упорствуйте, хуже будет, – уговаривал «русский», в то время как второй сильнее сдавливал горло – у нее уже цветные пятна плыли перед глазами. Юля захрипела, хватаясь рукой за ладонь мужчины – тело испуганно цеплялось за крохи жизни, и мучитель ослабил давление. Ей дали набрать воздуха, но отпускать не спешили, контролируя жизнь.

В этот момент Юле хотелось одного – чтобы все закончилось. Можно было не гадать, какое наказание ждет причастного к побегу принца. И какая разница – сейчас она умрет или чуть позже? Так хоть выскажет все, что думает о придурках.

Вернуть под свою власть впавшие в панику мозги было непросто, но она справилась.

– Идиот! – выдохнула в лицо монстра. – Вы все идиоты! Не зря Аль сбежал от вас.

Имя ребенка монстр уловил, нахмурился, вопросительно посмотрел на товарища. Тот перевел, потом спросил недовольно:

– Кто дал вам право так его называть?

Не все ли равно, как она называет Совенка, когда ее обвиняют в похищении? Юля прикрыла глаза, отказываясь отвечать на глупые вопросы, ее встряхнули, снова приложив затылком о стену, еще и медленно подняли руку, заставляя тянуться следом и встать на цыпочки. Юля зашипела от боли, искренне желая всем сдохнуть.

Желала вслух, уже не стесняясь – первым от боли скончалось воспитание, и «русский» хмыкнул, однако переводить не спешил. Мужчины заспорили, прервавшись, когда в пыточную вбежал незнакомый юноша и с поклоном передал тряпочный мешочек ее мучителю. Тот убрал руку с горла девушки, и Юле пришлось приложить усилие, чтобы позорно не сползти по стеночке. Поваляться в ногах она всегда успеет, но пока есть силы, останется на своих.

– Ну все, ты попала, – прокомментировал «русский», подрастеряв вежливое «вы», – доупрямилась? Теперь я не смогу тебе помочь.

Если это помощь, то она – ежик в тумане. Впрочем, до пыток пока не дошли. Так, может, действительно помогал, и зря она упрямилась? Только чем ей помочь «русскому», если она не знает, ни кто заплатил за «похищение», ни на кого ей нужно «работать». Даже соврать вразумительно не сможет. Засада… А в простую доброту здесь не поверят.

Воин между тем достал из мешочка знакомый камень – мыслевик, прижал его к коже на виске, скривился – процедура была явно неприятной, и Юля полюбовалась перекошенной физиономией.

– Ты, – выдохнул по-русски, навис сверху, обхватив затылок «каменными» пальцами, – отвечай сейчас же.

Юле ответила бы, покаялась, авось и поняли бы головы чугунные, что она тут ни при чем, но была у нее одна черта характера, из-за которой даже местные хулиганы с ней не связывались. Страх с адреналином шли у нее рука об руку. Грубо говоря – Юля была из тех, у кого от страха сносило крышу, и падала эта крыша исключительно на противника.

Вот и сейчас, чувствуя, что теряет контроль, а здравый смысл машет ручкой и уходит за горизонт, Юля выдохнула, расслабляясь. Бесполезно мешать тому, кто сейчас вылезет на сцену. Понесло, так понесло…

– А что, товарищ «Черный властелин», самим слабо догадаться? Умишко не варит?

Мужчина ошарашенно моргнул своими серыми с оранжевыми искорками глазищами, и Юля наконец поняла – что за странность цепляла в них. Глаза у мужчин были еще круглее и больше, чем у малыша, вдобавок ресницы наличествовали густые и темные, точно наращенные. И зрачок ненормальный – чисто как у совы. Сходство усиливалось, когда серая радужка становилась оранжевой. Совы, одним словом. И такие же заторможенные. Смешок она задавила не до конца, и тишина в подвале стала напряженной. «Русский» тяжко вздохнул, однако вмешиваться не стал. Не по рангу, видать, против «Черного властелина» идти.

– Отвечай, – повторил не так уже уверенно мучитель.

– А смысл общаться с идиотами? – пожала плечами Юля. Бушующий в крови адреналин позволил забыть о боли и недавно вскрытом горле.

Она вывернулась из-под захвата – точнее, ей позволили это сделать – шагнула к стоявшим в подвале мужчинам.

– Где вы были, когда ребенок сбегал из дома? Это ведь ты, – повернулась к «русскому», и тот отвел взгляд, – оставил камень переноса без присмотра? Позволил его взять? А ты?

«Властелин» вскинул брови, его совиный взгляд потерял кровожадность, и в нем мелькнули искры интереса.

– Хоть представляешь, каким опасным может быть мой мир для маленького ребенка, который никогда в жизни механизмы не видел? Просто чудо, что он не попал под машину или его не переехал поезд. Наши механизмы нельзя остановить мгновенно. Хотя кому я это объясняю? – она махнула рукой, отворачиваясь. Говорить становилось все труднее, голос подводил, не выдерживая. Да и запал уже погас.

– Только и умеете, что ножичками размахивать. А как воспитывать – так сразу «похитили», «заплатили»! Слабо признать, что от тебя такого, – обвела оценивающим взглядом, – самонадеянного просто сбежали? – она уже шептала – каждое слово шло через боль: – Ты был там, наблюдал. Неужели это было хоть немного похоже на похищение?

– Обвиняешь меня? – вздернул брови главный из «сов».

– Она в чем-то права, – подал голос «русский», за что тут же схлопотал.

– Лучше молчи, с тобой я еще разберусь. А ты со мной, – указал на Юлю.

Сказал – сделал. Ухватил за плечо, направив прочь из подвала. Девушка не возражала – в памяти был жив способ доставки сюда. Закатить истерику и поболтаться на плече – еще успеется.

На узкой лестнице мужчина заставил идти впереди, и Юля ощущала ввинчивающийся под лопатку взгляд. Так и представлялась тюрьма, конвой и ствол автомата, смотрящий в спину.

Поднявшись, они оказались в широком, мрачном коридоре. Теплый свет местных ламп лишь подчеркивал скорбный вид темно-серых, кое-где покрытых мхом камней. Через десяток шагов ее провожатый остановился, притормозив девушку за плечо. Мазнул ладонью по пустоте, камни на его браслете на мгновенье полыхнули синим, и пространство дрогнуло, подернулось рябью, а следом проступил совсем другой интерьер.

Словно сквозь мутное стекло, Юля смотрела на огромный зал, высоченные колонны, а собственные ноги приросли к полу, не желая делать шаг за грань.

– Испугалась? – поинтересовались сзади. Девушка фыркнула – варвара бы в лифт или в метро, тогда бы они сравнили свои страхи.

– Кто знает, как хорошо ты учился в школе, – пробормотала, не рассчитывая на ответ, но ей ответили. Мужчина развернул лицом к себе, впиваясь злым взглядом.

– Сомневаешься в моих силах, чужачка?

Нависший над головой здоровяк, который был шире ее раза в два, мог задавить, просто прижав к стене – даже меч не понадобился бы. И как-то сразу вспомнилось, что русский здесь понимают и надо бы следить за языком.

– Опасаюсь чужих технологий.

Мужчина хмыкнул, склонился еще ниже. Юля с удовольствием бы отступила, но за спиной была разорванная грань пространства. Пришлось терпеть.

– Опасаться здесь стоит только меня. И, чужачка, разве в твоем мире не принято говорить «вы» тем, кто выше?

– Ты хотел сказать – старше? – уточнила Юля. Нет, а что? Хочет – «вы», будет ему уважительное обращение к старшему поколению. – В моем мире если тебе тыкают в лицо, нечего ждать вежливости в ответ.